Трофей для Зверя - Полина Верховцева

По приезду в Асоллу король отдал ее старому магистру воспоминаний, приказав стереть все, что было прежде, загнать как можно глубже любые просветы дара, перебить все каналы силы. Оставить только ненависть к магии, и способность чувствовать все, что с ней связано.

После процедуры Мелена долго болела. Месяц она не вставала с кровати, еще два с трудом училась ходить. И все это время ни разу не вспомнила ни про мать, ни про сестер, ни про дом, от которого остался лишь горький пепел. Когда Вейлор объявил ее сиротой, она ничего не почувствовала. Давило немного где-то под лопаткой, но она быстро привыкла к этому ощущению и перестала замечать.

Король нанял для нее самого именитого лекаря, не жалел средств на лучших учителей и тренеров. Он растил ее, как маленького солдата. Взращивал ненависть, желание наказать каждого, кто посмеет прибегнуть к магии. Приучал ее к мысли о том, что они не люди, а мусор пол ногами, прокаженные, единственное назначение которых — быть высланными в долину Изгнанников и отдать свои силы, а потом и жизнь на защиту Милрадии.

Он лепил из нее идеального охотника. Был снисходителен и даже великодушен. Ведь лучше потерпеть рядом с собой одну одаренную, а взамен она поможет отыскать и устранить десятки других.

Вейлов всегда все просчитывал наперед.

Единственной его ошибкой было то, что он так и не понял, что в глубине Лосиного Утеса, три одаренные девочки разбудили не медведя, а совсем другого зверя.

Глава 14

В темном проеме появился молодой кхассер и удивленно уставился на Мелену, безвольно висящую на руках у императора:

— Притомилась, бедная?

Маэс не ответил. Он ни черта не понимал, что происходит.

Тем временем Брейр заметил оборванку. При его приближении она отпрянула, громко зазвенев цепями, и совсем по-звериному зарычала.

— Это еще кто? — он нахмурился, рассматривая ее с изрядной долей брезгливости, — похожа на…

Брейр растерянно обернулся:

— Ее тоже забираем?

— Предлагаешь оставить здесь? — глухо спросил император.

Брейр снова начал приближаться к грязной пленнице. В этот раз примирительно разведя руки и почти улыбаясь:

— Тише. Мы не тронем тебя. Просто заберем из этой темницы. Эй!

Она бросилась вперед, метясь ломаными ногтями ему в лицо. Кхассер легко увернулся, заскочил ей за спину и, перехватив за костлявое запястье, заломил руку за спину.

— Уймись!

Они шипела, нечленораздельно вопила, брыкалась, пытаясь пнуть захватчика. Тогда Брейр сжал сильнее, а второй ладонью сдавил тощую шею, блокируя движения.

— Тащи ее на улицу, там разберемся.

Молодой кхассер выдрал из стены скобу, на которую крепилась цепь, и поволок находку на улицу. Хрипы стали громче, а движения еще бестолковее.

— Бешеная!

Чем дальше он утаскивал ее от затхлого, каменного мешка, тем сильнее она бесновалась. Все пыталась вырваться и сбежать обратно.

— Я сейчас ей тоже хребет сломаю, — угрюмо произнес он, когда она протяжно завыла, цепляясь пальцами за стены.

Снаружи их ждала притихшая, перепуганная Доминика. Сжимая в руках большой нож, она переводила испуганный взгляд то на обездвиженного кхассера, то на темный пролом в скале, из которого доносились дикие вопли.

Потом из тьмы вынырнул Маэс с Меленой на руках, а следом за ним, громко и выразительно ругаясь, появился Брейр, волоком таща за собой что-то темное, лохматое и несуразное.

— Что произошло? Что это?

— Еще одна находка. Подарочек, — он вытолкнул это вперед.

Оборванка неуклюже приземлилась на снег, но тут же вскочила на четвереньки, подобралась, как звереныш, и оскалила гнилые зубы.

— Она совсем дикая?

— И безумная, — Брейр натянул цепь, не позволив наброситься на Доминику, — не подходи к ней.

Ника и сама не собиралась приближаться к беснующемуся созданию. Вместо это медленно, бочком, отошла туда, где Маэс уложил Мелену на расстеленный плащ.

— С этой-то что?

— Я не знаю. Заметалась в панике, потом отключилась.

— В панике? — Ника с сомнением посмотрела на бледную Мел, — Она?

Уж кто-то, а глава королевской стражи меньше всего походила на паникершу или на человека, которого можно испугать.

Доминика опустилась рядом с ней на колени и прикоснулась к холодной, потной ладони, привычно находя линии жизни. У Мелены они были совершенно ровные и здоровые, без изгибов, узлов или перебоев. Даже ярче, чем прежде.

— Она совершенно здорова. Просто обморок.

Казалось бы, Мелена и обморок — вещи не совместимые, но в этом месте творилось черт знает что, и Маэс уже ничему не удивлялся.

Тем временем Брейр связал брыкающуюся оборванку, а рот завязал тряпкой, потому что от безумных воплей закладывало уши.

— Посмотри ее, — приказал император, и Доминике пришлось подчиниться.

Состояние у бродяги было плачевным. Слабая, истощенная, и казалось, будто нет ни одной линии без поломки. Вроде молодая, а по состоянию, как старушка.

Давясь от жалости, Ника ее вылечила и наполнила жизненными силами. Щеки у оборванки уже не были такими бледными, и вся она будто распрямилась, но по-прежнему продолжала шипеть и скалиться на остальных.

— Готово, — Доминика медленно поднялась, вытирая руки о плащ, — я сделала все, что могла, но голову вылечить мне не по силам.

— Ну и зачем нам эти два безумца? — угрюмо спросил Брейр, — ладно…рысь. Он последний, за него еще можно побороться, но эта…

— Зачем ты так? — прошептала Ника, — мы не знаем, через что ей довелось пройти.

— Вряд ли она расскажет. Порой, лучше прекратить мучения, чем растягивать их в погоне за несбыточной надеждой.

Ей как-то удалось подняться, но при попытке шагнуть она снова повалилась на землю и поползла, извиваясь как змея. Безумный взгляд был неотрывно прикован к провалу в скале.

— Куда тебя несет, — кхассер подхватил ее под руки и усадил обратно, невзирая на судорожное мычание.

Император, до этого просто наблюдавщий за их возней, задумчиво произнес:

— Надо проверить пещеру.

— Что там искать? Вонь? Старое шмотье? Объедки?

— То, радо чего она так рвется обратно.

Начиная от самого входа, Маэс начал тщательно проверять каждое ответвление, и они неизменно оказывались тупиковыми. В конце концов он снова добрался до грязного логова. Прошелся по периметру, небрежно отпихивая с пути обглоданные кости и пустые жестяные тарелки, разворошил сальную постель, даже в черный от копоти и жира котелок заглянул. Ничего.

Но когда уже собирался уходить, услышал легкий шорох. Невесомый, будто бабочка задела крылом и такой же мимолетный. Он доносился из того угла, где высилась куча бессмысленного барахла.

Маэс подошел ближе, жадно прислушиваясь и втягивая воздух, в тщетной попытке что-то учуять. Брейр был прав, вонь стояла дикая — грязным телом, кхассером, гарью, тухлыми остатками еды и нечистотами.