Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

Мне нечего на это ответить, поэтому пожимаю плечами, точь-в-точь как Финн.

– Я бы на твоем месте не стал упускать такой шанс.

– Мне не нужна его помощь.

– Да нет, нужна.

Молчу.

– Есть хедхантер, который подыскал тебе работу, и, если бы ты хоть немного была в этом заинтересована, ты бы ее уже получила. Есть подруга, которая хочет, чтобы ты помогла ей разработать сайт для продажи одежды. Не смотри так, я был в доме, когда вы это обсуждали. Совершенно очевидно, что тебе нужна помощь.

Молчу.

– Я знаю, тебя не интересует чужое мнение. Ты считаешь, что оно неверно. И не правдиво. Да-да, ты сама мне об этом рассказывала. Иногда – не всякий раз, а именно иногда – мне кажется, что ты неправильно смотришь на вещи. Не знаю, от чего ты все время защищаешься, но, по-моему, ты зря так себя ведешь.

Повисает долгое молчание. Раньше, когда я тебя ненавидела, было гораздо проще. А теперь ты достаешь меня до кишок, и мне, черт возьми, нечего тебе возразить.

– А почему «Ганз н’ Роузес»?

Ты сбит с толку.

– Не понял?

– Почему всегда «Город-рай»? Ты возвращался домой только под эту песню.

– Ни почему. Просто у меня в джипе плеер зажал этот диск. И играет только это.

Я в растерянности. Там, где мне чудился какой-то символичный подтекст, ничего не обнаружилось. Я опять попала пальцем в небо.

– Ладно, пойду спать, а то завтра дети рано встанут. Мы хотим собрать горох и посадить помидоры.

Делаю вид, что мне до лампочки. Но втайне завидую вам. У меня-то горох не уродился.

– Ты как, нормально?

– Угу.

– И просто чтоб ты знала, Джесмин: я бы о тебе никогда так не сказал. Наоборот, если бы не ты, мне было бы очень одиноко. А с тобой я ни секунды не чувствовал себя одиноким.

У меня перехватывает дыхание. Ты идешь в дом, и я медленно провожаю тебя взглядом. Хмель улетучивается, я абсолютно трезва. И хотя в голове шумит, мысли ясные, как стекло. Сижу во главе стола, там, где обычно сидишь ты. Вот как столы оборачиваются в этой жизни.

Глава двадцать вторая

На следующий день просыпаюсь от солнца – оно слепит глаза. Кто-то названивает в дверь. Голова раскалилась так, будто я лежала под огромной лупой. А все потому, что не потрудилась задернуть шторы, прежде чем лечь спать. Моментально вспоминаю все, что было вчера, и это похоже на удар пыльным мешком, набитым камнями. Крестины, Лоуренс. По сравнению с этим тот факт, что я вытащила тебя из постели посреди ночи, сущая ерунда. В дверь продолжают звонить.

– Ее нету, пап! – Голос детский, это, наверно, Кайли. А может, Крис, их трудно различить.

– Она там. Позвони еще! – кричишь ты через дорогу.

Со стоном разлепляю глаза, мне тяжело смотреть на белый свет. Язык, как наждачная бумага, шарю на тумбочке в поисках воды, а вместо нее нахожу бутылку водки. Пустую. Желудок мучительно сжимается. Это становится дурной привычкой, но я знаю, я точно знаю – это в последний раз. Я больше не могу. Попытка избавиться от дурных привычек становится дурной привычкой. Пора возвращаться к нормальной жизни. Будильник показывает, что сейчас полдень, и я ему верю, солнце уже высоко.

Совершаю путешествие вниз по лестнице, держась за перила. Сердце колотится, коленки дрожат, один раз чуть не падаю. Зато окончательно просыпаюсь. Открываю дверь и вижу двух мелких блондинов и Санди. Мелкие смотрят на меня с неодобрением, Санди с юмором. Тут же закрываю дверь обратно и слышу, как он смеется.

– Ладно, дети, дадим ей минутку привести себя в порядок.

Чуть-чуть приоткрываю дверь, чтобы он мог войти, а сама бегу наверх – принять душ и облагообразиться. Спускаюсь, освеженная, но трепетная. Все болит – башка, руки, ноги…

– Бурная ночь? – спрашивает Санди с легкой усмешкой. – Или вы еще нездоровы? – В голосе прорезается гнев, и я испуганно поеживаюсь.

