Крутое время - Хамза Есенжанов

— Вы хотите проверить меня? Гонец Гаруна-тюре из Джамбейты тоже следит за каждым моим шагом.

— А, — поморщился Азмуратов. — С ним разговор короткий. Один полицейский — небольшая потеря. Никто его оплакивать не станет.

— Ну, а дальше что? Как я все это объясню офицерам?

Если они не поверят и оторвут мне голову?

Азмуратов понял, что Сальмен попался в его ловушку. Теперь надо было только уследить, чтобы жертва не сорвалась с крючка.

— Справедливые опасения, господин Аманбаев. Об этом, признаться, я не подумал. Офицерам лучше не объяснять, а приказывать. Поэтому, видать, мне лучше самому ехать. Вас посылать опасно. Офицеры, связанные клятвой перед велаятом, могут взбунтоваться.

Чувство радости и досады одновременно мучили Сальмена. Неужели мечта, лишившая его покоя со вчерашнего дня, так легко, неожиданно осуществилась? Неужели теперь они будут вместе с теми простодушными, добрыми джигитами в походах и на привалах? Вместе будем бороться. чтобы горе никогда больше не омрачало лица наших детей и жен. Протянем руку дружбы тем смелым джигитам, нашим братьям, которые мужественно перенесли на чужбине все лишения ради свободы своего народа! Но почему мы раньше об этом не думали? Ради чего мы клялись проливать невинную кровь? Над кем занесли шашки на проклятие друзей, на смех врагу? Хорошо, что мы все же опомнились вовремя. Нас, кстати, осенила мудрость предков: тот не заблудился, кто снова пристал к своему косяку. Создатель не покинул нас, озарил наш путь…

Сальмену вспомнился дом в Уиле, двухлетний сын, молодая жена, отец с матерью…

— О чем задумались, господин прапорщик? — насмешливо спросил Азмуратов. — Я сам поеду, не беспокойтесь.

Но Сальмен не расслышал насмешки в голосе офицера, счастье ослепило его. Он порывисто подошел к Азмуратову, стоявшему к нему спиной у окна, и заговорил — со всей искренностью:

— Я не могу себе простить, господин командир, что так поздно понял всю правду. Так тяжело было на сердце, будто я совершил ужасное преступление. Вы сделали первый смелый шаг навстречу справедливости. Не все отдают себе отчет в том, что такое гражданский долг. Только немногие посвящают народу свою короткую сознательную жизнь. Извините, я не думал, что вы один из этих немногих. Вы оказались истинным сыном народа. И я рад, и горд, что в вашем лице нашел старшего брата, который удержит меня от ошибок, а в трудный час защитит… Я ждал и верил, что найдется такой человек, который вырвет из когтей опасности невинных, тихих и скромных сынов степи. Когда я вместе с отрядом выехал из Уила, не думал, что встречу безобидных людей, единокровных братьев. И только сегодня ночью донял, что считать врагом обездоленных, лишенных знания и культуры бесправных людей — кощунство, подлость, преступление. Поднять на них руку, все равно что поднять руку на родную мать. Вы с меня сияли тяжкий грех, тысячи благодарностей вам! И если для такого единения потребуется моя маленькая жизнь — я готов ею пожертвовать. Я готов поехать за остальными офицерами и уговорить их.

— Нет, нет, я сам поеду, — резко сказал Азмуратов.

Сальмен волновался, лицо его горело.

«Подлец! Предатель! — думал между тем Азмуратов. — Прав был Аблаев. Оказывается, мерзавец, пакостил втихомолку. Не зря ходил к дружинникам…»

— Собери юнкеров перед домом! — приказал он? Канкоже.

Его продолговатое бледное лицо осталось непроницаемым, горячие слова Сальмена даже не задели его. Он по-прежнему смотрел на прапорщика, как змея на завороженного воробья.

Когда Жанкожа, торопливо объехав пять зимовий, собрал юнкеров, Азмуратов вышел из дому, сел на темномухортого коня.

— Славные офицеры! Я отправляюсь в путь, чтобы привести сюда всех наших джигитов. В мое отсутствие командовать вами будет офицер Аблаев. Он старше всех вас и по возрасту и по званию. Выполняйте его приказания беспрекословно. До встречи, джигиты!

Азмуратов пришпорил коня, за ним следом поехал Жанкожа. Отъехав на несколько шагов, офицер придержал коня, обернулся.

— Капитан Аблаев! — крикнул он. — Вместе с прапорщиком Аманбаевым проводите меня до устья реки.

— Хорошо! — откликнулся Сальмен.

Аблаев только кивнул и направился к оседланному коню.

За речушкой Ащисай возвышался Черный бугор. Его хребтина за знойное лето высохла и побурела. Легкой рысью подъехал Азмуратов к бугру и остановился у подножия. Быстрая породистая кобыла Сальмена могла доскакать сюда раньше, но прапорщик был так восхищен Азмуратовым, что счел неприличным обогнать командира. Он ехал рядом с Аблаевым и Жанкожой. Как только Азмуратов остановился, Сальмен придержал коня и стал чуточку за ним.

