Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

Я не должен был вывалить это наружу. Не должен был!

Застываем двумя тоскливыми изваяниями. Спутавшими все ориентиры.

Палим друг в друга скорбным сокрушением.

Что теперь с этими развалинами вокруг нас делать?..

— Значит, это был ты… — выпускает на грани слышимости, отнимая ладони от губ.

Значит, это был я.

И я хотел бы, чтобы это был кто-то другой.

Потому что… как однажды сказала сама девчонка, она — не моя зона ответственности.

— Барс, — зовет вдруг просительно, и я весь подбираюсь, сосредотачиваясь на ней: в диковинку хрупкой, мягкой и уязвимой. — Давай напьемся? Мне кажется, я умру, если останусь трезвой.

Никогда бы не подумал, что такого рода предложение может звучать бесподобно правильно…

[1] Азазель — падший ангел / демон пустыни.

38. Лус

Мы еще какое-то время смотрим друг на друга. Проживаем перемену в пространстве — секунда, когда наша осязаемая агрессия перетекает в эфемерное опустошение. Резкая смена градуса общения выбивает пробки, словно обесточивая всё вокруг. И в одно мгновение застилает тишиной.

А потом, не сговариваясь, оба одновременно шагаем к кухне.

Звонкое молчание не напрягает. Каждый занят своим делом. Барс вытаскивает лед и две бутылки вина. За неимением специального ведерка, высыпает кубики в подходящую кастрюлю, куда погружает алкоголь. Я выуживаю всё, что может подойти в качестве закуски. Вот здесь-то нам и пригождаются запасы деликатесов, целый чемодан которых привезла бабушка Нора. Несколько видов сыра, домашние колбасы, ассорти солений. В холодильнике также имеется виноград. Мою его вместе с помидорами черри. Вспоминаю про крекеры и чипсы. Пытаюсь как-то эстетично расставить добытое на двух тарелках. У инстаграмных див это получается достаточно ловко, а мне приходится повозиться.

Таривердиев в это время курит, традиционно приоткрыв окно всего лишь на ширину ладони.

Заканчиваю, отношу еду на журнальный столик. Затем запираю кролика в клетке в своей спальне, рассеянно трепля мягкую шерстку. Когда он утыкается носом в основание большого пальца, чувствую прилив нежности к черному комочку. Блекло улыбаюсь и направляюсь в ванную.

В гостиной Барс разливает вино по обычным стаканам, бокалов у нас в арсенале нет. Наблюдаю за его отточенными движениями с удивлением. Это выглядит очень эстетично — то, как он слегка склоняет стеклянную стенку, позволяя тонкой бежеватой струйке лениво скатываться по ней.

Поднимает на меня глаза. Моргаю. Пойманная, что ли?.. На чем — сама не знаю. Но укол неловкости — очень даже реальный.

Усаживаюсь в противоположный угол дивана. Сама тянусь к алкоголю, не дожидаясь галантных жестов. У меня скудный опыт в распитии спиртных напитков. Пару глотков красного вина по праздникам — предел. Но сейчас на нервах я залпом выпиваю половину отведенной порции. Неожиданно легко. И понимаю, что мне нравится вкус. Ненавязчивый, благородный, ароматный.

Ух ты…

Повторным жестом добиваю остатки.

Вряд ли девочки пьют вино вот так. Но чего уж. Я же напиться хочу. Предельно четко озвучила желание десять минут назад.

Наверное, хуже просто некуда — что бы ни делала, еще ниже в глазах своего визави уже не упаду.

Боже, меня сжирает чувство стыда. Оно буквально топит. Я же именно его и стремлюсь затушить — залить, если по факту. Горло сохнет катастрофически быстро. Спазматически сокращается оттого, как много слов застревает в нем, не находя выхода.

Таривердиев вновь наполняет мой стакан, не реагирует на скорость, с которой я приканчиваю алкоголь. Вторую порцию пью глоточками. Досадую, что никакого опьянения не наступает. Честно признаюсь себе, что неуклюже пытаюсь убежать от собственной реальности.

Реальности, в которой живу… лишь благодаря человеку напротив.

Обухом по голове. Осознание истины тормозит все процессы в организме. Застываю, упираясь взглядом в стакан, сжатый в пальцах.

— Прости меня, Барс, — тяну первую фразу с предельной искренностью. — Я не имела никакого права втягивать тебя в свои проблемы. Чужие тайны, боль, страхи — это не должно было тебя касаться.

