Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл

Позади «Форда» никого не было. Найджел переключил передачу на задний ход и нажал на акселератор. Машина рванулась вперед и с неожиданно громким лязгом въехала в зад стоящего впереди автомобиля. Найджел закричал от ярости. Он опять по ошибке включил не ту передачу!

В той, другой машине, малолитражном «Ситроене Дайан», сидели четверо мужчин, и все они уставились на него через заднее стекло, выкрикивая ругательства и потрясая кулаками. Водитель вышел. Это был здоровенный, мощного сложения чернокожий детина, примерно ровесник Найджела. На этот раз Найджел успешно врубил задний ход и сдал назад. Детина догнал его машину и ударил кулаком в стекло, но Найджел рванул вперед, едва не сбив его, и помчался на высокой скорости через перекресток, где только что снова зажегся красный свет, а потом прямо по Ширленд-роуд в незнакомый пустынный район.

«Дайан» преследовал его. Найджел выругался и свернул направо, а потом налево и оказался на улице, дома вдоль которой стояли пустыми в ожидании сноса. Их окна были заколочены досками, а двери забиты листами ржавого железа. Зачем он свернул сюда? Нужно быстро вернуться назад и попытаться найти Килбурн-лейн. «Дайана» позади уже не было. Найджел опять повернул налево, и оказалось, что «Ситроен» ждет его там, развернувшись боком поперек узкого пустынного переулка, где никто не жил и не горел ни один фонарь. Водитель и остальные трое стояли, перегородив улицу наподобие кордона. Найджел затормозил.

Водитель направился к нему, и с ним – белый парень. Найджел опустил боковое стекло – что еще оставалось делать?

– Послушай, чувак, ты мне весь багажник помял. Что скажешь?

– Да, что скажешь? – подхватил второй. – И какого черта ты вообще оттуда дернул? Ты его едва не переехал, знаешь ли. Это машина его старика.

Найджел ничего не сказал. Он вынул из кобуры пистолет и направил на них.

– Боже, – произнес белый парень.

Найджел распахнул дверцу «Форда», вылез и пошел на них. Они отступали, он преследовал. Двое других стояли позади «Дайана». Один из них крикнул что-то и побежал. Найджел запаниковал. Он подумал о деньгах, о том, что к этим четверым может прийти подмога, а его машина заперта «Ситроеном»… Он вскинул пистолет и нажал на спуск. Пуля ударила в дверцу «Дайана», не попав в бегущего человека. Найджел выстрелил снова, на этот раз в одну из задних шин чужой машины, но после этого спусковой крючок больше не двигался. Затвор отошел назад, оставив ствол открытым, и пистолет выглядел пустым. Должно быть, кончились патроны. Найджел стоял, раскинув руки и чувствуя, как в горле встает удушающий комок. Потом бросил пистолет на дорогу и помчался обратно к машине.

Четверо мужчин застыли при звуке выстрела и удара пули о металл – даже тот, который убегал. Теперь он медленно возвращался обратно, глядя на бесполезный пистолет, валяющийся на мокром асфальте, а остальные двинулись вперед, свесив руки, точно гориллы. Найджел рывком распахнул дверцу «Форда», но прежде, чем он успел сесть в машину, они набросились на него. Белый напарник водителя оказался первым – он размахнулся и впечатал кулак в подбородок Найджелу. Тот завалился назад и сполз по мокрому боку автомобиля. Двое чужаков схватили его под руки.

Они перетащили его через тротуар и проволокли через пролом в стене, где когда-то были ворота. Там они рывком прислонили его к кирпичному фасаду здания и начали бить кулаками по лицу. Найджел закричал: «Не надо, пожалуйста! Помогите!» – и начал отползать в сторону по битому стеклу и ржавому железу. Один из них сжимал в кулаке какой-то тяжелый металлический предмет, и Найджел ощутил сильный удар по голове. Он осел на мокрую траву, и чужаки начали пинать его по ребрам. Он не знал, сколько это продолжалось. Может быть, только до того, как он прекратил кричать и ругаться, извиваясь, сжимаясь в комок и прикрываясь руками в попытках защитить свое избитое тело. А может быть, до тех пор, пока он не потерял сознание.

Придя в себя, он обнаружил, что лежит у стены и что у него болит все тело, от головы до пят. Но была и другая, более страшная боль, от которой у него горели голова и шея. Найджел поднял покрытую синяками и порезами руку к шее и нащупал там длинный осколок стекла, глубоко вонзившийся в тело. Он всхлипнул от ужаса.

Каким-то неимоверным усилием Найджел сумел подняться на ноги. Оказалось, что он лежал на груде битого стекла. Дрожащими пальцами скребя по шее, он извлек похожий на кинжал окровавленный осколок. При виде крови, которая струей стекала на куртку и уже просочилась до самой рубашки, Найджел снова рухнул наземь. Он чувствовал, как кровь толчками вытекает из раны, нанесенной стеклянным кинжалом. Он попытался закричать, но издал только слабый придушенный писк.

