Цикличность - Виктор Новоселов

Молодец! А зачем? Да сам не знаю. Глупая детская обида. Правду он сказал, гад, слишком много во мне человеческого

Я еще раз сплюнул на холодную землю. В этот раз в крови был какой-то подозрительный сгусток. Но, вроде не зуб. Вроде.

Сухой, привязанный ближе всего ко мне, повернулся на звук и начал «говорить». Вообще, люди потерявшие душу не могут осознанно говорить. Но их тела иногда «вспоминают» совершенные при жизни действия и произвольно повторяют их. Довольно несвежий сухой, абсолютно голый мужчина, повернувшись ко мне, издавал звуки, беспорядочно открывая и закрывая рот. В череде случайных звуков то и дело проскакивало «прости». По крайней мере, мне слышалось, что сухой произносит именно это слово.

В первый день своего заточения я даже переживал из-за судьбы этого человека. Но когда он две ночи подряд неустанно выл, то я его просто возненавидел. Вообще, как метод пыток ночлег в одном помещении с сухими был вполне действенной мерой. Ночью они непрерывно чавкали, щелкали, просили прощения, куда-то рвались, стонали. Уснуть в такой обстановке поначалу было просто невозможно. Но со временем можно привыкнуть и к такому. Гарантирую.

Нельзя привыкнуть к другому – к постоянным побоям. Особенно не зная, за что ты удостоился такой чести. Раньше я был «красным», подающим надежды чудотворцем, учеником Веллеса. Я был участником нескольких дальних экспедиций. Мне виделось вполне светлое будущее…

А теперь все! Весь отряд перебили. Исан мертв, наши ребята мертвы, наемники из Митарра мертвы. Прав был Строккур, когда решил в городе остаться. «К черту ваши «белые» делишки, чем дальше от вас буду, тем дольше проживу», – брякнул он мне на прощание. И ведь прав оказался, везучий голодранец. И Исан его не казнил у перевала, и холод его не взял, а теперь и боя смертельного избежал. Самого Исана уже, поди, вороны доедают, а Строккур в тепле да в сытости.

Ладно, даже чудотворцы время вспять вернуть не могут. Надо теперь самому соображать, и как-то выпутываться. А я ведь даже особо не понимаю, что происходит. Восьмой день тут. Бьют прямо по расписанию, через день после обеда. Но ничего не спрашивают, просто молотят что есть сил. Ума не приложу что им надо.

– Если бежать удумал, то брось это дело. Тут был один до тебя. Сильный, что твой вол. А толку? Стражников у двери он голыми руками укокошил, а дальше что?

– Что дальше? – подыграл я старичку.

– Их тут человек триста в этой деревне и собак целая псарня. От парня ничего не осталось. Говорят, собаки даже кости сглодали.

– Кто говорит?

– Люди.

– Какие?

Старик замолчал. Я понял, что никакой парень никуда не сбегал. Он, в общем-то, и не существовал. Старик просто так хотел меня предостеречь, что начал откровенно сочинять. И мне вдруг сильно неловко стало, что я бедного старичка в такое положение поставил.

– Сколько ты уже здесь?

– Меня еще по первым холодам поймали. В Митарр шел, просто чтобы куда-нибудь идти.

– А что эти хотят-то?

Тут мы вынужденно затихли. Стражник как раз медленно проходил мимо ворот хлева. Эти звери частенько в хлев заглядывают. И если ты в этот момент ешь, пьешь, говоришь, моргаешь или просто дышишь несколько громче необходимого уровня, то очередная образина врывалась в хлев и начинала колотить всех без разбора, даже сухим доставалось.

Не знаю, по каким городам и весям набирают этих убогих, но они явно являются достаточно отсталыми в развитии, чтобы быть настолько жестокими. Ладно бы хоть спрашивали что-то, так нет же, просто бьют! Может это какой-то метод ведения допросов? Но так через пару недель они мне всю память отобьют или челюсть сломают, что знал сказать не смогу.

Стражник упорно топтался у ворот хлева, видимо он очень хотел спустить на нас какую-то свою обиду, но мы все никак не давали ему повода. В конце концов, он невероятно расстроенный тем, что не удалось кого-то избить, ударил ногой по воротам и уныло зашаркал дальше. Только его шаги затихли вдалеке, как старик начал шепотом говорить.

– Я с Металлической долины шел. Старой дорогой двигался с востока. Сначала домой подался, на север к Бирдремму. – Старик неопределенно махнул рукой. – Да там будто вымерло все. Дом мой обрушился под тяжестью лет, похоронил брата моего под собой не упокоенного. Я ведь, знаешь ли, его так и не простил.

– А что брат такого наделал?

– Он… Да из-за зависти своей он со мной разругался вдрызг. Приехал я, в общем, починить дом не могу, ни денег нет, ни сил. Земля там и так плохая, так еще и не работали на ней несколько сезонов. Плюнул я, да подался на юг, думал, пройду за перевал и в леса рвану, а там может знакомых каких встречу. Уже почти до Митарра дошел, а тут бац! И сцапали.

Старик с грустью посмотрел на маленькое окошечко под потолком. В окно было видно только кусочек тяжелого, серого неба. Изредка ветер заносил в окно крупные снежинки, что медленно падали на холодную землю и постепенно таяли. Весна на пару дней решила вернуть поводья зиме, это кажется пустяком, но только пока ты сидишь в теплой таверне. Сидя же на земляном полу остается только умолять весну поскорее вернуться, пока не отвалились ноги.

– Так, а что ты из долины то без денег шел? Там же хорошо разжиться можно. – Я начал подозревать, что старичок мне сильно недоговаривает или опять вывалил на меня свежесочиненную историю.

– Про пятнадцатый город слышал?

– Там где металл «белым» на посохи добывают?

– Ага. Слышал, что там произошло?

– Говорят, обвалилась одна из шахт. Вроде как адепты что-то начудили. Сказка, в общем.

– Так не легенда это! Ты что?

– Да брось, хватит заливать! – я уже и не рассчитывал на осмысленный разговор. Махнул рукой и начал бессмысленно ковыряться в земле пальцем.

– Клянусь тебе жизнью своей, было там большое дело! Я-то был там в этом городе, когда все произошло. Сам еле ноги унес, даже перехватить не у кого было. А барон долины… Он все это хотел поправить, да сделать уже ничего не смог.

– Деандир? А что он сделает то, адепты прямо под его носом орудовали, а он и ни сном, ни духом.

– Что-то я тебя не понимаю. Да причем тут адепты-то? Не глупи, нас не подслушивают, тут можно смело говорить не волнуйся.

– Сильно тут бьют, я смотрю. – Расстроено сказал я и встал, размять ноги.

– С глазу на глаз, между нами. Я был там, и все по нашему плану шло. Если бы кое-кто шахты не обрушил, то детишки бы спокойно в большой лагерь вернулись, жить-поживать. И я бы с ними пошел, как сопровождающий. Да, замысел-то наш осуществлен, да больно на сердце, детишек ведь уже не