Пламя любви - Барбара Картленд

Он промолчал; и несколько минут они сидели молча. Мона опустила голову ему на плечо, сильная рука его обнимала ее за плечи. Сейчас ей было почти хорошо.

«Хотела бы я остаться вот так, — думала она. — Погрузиться в вечный сон без сновидений и не думать больше о своих бедах и заботах. Должно быть, дело в том, что впервые в жизни я осталась одна. Раньше Лайонел всегда был рядом, я знала, что, если случится беда, я могу положиться на него, а теперь никого нет…»

Она почувствовала, что сейчас заплачет, и заставила себя открыть глаза.

— Ладно, — торопливо проговорила она, — не дело держать тебя тут всю ночь. Спокойной ночи, Майкл, и спасибо тебе. Извини, что испортила тебе праздник.

— Ты ничего не испортила, — ответил он, но хлопанье дверцы заглушило его слова.

— Не выходи, не надо! — крикнула Мона и вышла из машины сама, не дожидаясь, когда он со своей больной ногой обойдет автомобиль и откроет ей дверь.

Он увидел, как за ней захлопнулась дверь Аббатства, и повернул машину к дому.

Стараясь не шуметь, Мона вошла в дом и включила свет. Мать ее всегда спала очень чутко, а сейчас к тому же была сильно простужена.

Майкл усиленно приглашал ее к себе на вечер, но вместо этого она выпила горячего чаю и отправилась в постель, понимая, что в таком состоянии на многолюдном празднике ей делать нечего.

Мона тихонько прокралась наверх. Будить мать она не хотела, потому что не смогла бы внятно объяснить ей, зачем ушла домой одна, бросив Чар.

В камине у нее в комнате горел огонь, разожженный перед сном заботливой няней. Мона разделась и завернулась в халат. Она сидела перед камином, глядя на огонь, когда за спиной у нее отворилась дверь.

Мона подняла голову, ожидая увидеть мать, но перед ней стояла Чар.

— Я не слышала, как ты подъехала, — вырвалось у Моны.

Ложась спать, она собиралась запереть дверь, чтобы Чар по возвращении не смогла пристать к ней с разговорами.

— Джарвис высадил меня в начале аллеи, — сухо объяснила Чар. — Он очень зол.

— Извини… — проговорила Мона и тут же сообразила, что этого говорить не следовало.

— Правильно извиняешься!

Чар пересекла комнату, устроилась в кресле у камина и вставила сигарету в длинный черный мундштук. Мона молча смотрела на нее. Выпустив в огонь клуб дыма, Чар заговорила:

— Завтра он приедет сюда обедать.

Мона глубоко вздохнула:

— Мне это будет неудобно.

— Серьезно? — не вынимая мундштука изо рта, проговорила Чар.

— Да.

— И почему же? — выпалила Чар.

— Потому что мистер Леккер мне не нравится, и я не вижу смысла поддерживать это знакомство, — не отрывая глаз от пламени камина, твердо произнесла Мона.

— Ну и дура!

— Может быть. Но это мое дело, разве нет?

— Ошибаешься, — рявкнула Чар, — это касается нас всех!

Мона почувствовала, что пора наконец проявить твердость.

— Чар, мне жаль, если ты разочарована, но, в конце концов, нам с тобой не могут всегда нравиться одни и те же люди. Не сомневаюсь, в Лондоне множество женщин, которые будут только счастливы закрутить роман с Джарвисом Леккером, и ему с ними будет куда веселее, чем со мной сейчас. Кстати, когда ты возвращаешься в Лондон?

Этот монолог дался ей нелегко, и все же Мона произнесла его до конца. Чар бросила на нее взгляд, значения которого Мона не поняла, вскочила и зашагала по комнате взад-вперед, роняя пепел на ковер.

Сейчас она напоминала животное в клетке. Какого-то хищника — тощего, ободранного, без малейшей кошачьей грации. Скорее, даже хищную птицу. «Стервятник, питающийся падалью», — подумала Мона, вспомнив, как однажды видела этих отвратительных существ на трупе льва в пустыне.

Наконец Чар рухнула обратно в кресло.

— Ладно, выложим карты на стол, — проговорила она своим хриплым, будто сорванным голосом.

— У меня карт нет, Чар. Покажи свои.

— Знаешь, это не игра, — проговорила Чар. — Для меня это чертовски важно.

Мона почувствовала, что она всерьез раздосадована.

— Почему? — спросила она. — Объясни, я не понимаю.

— Ты, значит, стала туго соображать за последние годы. Джарвис Леккер — миллионер. Как только я с ним познакомилась, сразу сказала себе: вот он, большой куш! Скоро я поняла, что ему нужна жена — жена из хорошего семейства, которая введет его в высшее общество. Тогда я познакомила его с тобой и не сомневалась, что все пройдет гладко! Я точно знала, что от тебя он будет в восхищении, — все мужчины тобой восхищаются; но все обернулось так, как я не ожидала. Он влюбился в тебя. Втрескался как сумасшедший. Если теперь ты ему откажешь, другую жену для него мне уже не найти.

— Чар, мне очень жаль, — невольно улыбнувшись, ответила Мона, — но, право, тебе стоило обо всем этом сначала посоветоваться со мной.

— Хватит дурочку валять! — свирепо рявкнула Чар. — Ты что, намерена остаток жизни провести в этой дыре? Да-да, знаю, дома и стены помогают, и все такое прочее; но, девочка моя, через пару месяцев ты здесь со скуки сдохнешь! Если еще не сдохла. Что тебе здесь делать? А я тебе предлагаю настоящую жизнь!

Мона не ответила. Чар продолжала:

— Только подумай, на что Джарвис будет готов для тебя! Он богат — может быть, один из богатейших людей в стране — и будет еще богаче. Немного его пообтесать, и из него получится отличный муж!

Мона поднялась на ноги и потянулась.

— Я не собираюсь обтесывать Джарвиса Леккера, — холодно сообщила она. — Я вообще не хочу больше его видеть.

— А ему ты об этом сказала?

— Нет, ему об этом скажешь ты.

О вежливости Мона больше не заботилась. Она смертельно устала от Чар и ее махинаций. Одно дело — смотреть на интриги со стороны, и совсем другое — когда паутиной интриг опутывают тебя.

— И не надо спорить, Чар, — продолжала она. — Это ни к чему не приведет. Я приняла решение и его не изменю. Утром ты позвонишь Джарвису Леккеру, попросишь его поужинать с тобой в Лондоне и там ему все объяснишь.

Слова эти звучали вполне однозначно, и Чар бросила на Мону свирепый взгляд.

— Значит, меня ты тоже выставляешь за дверь?

— Не то чтобы выставляю, однако, сама видишь, нам сейчас тяжело так долго принимать гостей. Няня стареет, ей все труднее работать, а каждый новый человек в доме — это много дополнительного труда.

— Ты не имеешь права так со мной поступать! — завопила Чар, вцепившись обеими руками в подлокотники кресла.

— Чар, не будь ребенком! — взмолилась Мона. — Я вернулась домой, чтобы отдохнуть и побыть с матерью. Спасибо, что решила обо мне позаботиться, но, честное слово, мне сейчас не нужны ни кавалеры, ни мужья. Все, что мне нужно, — одиночество и покой.