Найджел забыл о машине, о деньгах, о побеге в Южную Америку. Он забыл про пистолет. Все исчезло из его сознания, кроме отчаянного желания жить. Он должен найти улицу, там будет свет и люди, и кто-нибудь поможет ему, остановит красный поток, струящийся из его шеи и уносящий жизнь.

Он едва полз, цепляясь за землю слабеющими пальцами, и не знал, что движется по кругу. В какой-то момент он понял, что лепечет, как когда-то Марти: «Не дайте мне умереть, я не хочу умирать», – а потом те же слова, которые говорила Джойс: «Пожалуйста, прошу вас…»

Двигаясь наполовину по-пластунски, наполовину на четвереньках, Найджел почувствовал, что выполз на твердую поверхность. Улица. Должно быть, он на тротуаре, он сумел добраться. Он пополз дальше, ища место, где было бы светло, – все дальше и дальше по мокрому бетону под дождем.

Твердая поверхность закончилась, началась трава. Он попытался убраться прочь с этой травы, ее не должно быть на улице, это неправильно, это галлюцинация, обман осязания. Голова Найджела уперлась в деревянную изгородь, у подножия которой росли какие-то мягкие холодные пучки. Там он и остался лежать. Потоки дождя лились на него с неба, смывая кровь и грязь.

Много позже, в предрассветные часы, патрульный полицейский наткнулся на покинутую машину и на пистолет. В машине все осталось так, как бросил Найджел: его рюкзак и пакет, паспорт и похищенные деньги – шесть тысяч семьсот семьдесят два фунта. Поиски самого Найджела длились недолго, но он умер еще до того, как его нашли. Он лежал в садике на задворках пустого дома, и всю эту длинную дождливую ночь улитки ползали по мокрым прядям его золотистых волос, оставляя слизистые дорожки.

25

Поезд ушел, а Пол так и не появился. Тогда Уна отправилась обратно на Монткальм-гарденс. Должно быть, его задержало то, что где-то там «случилось». Можно ведь уехать и более поздним поездом, хотя у них нет зарезервированной плацкарты. Уна решила не строить страшных предположений. Эмброуз говорит, что такие предположения – одни из самых разрушительных фантазий, и если кто-то склонен им предаваться, то должен постоянно твердить себе: большинство вещей, о которых человек тревожится, никогда не случаются в действительности. Кроме того (это тоже говорил Эмброуз), нет смысла воображать вещи, лежащие за пределами твоего опыта. Одно дело – представлять автокатастрофу или нападение грабителей, если мы пережили подобные вещи сами или если нечто подобное случилось хотя бы с кем-то из наших друзей. И совсем другое – если мы рисуем себе такие картины, как это чаще всего бывает, по описаниям в литературе. Никто из тех, с кем Уна когда-либо была знакома, не погиб в автокатастрофе, не был ограблен и не упал под поезд. Ее опыт бедствий ограничивался тем несчастным случаем, когда ее дочка обгорела до смерти.

Она выпила чаю, помыла за собой чашку и заново прибрала кухню. Зазвонил телефон – но оказалось, что кто-то просто ошибся номером. В семь часов она перечитала записку Пола. Почерк был не очень разборчивым, возможно, там было написано не «5», а «8». Что, если он подумал, будто поезд отходит в восемь тридцать, а не в пять тридцать? В последние несколько дней он был таким рассеянным и странным, что вполне мог перепутать. Уна причесала волосы, надела плащ и опять поехала на Паддингтонский вокзал – на этот раз на такси, а не на автобусе. Пола там не было.

Хотя еще один поезд на Девоншир отходил позже, Уна забрала свой чемодан из камеры хранения, где оставила его в пять тридцать, потому что ей казалось, что тем самым она задабривает, если не дразнит, Провидение. Так уж странно действует Провидение: если ты купишь зонтик, то месяц будут стоять сушь и жара, а если ты заберешь багаж с вокзала домой, то придется тебе снова тащить его на вокзал. Эта мысль подбодрила Уну, и за то время, пока такси везло ее под непрестанным ливнем по Бэйсуотер-роуд, она убедила себя, что Пол, должно быть, ждет ее на Монткальм-гарденс с длинной историей о каком-то скучном происшествии, которое задержало его.

Впервые Уна испугалась по-настоящему, когда приехала домой и увидела, что там его нет. Она спустилась на цокольный этаж и обнаружила бутылки со спиртным, которые Пол оставил у двери Цезаря вместе с запиской – мол, Цезарь, оставляю это тебе. Того дома не было, он поехал с работы прямиком к Энни. Уна налила себе бренди и выпила. Спиртное едва не заставило ее отключиться, потому что она ничего не ела с часу дня. Они намеревались пообедать в поезде. Уна попыталась следовать наставлениям Эмброуза и не думать о воображаемых катастрофах. Она сказала себе, что никто не подвергается ограблению в светлое время суток, никто не падает под поезд, если сам того не хочет, и никто не попадает в автокатастрофы, если у него нет машины.