Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

укладывалось, что кто-то может с ними так говорить. А я вдруг понял, зачем Андрею грубый, совершенно безвкусный здоровенный перстень-печатка на среднем пальце правой руки. Серебряный, что ли, шут его знает.

— Ты ч-чо, падаль… — со зловещим подвыванием заговорил лидер, а остальные угрожающе нахмурились, — зажмуриться захотел?..

И он шагнул вперед. Андрей навстречу. И вдруг с отчаянным испугом вскрикнул:

— Что это⁈ — и ткнул пальцем вниз.

Противник невольно кинул взгляд туда же. И вмиг отхватил четкий, жесткий, убойный удар правой в челюсть — нечто среднее между хуком и апперкотом.

Хватило. Дурак мешком просел на пол. Двое обалдели — и ближний словил с ноги в пах.

— С-сука!.. — взвыл он, сгибаясь в три погибели.

Третий судорожно сунул руку за пазуху. Что там у него было, неизвестно, но я мешкать не стал.

Под руку подвернулся табурет — довольно хлипкая штука, но что есть, то есть.

На! — в жбан. Нокаут.

— Где Азиз? — рявкнул Андрей окоченевшей буфетчице.

Но тот уже испуганно высунулся из подсобки. Низенький упитанный человек восточного вида вряд ли мог быть кем-то иным, кроме как Азизом.

— Кто это? — отрывисто бросил старлей, уже достав из недр куртки наручники.

— Это? — с испугом и акцентом переспросил Азиз. — Это вроде Рубика ребята…

— А чего им тут надо? — Андрей все делал стремительно. Типу с пострадавшими тестикулами он прилично сунул в рыло, лишив того ориентировки. Затем его и главаря подтянул к батарее парового отопления и зафиксировал обоих наручниками через трубу: одного за правую руку, второго за левую.

— Чего?.. — переспросил Азиз, блудя темными глазами, — да вот ходят тут…

Он опасливо не договорил.

Гринев ткнул третьего носком ботинка:

— Руки за голову! Руки за голову, я сказал! Мордой в пол!.. — и вновь Азизу: — Это же вроде Булата тема?

— Это… это да…

Андрей недовольно хмыкнул, но не стал вытрясать душу из «трудящегося востока». Тот и так весь на измене, между двух огней. Ситуация в принципе ясна: два местных мелких мафиози Рубик и Булат делят сферы влияния. Сделать это корректно, видимо, не получается.

— Телефон есть? — вновь кинул хозяину опер.

— Телефон?.. Есть.

— Давай. Быстрей!

В кафе сунулись какие-то два поддатых мужика. Обмерли, увидав распростертые на полу тела.

— Милиция! — рявкнул старлей и даже выхватил удостоверение. — Спецоперация! Вход воспрещен!

Бухариков как ветром сдуло.

Азиз не без гордости продемонстрировал беспроводной телефон: трубку с антенной и кнопками, берущую сигнал метрах в тридцати-сорока от «базы». Гринев набрал номер, как я понял, своего прежнего отделения.

В трубке бормотнул неразборчивый мужской голос. Андрей сказал ему:

— Виталя, здорово. Гринев говорит. Да, да… Знаешь тошниловку на «Кузьминках»? Ага. Подошли срочно ближайший патруль ППС. Да, тут случайно взял трех уродов. Что?.. Потом подробности! Но зона по ним плачет. Пятерик-то они себе намотали по совокупности… Нет, без применения. Так упаковали. Виталя, я сказал, давай скорей патруль! Все!

Прикованные придурки начали очухиваться, шевелиться, бессильно материться. Третий лежал смирно, благоразумно решив не искушать судьбу. Старлей на это не обращал ни малейшего внимания. Да и на Азиза с его ассистенткой, собственно, тоже. Только велел повесить на дверь табличку «Закрыто».

— Вот так, Юр, — подмигнул он мне, — живешь и не знаешь, что придет наперед: то ли свадьба со звоном, то ли гроб с музыкой…

Это он процитировал классику советского кино.

Я счел нужным остаться рядом до прибытия группы ППС. И только когда бандюганов загрузили в УАЗ, распрощался с Гриневым. Он быстро набросал мне на бумажке свой новый телефон на Петровке.

— На связи! — и крепко, со значением стиснул руку.

Вернувшись в общагу я пообедал, грешным делом ублажил себя пивасом. Потом вздремнул часок, после чего вновь взялся за главу. Пахал как папа Карло. К Петьке кто-то заходил, гудели голоса, слышался смех… Я не отвлекался. Стало мало-помалу вечереть, вновь нахмурилось небо, хотя дождя не было. Я ощутил, как растет внутреннее напряжение: теракт у Кремля был не очень поздним вечером, что-то в районе двадцати часов… Время близилось. Эх, еще бы пивасика!..

Во входную дверь негромко постучали. Послышались шаркающие Петины шаги, женский голос… Теперь стукнули в мою дверь:

— Аспирант Зимин! — Петя мог и юморнуть. — К вам посетитель… ница!

Конечно, это была Ирина.

— Можно? — произнесла она и вежливо и хмуро враз.

— Входи.

Вошла, присела. Вид напряженный.

— С официальным визитом? — я улыбнулся.

Она дернула плечом:

— Можно и так сказать. Разговор серьезный.

Я помолчал секунд пять.

— Так ведь и мы с тобой люди серьезные. Излагай.

Глава 20

Ирина еще помедлила, словно не решаясь сказать то, что хотела. Наконец, решилась.

Для начала глубоко, прерывисто вздохнула

— Слушай… Я никогда не думала, что со мной может произойти такое.

Сказав это, она вновь сделала паузу. Вероятно, посчитала, что я заинтересованно переспрошу — а что произошло? Что случилось?.. Я заинтересовался, спору нет. Но переспрашивать не стал. Сказал:

— Слушаю.

Вышло это суховато.

Наверное, не на это она рассчитывала. Насупилась, недовольно поджала губы. Подождала. Я молчал. Она, видать, поняла, что ничего не поделать, начинать разговор придется с данной стартовой позиции.

— Буду честной, — наконец, объявила она. — Я не знаю, что со мной, как мне быть. Я разрываюсь между тобой… и…

Она кивнула куда-то вбок, таким жестом обозначив разрывавший ее объект.

— И тульским пряником, — подсказал я.

Ну, юмор не высшего сорта, готов признать. Сорвалось с языка.

Ирина вспыхнула:

— Слушай, а можно упражнять свое остроумие на ком-то другом? На самом себе, например?

— Можно. Но не нужно.

Это рассердило гостью пуще прежнего.

— Ах, вот оно что! Не хочешь, значит, со мной говорить?.. Ясно. Мои проблемы тебя не интересуют… Ну, конечно! — заговорила она с преувеличенным сарказмом, как плохая актриса. — Что в бабе может быть интересного⁈ Писька да сиська, ясное дело… Да, вот это интересно, медом не корми, дай пощупать! А что она человек, а не п*зда, что у нее в душе творится — ну, понятно, на кой черт это знать-то!..

Она хлюпнула носом и, по-видимому, приготовилась распустить нюни. Но тут подзавело уже меня.

Нет, каково? Явилась грузить меня своим внутренним миром! На, Юрий Михалыч, разберись-ка со мной, я вся такая