— Симпатичная докторша вам, случайно, не знакома? — спросил Азмуратов.

— Да, господин старшина! Только она не доктор, а медсестра. Я еще в Уральске знал ее. Она невеста моего друга, с которым вместе учились. Сестра известного в

Уральске Курбанова. Брат отправил ее в больницу Шугу-лова для хирургической практики. А сейчас она вместе с дружинниками. Хорошая девушка, мусульман понимает,

— Значит, невеста, говорите?

— Да, невеста. Оба красивы. Оба друг друга любят. Прекрасная пара!

— А где этот ваш друг? Как его фамилия?

— Жунусов, зовут Хаким. По слухам, он сейчас в полку Айтиева. Весной во время мятежа атаманов сидел в тюрьме.

— Разве у Айтиева есть полк?

— Да. И дружинники хотят примкнуть к нему.

Азмуратов насупился.

— А откуда этот полк возьмет оружие?

— Чего-чего, а оружие раздобыть нетрудно. По слухам, они бьют атаманов их же оружием.

— Давно ли вы сочувствуете Айтиеву?!

Сальмен рассмеялся.

— Быть сторонником Айтиева разве не счастье, господин Азмуратов?..

— Значит, красавица-девица тоже большевичка?

И, не дожидаясь ответа, Азмуратов подозвал к себе Аблаева.

Бледный до синевы капитан одним прыжком подскочил к командиру.

— Через два дня на третий рано утром я буду здесь, господин капитан. Ваши опасения подтвердились. Сальмен Аманбаев оказался другом большевиков.

Аблаев отъехал и остановился сзади Сальмена. Азмуратов подал ему знак. «Что это значит?»— молнией промелькнуло в голове Сальмена. Он не успел повернуться, как за спиной раздался выстрел.

Сальмен вскрикнул и опустился к гриве коня. Породистая кобыла встала на дыбы.

— Сальмен-ага! — истошно крикнул Жанкожа, бросаясь к прапорщику…

Хмурый офицер, преследовавший Сальмена со вчерашнего дня, сам вынес приговор и сам же привел его в исполнение.

Сальмен, однако, не свалился с коня; будто стараясь усесться поудобней в седле, он уперся обеими руками о шею кобылы и поднял голову.

— Эх!.. Жаль! Обманули меня, Жанкожа!..

И снова бессильно припал к гриве.

— Сальмен-ага! — не слыша себя, прокричал юнкер. — Прощай, ага!..

Сальмен простонал, с усилием поднимая голову, посмотрел на юного джигита. Ветер относил в сторону его предсмертные слова:

— Обманули меня… Жанкожа… Расскажи Жунусу… и всем… прощай!.. Я чист перед вами, Хаким! Проща-а-а-ай!..

Раздался второй выстрел, но Сальмен уже не видел, как упал с коня его юный друг Жанкожа и как из его детского рта тонкой струйкой потекла кровь.

Глава четырнадцатая

В эти дни Хаким находился между жизнью и смертью.

Он попал в окружение хмурых, безжалостных людей, от которых веяло ледяной стужей, и лишь на лице одного русского, с острой бородкой, Хаким заметил робкое человеческое тепло. На него-то он и поглядывал с надеждой.

Когда седлали коней, остробородый шепнул Хакиму: «В Бударино тебя хотят убить». Его слова точно молния ударили Хакима, но шепот мужика обнадеживал, невидимой нитью связывал с жизнью. Будто стужа и пламя одновременно обожгли юношу.

«Кто он? Ангел-хранитель среди жестоких зверей? Или он такой же, как я, несчастный, попавшийся им в лапы? По оружию, по виду похож на казака, но говорит по-казахски. В глазах светится милосердие, в голосе слышится сочувствие. Нет-нет, он совсем не похож на тех, как небо не похоже на землю…» Хаким старался держаться поближе к этому русскому, потрухивающему на коне в конце отряда. Ему хотелось услышать от него еще хоть одно доброе, теплое слово…

Хаким не знал, что остробородый русский, похожий на крестьянина, был Гречко, тот самый русский, который на речке Ямбулатовке спас от верной смерти Мендигерея, а если бы знал, то заговорил бы с ним открыто, как со старым знакомым, и посоветовался, попытался бы что-нибудь предпринять.

Последняя попытка! Разве можно не думать о ней? Бездонными глазницами уставилась на Хакима смерть. Какое живое существо согласится так просто расстаться с жизнью?! Нелегко покидать навеки родной край, отца, мать, братьев и сестер, друзей и товарищей! Разве согласишься отдаться смерти, не увидев, не обняв, не поцеловав в последний раз любимую?! Безвозвратное всегда страшит. Ничто живое не хочет нырять в безмолвную пучину смерти! Горячие слезы выступили на глазах Хакима. Но враг не увидел их: юноша как бы невзначай провел рукавом по глазам…