Правосудие Зельба - Бернхард Шлинк

Я поздравил его превосходительство[147] с новой почетной должностью, новым статусом и титулом.

— Что же теперь будет делать Данкельман — без вас?

— Да, последние годы перед пенсией ему будет непросто. Но я хочу, чтобы новое отделение оказывало не только учебно-образовательные, но и консультационные услуги. И Данкельман сможет у нас эти услуги покупать. Господин Зельб, вы не забыли, что обещали прислать мне свой Curriculum Vitae?

Томас явно уже мысленно распрощался с РХЗ и быстро вживался в свою новую роль. Он пригласил меня за свой столик, за которым хихикали его дочери и нервно хлопала глазами жена. Я посмотрел на часы, извинился и поспешил в кафе «Шой».

Потом я начал следующий забег со своим списком. Что дарят «настоящему мужчине» под шестьдесят? Тигровое нижнее белье? Маточное молочко? Эротические истории Анаис Нин?[148] В конце концов я купил Филиппу шейкер для его бара на яхте. К этому моменту моя «любовь» к рождественскому шопингу и трезвону достигла апогея. Меня переполняло глубокое недовольство людьми и самим собой. Дома мне понадобится несколько часов, чтобы прийти в себя. Зачем я вообще полез в эту предрождественскую сутолоку? Почему я каждый год совершаю эту ошибку? Может, я вообще так ничему и не научился в этой жизни? Зачем все это?

В салоне машины приятно пахло хвоей. Не без труда пробившись сквозь городскую толчею к автостраде, я с облегчением вздохнул и сунул в магнитофон кассету. Я достал ее с самого низа, из-под кучи кассет, потому что остальные прослушал уже по нескольку раз на пути в Локарно и обратно.

Но музыки на ней не оказалось. Кто-то снял телефонную трубку, послышался непрерывный сигнал, звонивший набрал какой-то номер, раздались длинные гудки. Вызываемый абонент ответил. Это был Кортен.

— Здравствуйте, господин Кортен. Это говорит Мишке. Предупреждаю вас: если ваши люди не оставят меня в покое, я от души угощу вас вашим славным прошлым. Я больше не позволю вам оказывать на меня давление и тем более избивать меня.

— По описаниям Зельба вы представлялись мне умнее. Сначала вы взламываете нашу систему, а теперь еще и пытаетесь шантажировать меня… Мне не о чем с вами говорить.

В сущности, Кортен должен был в ту же секунду положить трубку. Но он не сделал этого, и Мишке продолжил:

— Те времена давно прошли, господин Кортен, когда достаточно было иметь знакомство в СС и эсэсовский мундир, чтобы распоряжаться людьми, как пешками, — кого в Швейцарию, а кого на виселицу…

Мишке положил трубку. Я услышал, как он перевел дыхание, потом раздался щелчок магнитофона. Пошла музыка: «And the race is on and it looks like heartache and the winner loses all».[149]

Я выключил магнитолу и остановился на обочине. Кассета из кабриолета Мишке — я совершенно про нее забыл.

16

Ради карьеры?

В эту ночь я так и не смог заснуть. В шесть утра я не выдержал, встал и принялся за установку и украшение елки. Кассету Мишке я прослушал еще и еще раз. Размышлять и анализировать в субботу я уже был не в состоянии.

Тридцать накопившихся у меня пустых консервных банок из-под сардин я положил в мыльную воду, чтобы от елки не пахло рыбой. Опершись на края раковины, я смотрел, как они погружаются на дно. У некоторых отломились крышки, когда я их открывал. Придется их приклеить.

Значит, это Кортен заставил Вайнштейна найти документы в столе Тиберга и донести на него. Я должен был сразу догадаться, когда Тиберг сказал, что о тайнике знали только он, Домке и Кортен. Нет, это была не случайная находка, как думал Тиберг. Они приказали Вайнштейну найти бумаги в столе. Это было как раз то, о чем говорила фрау Хирш. Может, Вайнштейн даже вообще не видел документов; ему ведь надо было только заявить, что он их там нашел.

Когда за окнами рассвело, я пошел на балкон и стал устанавливать елку на подставку. Мне пришлось поработать ножовкой и топориком. Верхушка была слишком длинной. Я подрезал ее так, чтобы потом снова приставить к стволу и закрепить с помощью швейной иглы. Наконец я поставил елку на отведенное для нее место в гостиной.

Зачем? Ради карьеры? Да, Кортен не смог бы добиться своих целей, если бы Тиберг и Домке были рядом. Тиберг говорил, что как раз период после процесса над ними стал фундаментом карьерного роста Кортена. А освобождение Тиберга было перестраховкой. И она полностью себя оправдала. Когда Тиберг стал генеральным директором РХЗ, Кортен тут же взлетел на головокружительную высоту.