От страха не решаюсь на него посмотреть, мне ужасно стыдно, что я не пришла на собеседование, а главное, не предупредила его об этом. Он варит кофе, закатав рукава рубашки. Сегодня он в джинсах, а не в костюме, и без этой строгой униформы кажется беззащитным: ему уже не спрятаться под личиной делового человека. Меня вдруг охватывает болезненное чувство вины из-за Лоуренса, как будто я предала Санди, хотя между нами ничего и не было. Он хедхантер, я безработная, ничего, кроме этого, нас не связывает, но ощущение, что я его обманула, с этим не стыкуется. Что-то, тайное и невысказанное, все-таки было. И конечно, понадобилось переспать с другим, чтобы это осознать.

– Санди. – Беру его за руку, и он вздрагивает от неожиданности. – Мне очень стыдно, что я не пришла на той неделе. Пожалуйста, не думайте, будто это от легкомыслия, поверьте, все не так. Я хочу прямо сейчас все вам объяснить и надеюсь, вы меня поймете.

– Значит, вы не были больны, – мрачно отмечает он.

– Нет, – признаю я.

– Не думаю, что у нас есть время на разговоры. – Он смотрит на часы, и у меня падает сердце.

– Пожалуйста, прошу вас, останьтесь, я все объясню…

– Да я не ухожу. – Он облокачивается на кухонную стойку, скрещивает руки на груди и смотрит на меня.

Несмотря на свое смущение, с трудом удерживаюсь от того, чтобы улыбнуться. Глядя на него, я млею, становлюсь мягкой как воск. Наконец он не выдерживает и улыбается, качает головой, как будто улыбка возникла сама, помимо его желания.

– Ты бестолочь, понимаешь? – нежно говорит он, как будто это комплимент.

– Я знаю. Прости меня.

Он неотрывно смотрит на мои губы, а я жду, когда же это наконец случится, а оно неизбежно должно случиться, или, может быть, мне нужно что-то сказать, или самой поцеловать его, но тут раздается звонок в дверь, и он подскакивает, точно нас застигли на месте преступления.

Подавив стон, иду открывать. Вы входите всей оравой: ты, малыши, папа, Зара, Лейла с крайне извиняющимся лицом, за ней Кевин, Хизер и ее помощница Джейми. У Хизер исключительно гордый вид. Ты, судя по всему, забавляешься от души. Санди встревожен.

– Эй, ты в порядке?

Меня начинает трясти с ног до головы. Не знаю, может, это алкогольная интоксикация, но на меня вдруг накатывает ужас. Ну да, похмелье, конечно, тоже в этом замешано. Мозг судорожно командует измученному организму: спасайся! Немедленно. Хоть бегом, хоть ползком, и второе, конечно, предпочтительнее. Я знаю, зачем они пришли, я понимаю это по горделивому выражению Хизер. Она, разумеется, уверена, что поступает мне во благо, что я буду чрезвычайно рада.

Кевин заключает меня в теплые объятия, я холодею, руки бессильно свисают по бокам.

Ты хмыкаешь, активно развлекаясь за мой счет.

Наконец Кевин отступает.

– Хизер просила меня позвать Дженнифер, но ее не было дома, и я решил прийти сам.

Открываю рот, но не нахожу, что сказать.

– Вы ведь садовник? – спрашивает у тебя Кевин, вспомнив свой прошлый визит.

Ты с насмешливым любопытством смотришь на меня.

– Мэтт мой сосед. Его сын пару раз помогал мне кое-что сделать в саду.

Кевин старается пригвоздить тебя взглядом к позорному столбу.

Ты улыбаешься, как Чеширский Кот:

– Да ладно вам. Мы пошутили – вы купились. С кем не бывает.

Все идут в гостиную, по дороге захватив с собой стулья, потому что там не хватит мест для такого количества народу. Ты оглядываешься, широко улыбаясь, исполненный радостного энтузиазма. Дети все вместе садятся за кухонный стол, раскладывают книжки-раскраски и пластилин. Я ускользаю на кухню, якобы приготовить чай и кофе, но на самом деле я вынашиваю план бегства, ищу подходящую причину, повод смыться.

Санди идет за мной, но я настолько не в себе, что почти не замечаю его.

– Ты как? – спрашивает он.

Я временно перестаю метаться и твердо заявляю:

– Я хочу сдохнуть. К чертям собачьим прямо сейчас.

Он кладет руку мне на плечо и, прикусив губу, оглядывает все сборище, как будто тоже ищет, как бы мне отсюда выбраться. У меня вспыхивает слабая надежда, что он что-нибудь придумает.