— Я не…

— Пожалуйста, дай мне договорить, — перебиваю порывисто и, считывая изумление на его лице после произнесенного извинения, пригубливаю еще вина. — Я знала, что меня привез какой-то парень, так нам сказали, но личность установить не удалось. Было логичным предположить, что это кто-то из охраны или официантов того клуба. Я ведь даже ни на секунду не допустила, что это можешь быть ты. Несмотря на то, что свой звонок тебе почему-то хорошо помнила. Прости… вот сейчас я будто вижу со стороны, как это выглядело в твоих глазах. Мне очень… слышишь, мне очень жаль.

Мой стакан пустеет. Я рвано выдыхаю алкогольные пары и заграбастываю бутылку, резко вынимая её из кастрюли. Но сильная мужская ладонь отнимает трофей. И сама наполняет стеклянную емкость третьей по счету порцией.

— Лучше ешь, — советует строго и пододвигает ко мне тарелки. — Ударит очень внезапно.

Скорее бы! Жуть как тяжело переваривать эти события трезвой. Почему мне кажется, что пьяной будет легче? Откуда это сомнительное знание?

— Мне безумно жаль, — игнорируя его наставление, шепчу едва слышно, почти как сокровенную молитву. — Господи, мне так жаль, что я тебя втянула в эту историю…

Я не сдерживаю стона. Стыд методично крошит нутро. Выдержка подводит.

Пока я готовила закуски на кухне, в голове очень многое прояснилось. Абсолютно точно сложился пазл, стали понятны мотивы Барса. Его отношение ко мне, оттенки поведения. Сценарий того рокового дня на репите раз за разом пролетал перед глазами. Раз за разом.

Боги… этот парень спас меня. Один дурацкий звонок, кинутая в безотчетном порыве реплика. Моя ошибка. Отчаянный крик души, потому что больше некому было это сказать — что я не справляюсь, что разлагаюсь, встретившись с оборотной стороной жизни.

А он понял! Он бросился ко мне! Он вытащил! Он не отмахнулся!

Как это переосмыслить, ради всего святого?! Я, блин, дышу только потому, что… в него когда-то заложили правильные качества. И Таривердиев по-мужски ответственен, если что-то задевает его по касательной…

— Я расскажу. Хорошо? — поднимаю на него тоскливый взгляд. — Просто для того, чтобы ты знал, что всё не зря.

Барс кивает, безотрывно следит за каждым моим движением. Контролирует.

Подавляю смешок.

Контролирует бедовую девочку.

Которой я никогда не была. Раньше.

— Мне надо было его понять, — некрасиво прихлебываю, спеша смыть с языка это «его», точку невозврата, — Барс, я четверо суток не спала ни секунды. Когда мы с тобой вернулись тем утром, я просто вычеркнула свое существование из действительности. А на пятый день встала и отправилась за первым психотропом. Мне надо было его понять! — повторяю запальчиво и с надеждой заглядываю в жгучие глаза. — Мне надо было! Грызло чувство, что я обязана попытаться. Словно нечто жизненно необходимое. Понять, почему мой отец предпочел наркотики? Предпочел их нормальной жизни. Предпочел их… мне.

— И как? Поняла? — Таривердиев зол, давит тоном.

Ожидаемо осуждает. Еще бы. После всего, что пережил из-за меня. Принимаю его реакцию. Но всё равно болит в груди. Быть чьим-то разочарованием — так себе подвиг.

Быстро-быстро в отрицании качаю головой, губы поджимаю до бескровия.

Дроблю через секунду:

— Вообще. Ни разу…

— Много пробовала?

— Несколько видов психостимуляторов, которые смогла достать.

— И кокаин?

— Только амфетамин и его производные. Таблетки охотнее продают новичкам. До кокаина я не успела дойти.

— Пиздец, блядь, — Таривердиев шокированно выгибает брови, впечатленный моей осведомленностью.

А я задушенно выпаливаю второе извинение:

— Прости, Барс… я бы никогда… не стала бы шутить на эту тему, если бы знала о твоей роли в моем спасении. В тот раз ты обозвал меня бывшей наркоманкой, и я подумала, что ты что-то слышал о моем лечении. Лишь поверхностно слышал и решил задеть. Город ведь у нас маленький — как бы дедушка ни старался скрыть состояние любимой внучки от посторонних, сплетни вполне могли вспыхнуть. И дойти до твоих ушей…