Цепная реакция - Андрей Кивинов

Холодный душ немного привел Репина в чувство, но настроения не улучшил. Петь не хотелось.

На кухню он вышел мрачный, как Карабас Барабас с похмелья.

— Садись, Толечка! — захлопотала мать Быкова. — Давай тарелку, я тебе яичницы положу…

— Спасибо, теть Валь, не хочу. Я только чай попью.

— А чего? Хорошая яичница. С ветчиной.

— Он, мам, у нас на лондонской диете, — усмехнулся Леха. — По утрам сэр Анатоль употребляет только овсянку и апельсиновый сок.

— Ой, а у меня овсянки нет… Но я сегодня на рынок собираюсь, возьму заодно. Сок в ларьке купить можно… И рыбки свежей вам вечером поджарю.

— Ма, я денег оставлю, купи заодно фруктов… Для Вики… Она груши любит. Завтра передачи принимают.

Мать на просьбу отреагировала предсказуемо. Девяносто девять матерей из ста отреагировали бы так же. А сотая схватила бы кухонный нож.

— Вот ведь, нашел подругу…

Она покосилась на Репина, ища поддержки, но тот дипломатично промолчал.

— Только тюремщицы нам и не хватало. Чтоб безобразничала здесь…

— Ма… Ну какая она тюремщица? Просто сложилось так… Ее, кстати, на подписку выпустят скоро. Светка Воронова обещала.

— Час от часу не легче…. Прописать не вздумай!

— Да есть у нее квартира…

Быков перевел взгляд на телевизор, стоявший на стареньком холодильнике, и вдруг, подскочив к нему, резко прибавил звук.

— Смотри! Наш взрыв показывают…

Стрекотавшая в камеру девица, как и полагалось телевизионному корреспонденту новой волны, жутко боялась телевизионной камеры. Она старательно изображала раскованность, но получалось это у нее откровенно плохо. Текст звучал заученно и монотонно, как стихотворение Некрасова в исполнении недотепы-шестиклассника, а левая рука, которую нечем было занять, бестолково тыкала в пространство позади себя, словно искала, за что ухватиться.

— Сейчас о вчерашнем происшествии практически ничто не напоминает, — вещала девица. — Даже выбитые стекла в доме, возле которого находился взлетевший на воздух автомобиль, уже успели вставить. В больнице из четырех пострадавших остается лишь один. Его состояние, по словам врачей, удовлетворительное. Но причины взрыва по-прежнему не ясны. В следственном комитете и в городском управлении ФСБ воздерживаются от комментариев, ссылаясь на необходимость тщательной проработки всех возможных версий. Наиболее вероятной из них считают коммерческие разборки. По информации, полученной из неофициальных источников в силовых структурах, взрыв может быть связан с арестом владельца крупной риэлторской фирмы Андрея Федина, подозреваемого в убийстве своего компаньона и ожидающего суда присяжных. В адрес следствия поступают анонимные угрозы с требованием освободить арестованного. В противном случае последуют новые взрывы…

— Во дают! — резонно возмутился Репин, на секунду забыв о своих семейных проблемах. — Уже пронюхали. Ох, и поимеют же Светку Воронову за эти «неофициальные источники в силовых структурах»…

— А что, кроме нее, никто не знал?

— Бухаров в курсе, напарничек его Никифоров… Кстати, я позвонить Бухарычу хотел… Можно?

— Ни в коем случае! Телефон платный, и у нас стоит счетчик… Шутка.

Художник вышел в прихожую и начал крутить диск старенького аппарата.

— Андрюха, привет! Машинку мне одну не прокинешь? Марки «хундай».

— Покупать собрался?

— Ты мне льстишь… Эта тачка за женой заезжала. Боюсь, не измена ли.

— Измена — дело серьезное. Говори…

Анатолий продиктовал данные.

— Так, записал… Да, слушай! — спохватился вдруг Бухаров. — Тут неприятное дело… Ты насчет записок, которые Вороновой поступают, не болтал никому?

— Можешь не строить из себя молодогвардейца, я новости смотрел… Нет, никому. Может, твой Юрасик перед девочкой холку топорщил?

— Божится, что не он… Хотя это, может быть, и к лучшему. Теперь Федина точно приземлят.

— С какого перепугу?

— Присяжные ж — как дети. Логика простая: раз хочет соскочить — значит, точно в дерьме. Виновен, то бишь… Ладно! Пробью тачку — звякну.

Старушки, вечно сидевшие возле подъезда, словно аксакалы из «Белого солнца пустыни» у ворот города Пиджента, завидев Репина, синхронно повернули головы и проводили его недобрыми взглядами. И, стоило Анатолию отойти на некоторое, как им казалось, приличное расстояние, их разговор мгновенно вспыхнул свежими подробностями, словно догоравший костер, в который бросили охапку сухого хвороста.

