Литературные вечера. 7-11 классы - Надежда Пестрякова

(Звучит романс Дианы «Любовь… Зачем ты мучаешь меня?») из т/ф. «Собака на сене». Слова Лопе де Вега. Перевод. М. Лозинского. Музыка Г. Гладкова.)

Бывает, что любовь пройдет сама,

Ни сердца не затронув, ни ума.

То не любовь, а юности забава.

Нет у любви бесследно сгинуть права.

Она приходит, чтобы жить навек,

Пока не сгинет в землю человек.

О такой сильной, верной целомудренной любви рассказывает нам восточная средневековая поэзия. Из множества романтических преданий, которыми столь богато словесное искусство средневековых арабов, особенно популярна история любви юноши Кайса, пастуха одного из бедуинских племен, к девушке Лейли. Они росли с детства вместе и полюбили друг друга, с каждым годом эта любовь становилась все сильнее. Но родители Лейли были против их брака и выдали дочь за богача. Кайс в отчаянии удалился в пустыню и стал жить в окружении диких зверей, слагая прекрасные песни о любви.

Любовь, как дикая птица, терзает его сердце, доводя до состояния безумия. За такую безумную любовь люди прозвали его Маджнуном, т. е одержимым. Вскоре умирает Лейли, а, узнав о ее смерти, умирает и Маджнун – от горя и истощения, на ее могиле.

Эта легенда о несчастных влюбленных, всю жизнь хранивших верность друг другу, на протяжении многих веков пользовалась неизменной популярностью у народов Востока, она легла в основу различных поэтических произведений (самое известное из них – поэма Низами «Лейли и Маджнун»). В дошедших до нас стихах Маджнуна рассказывается и о первых свиданиях с Лейли, о счастливых минутах любви и о трагической разлуке.

Четвертый ведущий :

Если сердце приблизить к углям

на расстоянии копья,

Возгорится огонь, запылает,

как пылает любовь моя.

Справедливо ли, что безумье,

словно кара, душе дано?

Ты сильна моя страсть! Твое чувство —

ни вода, ни хмельное вино.

Что же, пусть я любовь принимаю,

как божественный, вечный дар,

Я тобой околдован, так пусть же

я вовек не избавлюсь от чар!

Ты прекрасна, газель ручная,

как мне нравится облик твой,

Хоть живешь не в степи, а в доме

и питаешься не листвой.

Тонкой шеей напоминаешь

ты газелей, своих сестер,

Но изящней твоя походка

и нежнее твой томный взор.

И когда ты проходишь мимо,

изгибая свой легкий стан,

То мне кажется, что я знаю

сокровеннейшую из тайн.

Я похож на ловца жемчужин,

что нырял, не жалея сил,

И в ракушке, такой невзрачной,

чудо истинное открыл.

Пастух ночной! Лишь утренней порою

На миг смежу глаза и вновь открою,

И тотчас сердцем горькой мысли внемлю:

Любимую везут в чужую землю.

Что будет с той звездой, что вечно светит

В душе моей? Кто на вопрос ответит?

В ту ночь, когда сказали, что обманом

Отправят Лейлу к мужу с караваном,

Душа моя и ум подобны были

В силки попавшей птице, чьи усилья

Напрасны, ей не выбраться из сети,

Хоть ждут ее птенцы – родные дети,

Шум крыльев в шуме ветра слышен им,

Как будто мать летит к своим родным.

Но ей уже не вырваться на волю,

Напрасно проклинает злую долю.

Пастух ночной! За Лейлой утром рано

Я побреду по следу каравана.

Стать бы нам двумя газелями в степи,

Направлять куда хотим свои стопы.

Мне бы голубем, тебе голубкой стать,

И птенцов растить, и горя бы не знать.

Стать бы нам двумя дельфинами с тобой

И резвиться бы в пучине голубой.

Только лучше бы людьми остаться нам,

Чтоб вовеки не пришлось расстаться нам,

Слив уста, сойти бы в гробовую сень,

Рука об руку воскреснуть в Судный день.

Первый ведущий :

В сокровищнице мировой любовной лирики достойное место занимает японская поэзия. В Средние века господствующей формой стихотворения в японской поэзии становится пятистишие (танка).

Японская любовная лирика тесно переплетается с пейзажной, чувства обычно передаются через образы природы. А внешняя красота возлюбленной, ее душевные качества обычно не воспеваются. Здесь не было создано, как в Западной Европе, культа Прекрасной Дамы. Влюбленные любуются луной, цветами, листьями клена, выпавшим снегом, красивыми видами природы, и во время такого любования стало обычаем сочинять стихи.

Японские пятистишия отличаются богатством и тонкостью чувств, мудростью раздумий, своеобразными поэтическими образами:

Прозрачная волна у белых берегов,

Раскинутых, как белоснежный шарф,

Порой бурлит, но к берегам не подойдет,

Так – ты ко мне.

