Ирландский обет - М. Джеймс

себя от радости. Мы строили совместные планы, планы сбежать, пожениться и сбежать от него. Это был последний раз, когда мы занимались любовью, прежде чем… — Его голос снова срывается, и он отводит взгляд. — Мы собирались стать семьей, — наконец говорит он, снова поднимая на меня взгляд. — Мы собирались быть вместе, втроем, и это было украдено у меня. — Его челюсть сжимается, его голубые глаза впиваются в мои. — Я не позволю этому случиться со мной снова, Анастасия.

Мое сердце замирает в груди.

— Прости, — шепчу я. — Мне так жаль, что это случилось с тобой и твоей сводной сестрой. Это ужасно. То, что с ней случилось, это худшее, что я могу себе представить. Но я не знаю, что я хочу делать, Александр. У меня еще не было возможности даже обработать это, не говоря уже о том, чтобы принимать решения и выбирать свое будущее, и это должен быть мой выбор. Мой. А не чей-либо еще.

Лицо Александра разглаживается, и он улыбается мне, протягивая руку, чтобы нежно коснуться моей щеки. Мы оба все еще стоим на коленях на полу, очень близко, так близко, что я чувствую его тепло, вдыхаю запах его одеколона и аромат его кожи. Знакомые запахи, запахи, которые когда-то помогали мне чувствовать себя в безопасности. Даже нравились. Защищали.

— Вот почему ты любила меня, куколка, — бормочет он. — Я делал за тебя весь выбор, все, что тебе нужно было сделать, это подчиниться. Такое может повториться снова.

— Нет, — шепчу я, качая головой, и чувствую, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Этого не может быть, Александр. Этого действительно не может быть.

— Пока ты любишь меня хоть немного, куколка, я в это не верю. — Александр качает головой. — Возвращайся со мной в Париж. Мы будем вместе. Если ты хочешь делать выбор, куколка, если ты хочешь быть Анастасией, а не моей маленькой куколкой, я постараюсь снова научиться так жить. У нас все может быть все по-другому. Мы будем семьей точно так же, как…

— Александр… — Слезы текут по моим ресницам, и я качаю головой, чувствуя, как будто он снова разбивает мое сердце. — Я тебе не верю. Я не могу. Может быть, Александр, который любил Марго, может быть, этот человек мог бы быть мужем и отцом, может быть, он мог бы прожить ту жизнь. Может быть, ты все еще мог бы. Но не со мной. Мы начали все определенным образом, и я не думаю, что мы можем это изменить. Возможно, есть кто-то, кто мог бы исцелить тебя так, как Лиам помог исцелить меня, но я не могу, Александр. Я так сильно этого хотела…. — Я пытаюсь остановить слезы, но не могу. Теперь они текут сильнее, и я наклоняюсь вперед, прижимаясь своим лбом к его лбу. — У нас нет будущего, в котором мы вместе.

Я тянусь к его руке, чувствуя, как его длинные пальцы касаются моей ладони. Пальцы художника, пальцы пианиста, руки человека, который любит красивые вещи.

— Ты любишь все красивое и сломанное, Александр, — шепчу я. — А я начинаю исцеляться здесь. Ты прав, я все еще люблю тебя. Я думаю, что часть меня всегда будет любить. Но я все больше и больше начинаю верить, что мое место здесь. Что Лиам — это тот, кому я принадлежу. Я почувствовала это еще до рождения ребенка, и этот ребенок этого не изменит. Неважно, чей он…

Раздается сильный стук в дверь и голос Лиама снаружи.

— Ана? Ты в порядке? Прошло некоторое время… я думаю, нам пора поговорить. Ты и я… одни.

Медленно, чувствуя дрожь, я встаю. Я протягиваю руку Александру, чтобы помочь ему тоже подняться, и он смотрит на меня с того места, где стоит на коленях, влажными голубыми глазами. В этот момент мне кажется, что между нами что-то изменилось навсегда.

Он берет меня за руку, его теплая ладонь касается моей, и поднимается на ноги. Он удерживает мой взгляд в течение долгой секунды, и я ожидаю, что он скажет что-то еще, но он этого не делает. Он просто отворачивается и направляется к двери. Когда он выходит, Лиам протискивается мимо, чтобы войти в ванную, а Александр один раз печально оглядывается на меня.

А потом дверь снова закрывается, и остаемся мы с Лиамом.

17

АНА

Я чувствую себя спокойнее, когда рядом стоит Лиам. Александр ненамного выше меня, но Лиам на несколько дюймов выше, поэтому он смотрит на меня сверху вниз, его лицо искажено беспокойством.

— Он ведь не причинил тебе вреда, правда, Ана?

— Я выгляжу обиженной?

— Я имею в виду словами. Эмоционально. Черт, я даже не знаю, что я сейчас имею в виду, девочка. Это была пытка, оставить тебя здесь с ним. Но ты попросила, так что…

— Я ценю это, — тихо говорю я. — Я знаю, ты не хочешь этого слышать или даже думать об этом, и я тоже, но есть шанс, что ребенок от него. И поэтому мне нужно было поговорить с ним наедине.

— Он прав. — Лиам резко выдыхает, очевидно, способный признать это без присутствия Александра. — Велика вероятность, что он его. У вас двоих часто был незащищенный секс, доведенный до конца. Мы с тобой…

— Тебе не нужно повторять это снова. — Я прислоняюсь спиной к стойке, покусывая нижнюю губу. — Александр, конечно, хочет, чтобы я вернулась с ним в Париж. Он говорит, что мы можем вырастить этого ребенка вместе.

— И что ты сказала? — Выражение лица Лиама тщательно скрывается, как будто он боится моего ответа.

— Я сказала ему нет. — Я вижу облегчение, которое мелькает на лице Лиама, хотя он быстро скрывает это. — Мы с ним не можем растить ребенка вместе. То, чем мы с ним были друг для друга… это были не те отношения. Этого никогда не могло быть. Я не могу вернуться с ним в Париж, но…

— Но что? — Спрашивает Лиам, на его лице снова появляется озабоченность.

— Ребенок может быть не твоим. Если я не поеду с Александром… ты хочешь, чтобы я вернулась на Манхэттен? Ты не можешь хотеть меня сейчас, возможно, я ношу ребенка от другого мужчины, и после всего этого…

Лиам пересекает пространство между нами в два шага, заставляя меня замолчать, когда он тянется ко мне, одной рукой обнимая за талию, а другой обхватывая мою щеку. Он свирепо смотрит на меня сверху вниз, его зеленые глаза блестят от эмоций.

— Мне все равно, чей это ребенок биологически, Ана, его или мой, — настаивает Лиам, его голос полон страсти. — Я люблю тебя, и если ты хочешь этого ребенка, если ты хочешь меня, тогда я твой. Мы будем семьей. — Его голос становится глубже, приобретая мрачные нотки. — Я убью Александра для тебя или попрошу Найла сделать это, если ты не хочешь, чтобы кровь была на моих руках, и