— …а теперь, вишь, к матери вернулась… пьет сильно… и так не повернуться… — донеслись до него обрывки отдельных фраз.

Войдя в знакомую парадную, Репин поднялся на четвертый этаж и позвонил в знакомую дверь.

Ему открыла жена. Хорошо, что не теща.

— Привет… Можно?

— Что именно? — Интонация Ленки говорила, что к мирным переговорам она не готова.

— Поговорить… Вот…

Законный супруг достал из-за спины букет желтых роз и сделал шаг навстречу. Но Ленка оттолкнула его руку и загородила проход.

— Ты специально к Машке с «этой» пришел? Чтобы меня дурой выставить перед всеми?

— Да это коллега… У нас работает… Психологом. Надька Михайлова.

— А целовались вы исключительно по служебной необходимости. Как офицер с офицером… Репин, ты совсем заврался!

— Вот интересно… — справедливо прищурился художник. — А сама-то ты одна была, что ли?

Жена наградила его уничтожающим взглядом и захлопнула дверь, давая понять тем самым, что разговор закончен.

Мужа подобный расклад не устраивал. Он что, зря цветы покупал? Зря на четвертый этаж пешком поднимался?

Звонок, слава Богу, работал исправно. Звони — не хочу.

— Уходи… — раздался из-за двери Ленкин голос.

— Я только сказать хотел… В общем, я с квартиры съехал. Ключи у Зинки оставил, чтобы ты могла в любое время… Лен, там Бакс один! Я его не забрал. Покормить же надо… А кран на кухне я починил. Не течет теперь… Слышишь?

Но из квартиры больше не доносилось ни звука.

Вздохнув, несчастный муж сунул букет в дверную ручку и понуро двинулся вниз по лестнице.

На площадке второго этажа он почти столкнулся с незнакомым парнем. Совсем еще молоденьким и тщедушным, как фанерная дверь. Типичный ботаник. В ботанике не было абсолютно ничего примечательного, если не считать букета желтых роз в правой руке и бутылки явно красного вина в левой.

Репин, по инерции проскочив было мимо, резко затормозил.

— Молодой человек… Минуточку…

Капитан Андрей Бухаров смертельно хотел спать. Вполне естественное желание после суточного дежурства. Особенно если ночью ни на секунду не сомкнул глаз. Правда, виной тому был не преступный мир, а дежурный дознаватель Инесса, легенды о темпераменте которой мужской контингент Юрьевского УВД передавал из уст в уста. Но в данном конкретном случае сии пикантные подробности значения не имели. Спать хотелось все равно.

И ведь поди ж ты! В седьмом часу утра, под самый конец дежурства, стоило только утомленному ночными перипетиями Бухарову добраться наконец до своего кабинета и рухнуть на диван, как нелегкая принесла заявителя. Не лень же в такую рань по милициям шляться…

С другой стороны, парнишку можно понять. Уделали его действительно капитально. Очки разбиты, половина рожи синяя, словно баклажан, а глаз заплыл, как у Рокки после поединка с Иваном Драго.

— …Соседка попросила отнести цветы и вино своей подруге, — закончил горестное повествование ботаник. — У нее день рождения, а они в ссоре. Мне не трудно, понес. А этот ни с того ни с сего — сразу в глаз. И хоть бы сказал, за что! Беспредел какой-то… У меня, между прочим, свидание назначено! Как я в таком виде перед девушкой покажусь? Я сразу к вам хотел, но пока в травме сидел, пока в себя приходил…

— Цветы-то отдали, Станислав… э.?..

— Витальевич. Можно — просто Славик. Нет, не отдал! Этот ушел, а я до квартиры все-таки поднялся, позвонил. А там не открывают. На двери, кстати, еще один букет торчал, тоже, наверно, принесли, а хозяйки дома нет… Я тачку поймал — и в «травму».

— То есть, получается, левый вариант, — Бухаров с трудом подавил зевок, — не заметил, он пьяный был?

— Ну, водкой не пахло, но явно не в себе… Возбужденный какой-то, нервный…

— Понятно… Наркота… Не переживай. Знаю я, кто это. И по почерку подходит, и по приметам, и живет в соседнем доме… Честно говоря, по нему давно шконка тоскует. Упаковать этого деятеля годика на три было бы делом благородным во всех отношениях. Так что, если сможешь органам в этом помочь — зачтется. Опознать и не испугаться готов?

— Готов. Я его хорошо запомнил.

— Только имей в виду: опознание должно быть твердым и уверенным. Это — первое. Второе — оно возможно только после возбуждения уголовного дела. А дело возбудить — не конфетку скушать. Ты потом на попятный не пойдешь?