И полон я тоски…

О нет, наоборот:

Увы, не я, а ты,

Подобно той волне у белых берегов,

Раскинутых, как белоснежный шарф, —

Ты никогда не подойдешь ко мне…

Тоскую о тебе и жду тебя всегда!

О, если был бы знак,

Что суждена нам встреча!

Ведь в этом мире я, увы, не вечен,

Подобно всем, живущим на земле…

Когда бы знала, что любимый мой

Придет ко мне,

Везде в саду моем,

Покрытом только жалкою травой,

Рассыпала бы жемчуг дорогой!

Зачем мне дом, где жемчуг дорогой

Рассыпан всюду,

Что мне жемчуга?

Пусть то лачуга, вся поросшая травой,

Лишь были б вместе мы, любимая моя!

Возле моря,

На скалистом берегу,

Утро каждое я вижу стаи птиц,

Утро каждое смотреть бы на тебя,

Но тебя не видно, милый мой…

Нет никаких известий о тебе, —

В морской дали не видно островка, —

И средь равнины вод,

Качаясь на волне,

Лишь белоснежные восходят облака…

И когда расстались мы

На берегу,

На который в белой пене шла волна,

Безнадежно тяжко стало мне,

В сотый раз машу я рукавом…

Лишь ради дня желанного, поверь,

Когда придешь ты, возвратясь домой,

Я остаюсь еще

На свете жить, —

Не забывай об этом никогда.

Когда бы ты стал яшмой дорогой,

Я, на руки ее надев, не знала б муки,

Но в мире суетном —

Ты только человек,

И удержать тебя мои бессильны руки…

Я соберу и спрячу жемчуг белый,

Что рассыпает шумный водопад:

В минуты грусти

В этом бренном мире

Заменит он потоки светлых слез!..

Не звезда ли сегодня со звездой расстается?

Над небесной рекой встал туман, и повсюду

Все туманом закрылось…

Чей призыв раздается?

Чайка в голос рыдает!

Я, полон грусти, расстаюсь с тобой,

Слезинки светлые дрожат на рукаве

Как яшма белая!..

Я их возьму с собой,

Пусть это будет память о тебе…

Ах, только удержать бы мне его —

Того, кто от меня решил уйти!..

О вишни лепестки,

Рассыпьтесь по земле,

Преградой будьте на его пути!

Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки

В горах, покрытых дымкою тумана, —

Не утомится взор!

И ты, как те цветы…

И любоваться я тобою не устану!

Криком я кричу,

И тяжко мне от слез,

Но когда ты спросишь, то отвечу я,

Что рукав атласный мой слегка намок

От случайного весеннего дождя!..

Хотел его сберечь,

Но жемчуг белый

Не удержался на атласном рукаве.

Он светлыми слезами оказался,

Что падали из глаз, не встретивших тебя.

Расставаясь, думаем всегда:

Минет время – встретимся опять.

Но, друг другу это говоря,

Разве знаем мы свою судьбу?

И когда придет свиданья час?

Что это жизнь? —

Исчезнет как роса!

И если б мог ее отдать за встречу

С тобой наедине, любимая моя,

Я не жалел бы, что ее утрачу!

Пусть велика земля, но даже и она

Имеет свой предел,

Но в мире этом есть одно,

Чему конца не будет никогда,

И это бесконечное – любовь!

Ушла в прошлое эпоха Средневековья, передав следующим поколениям свой опыт сердца – поклонения, восхищения, верности. Новая эпоха – Возрождение – начинается строкой о любви. Однажды на празднике девятилетний мальчик Данте увидел девочку Биче Портинари. Она была в одежде удивительного алого цвета. «Мне было девять, Биче восемь лет», – так началась история его любви. Став великим поэтом, он расскажет о ней в книге «Новая жизнь», а потом и в «Божественной комедии», обессмертив ее в образе Беатриче. Всю жизнь он будет обращать стихи к своей рано умершей возлюбленной. «Все думы – о любви, о ней одной». Кто знает, стал бы он великим поэтом, если бы не было в его жизни встречи с Беатриче?

Пятый ведущий :

Сердечных дум не разорвать кольца.

И вздохи, очи в жертву предназнача,

Виной тому, что, взор упорно пряча,

Не поднимаю ни к кому лица.

Глаза готовы плакать без конца,

Как будто только в этом их задача,

И возле них Амур приметы плача

Рисует – два страдальческих венца.

Все эти думы, эти воздыханья

Изводят сердце до того, что ими

Амур сражен – столь мука тяжела:

Ведь в них – Мадонны сладостное имя

И скорбными словами начертаны

О том, как смерть ее подстерегла.