Заговор, в котором я сыграл роль полезного идиота. Задуманный и реализованный моим другом и шурином. Которого я рад был не привлекать к участию в процессе. Он цинично меня использовал. Я вспомнил наш с ним разговор после переезда на Банхоф-штрассе. Я вспомнил наши последние разговоры в Синем салоне и на террасе его дома. «Зельб, сердобольный ты наш!»

У меня кончились сигареты. Такого со мной не случалось уже несколько лет. Я надел пальто, галоши, сунул в карман святого Христофора, которого взял в машине Мишке и о котором вспомнил только вчера, сходил на вокзал, а потом зашел к Юдит. Было уже около одиннадцати утра. Она открыла мне в халате.

— Что с тобой, Герд? — спросила она, испуганно глядя на меня. — Пойдем наверх, я как раз варю кофе.

— Что, у меня такой ужасный вид? Нет, я не пойду наверх, я занимаюсь украшением своей елки. Просто хотел занести тебе Христофора. Мне не надо объяснять тебе, откуда он. Я совершено забыл про него, а сейчас вот нашел.

Она взяла фигурку святого и прислонилась к дверному косяку, борясь со слезами.

— Юдит, скажи мне, ты не помнишь, Петер случайно никуда не уезжал после Солдатского кладбища? На два-три дня?

— Что? — Она не слышала моего вопроса, и я повторил его.

— На два-три дня? Да, уезжал. Откуда ты знаешь?

— А куда он уезжал?

— Он сказал, на юг. Чтобы прийти в себя, потому что, мол, от всего устал. А почему ты спрашиваешь?

— Я думаю, не ездил ли он к Тибергу в роли того репортера из «Цайт».

— Ты хочешь сказать, в поисках материала, который можно было бы использовать против РХЗ? — Она на секунду задумалась. — Я бы не удивилась… Но найти-то там было нечего, судя но тому, как Тиберг описал его визит. — Она зябко укуталась в халат. — Ты действительно не хочешь кофе?

— Я позвоню тебе, Юдит. — И я пошел домой.

Все сходилось. Отчаявшийся Мишке попытался обратить гимн благородству и бесстрашию, услышанный от Тиберга, против Кортена. Он интуитивно, лучше, чем мы все, распознал в этих дифирамбах диссонансы — связь с СС, спасение только одного коллеги вместо двух. Он и не подозревал, как близок был к истине и как опасен стал для Кортена своими упорными поисками компромата.

Почему я не обратил внимания на эту деталь? Если это было так легко — спасти Тиберга, — почему же он за два дня до этого, когда еще был жив Домке, не вытащил из тюрьмы обоих? Потому что для перестраховки достаточно было одного из них, а Тиберг как руководитель исследовательской группы был интереснее, чем просто сотрудник Домке.

Я снял галоши и постучал их одну о другую, чтобы отряхнуть снег. На лестнице пахло жарким. Вчера я ничего не покупал из продуктов и мог сейчас приготовить себе только яичницу-глазунью из двух яиц. Третье из оставшихся яиц я разбил в миску с кошачьим кормом Турбо. Бедняга настрадался в последние дни из-за запаха сардин в доме.

Эсэсовец, который помог в освобождении Тиберга, был Шмальц. Вместе с ним Кортен надавил на Вайнштейна. Для Кортена Шмальц убил Мишке.

Я отполоскал консервные банки в чистой горячей воде и вытер их. Потом приклеил отломанные крышки. Зеленую шерстяную нитку, на которой я хотел вешать их на елку, я либо пропускал через трубочку, в которую при открывании сворачивается крышка, или через кольцо на самой крышке, либо привязывал к месту соединения взрезанной крышки с корпусом банки. Препарировав очередную банку, я подыскивал для нее подходящее место на елке — большие банки я вешал внизу, маленькие вверху.

Нет, напрасно я старался себя обмануть — на елку мне было наплевать. Почему Кортен оставил в живых главного свидетеля, Вайнштейна? По-видимому, у него не было никакого веса в СС, у него был всего-навсего Шмальц, прикомандированный к заводу эсэсовский офицер, повязанный и управляемый. Кортен не мог влиять на события, но мог предполагать, что Вайнштейн, отправленный обратно в концентрационный лагерь, вряд ли доживет до конца войны. А после войны? Даже если он знал, что Вайнштейн остался жив, — он вполне обоснованно мог надеяться на то, что, сыграв в этой истории такую неблаговидную роль, Вайнштейн вряд ли захочет предать ее огласке.

Теперь обрели особый смысл и последние слова Шмальца, о которых говорила его вдова. Судя по всему, он пытался предупредить своего господина и благодетеля о следах, которые он в силу своего физического состояния не успел устранить. Но как ловко Кортен сумел подчинить себе этого человека! Молодой специалист с высшим образованием, из хорошей семьи и офицер СС из простолюдинов, большие задачи и амбиции, два ревностных служаки, каждый на своем посту. Я хорошо мог себе представить их взаимоотношения. Кому, как не мне, было знать, насколько убедительным и обаятельным мог быть Кортен.