История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

…По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия – свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее – Церкви». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 573–574.

Вслед за не прекращавшимися и в 1928 г. арестами священнослужителей, впрочем, преимущественно из среды противосергианской, в 1929 г. на Русскую Православную Церковь обрушились новые свирепые гонения, которые сопровождали развернувшуюся тогда в стране коллективизацию. Постановление ВЦИК и СНК СССР от 8 апреля 1929 г. и позднейшая инструкция НКВД отрицали какие-либо права Церкви как юридического лица, требовали регистрации местных «двадцаток» верующих, которым государство могло предоставлять в пользование храм, запрещая любую деятельность вне его стен.

Принятое ВЦИК 8 апреля 1929 г. постановление «О религиозных объединениях», которое вплоть до конца 1980-х гг. будет формально определять систему церковно-государственных отношений, стало вторым после декрета «О свободе совести» от 20 января 1918 г. законодательным прикрытием большевицкой политики перманентных церковных гонений. В период с 1929 по 1934 г. было репрессировано почти 40 тыс. представителей духовенства и монашества, из которых около 5 тыс. – убито, закрыты все монастыри, число действующих храмов сократилось с 28 500 до 10 000 (в 1914 г. действующих церквей и часовен насчитывалось 67 100). В том же году последовала антиколокольная кампания: колокола снимали и сдавали на лом. Погибло множество бесценных колоколов, отлитых русскими мастерами за полтысячелетия. Большевицкое руководство развернуло вербовку граждан в «Союз воинствующих безбожников», просуществовавший с 1925 по 1943 г. В ответ на гонения и разделения внутри Церкви стали возникать различные секты, видевшие в коммунистах власть антихриста. В 1926–1927 гг. их подвергли яростному преследованию.

Во всем мире поднялась волна возмущения творимыми большевиками в России гонениями на Православную Церковь. Тогда в начале 1930 г. ОГПУ заставило митрополита Сергия сделать заявление, что никаких гонений на Церковь в СССР нет. Эта кощунственная ложь потрясла верующих и в России и в эмиграции, а также друзей Русской Церкви во всем мире.

Если митрополит Сергий надеялся на то, что полученная ценой столь значительных с его стороны уступок легализация Московской Патриархии приведёт к ослаблению церковных гонений, то надежды эти оказались тщетными.

Разделявший характерное для многих «непоминающих» епископов представление о том, что отличительной чертой обновленчества являлось не столько самочинное проведение литургических и канонических реформ, сколько крайнее раболепие, побуждавшее обновленцев идти на любые формы сотрудничества с богоборческим большевицким режимом, митрополит Кирилл писал за несколько месяцев до своего расстрела 20 ноября 1937 г.: «Ожидания, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались… и оч[ень] многие разобрались и поняли, что м[итрополит] С[ерг]-ий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства». При этом св. митрополит Кирилл подчеркивал, что первым иерархом, указавшим на пагубность для Церкви сервилистской политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя оказался другой Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Иосиф, с чьего «именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м[итрополита] Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности».

В качестве единственной альтернативы той системе высшего церковного управления, которую предлагал Русской Православной Церкви митрополит Сергий, отождествлявший свои полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя с полномочиями предстоятеля Церкви, непоминающие его за богослужением новомученики-архиереи видели организацию церковного управления на основании указа Св. Патриарха Тихона Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7(20) ноября 1920 г., предполагавшего самостоятельное управление епархией правящим архиереем в условиях отсутствия канонического центра высшего церковного управления или отсутствия с ним связей.

Кровавые гонения коммунистического режима, практически полностью физически уничтожившие к началу Второй мировой войны священнослужителей из числа «антисергианской» оппозиции, не позволили осуществиться в русской церковной жизни идеям тех новомучеников, которые воспринимали, отлично от митрополита Сергия, не только перспективу развития отношений Русской Православной Церкви и коммунистического государства, но и перспективу развития церковной жизни как таковой. Многие важные особенности дальнейшей жизни Русской Православной Церкви в условиях тоталитарного коммунистического режима были обусловлены не только религиозной политикой этого режима, но и тем выбором церковной политики, который сделал митрополит Сергий в 1927 г. Однако прославив в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских подвижников, подвергавших глубокой и всесторонней критике деятельность митрополита Сергия и считавших своей архипастырской обязанностью даже прервать с ним каноническое и евхаристическое общение, Русская Православная Церковь сделала важный шаг на пути преодоления многих церковно-исторических стереотипов советского времени. И может быть, самым глубоким из этих стереотипов следует признать представление о церковной политике митрополита Сергия как единственно возможной и единственно правильной в условиях коммунистических гонений. Именно это представление, противоестественно разделявшее многие годы единую русскую церковную иерархию с одной стороны на «сергиан», а с другой стороны на «даниловцев» и «мечевцев», «кирилловцев» и «иосифлян», не позволяло многим русским православным христианам ощущать себя в духовном единении с сонмом тех праведников, кто с гораздо большей, чем митрополит Сергий, последовательностью и верой в несокрушимость Церкви своей мученической кровью, а не политикой компромиссов подготовил церковное возрождение России в 1970–1990-е гг.

Развернутые большевиками с 1927 г. жесточайшие преследования всех религий произошли вовсе не случайно. Большевики готовились нанести смертельный удар по крестьянству, свернуть НЭП. Они опасались любых центров сопротивления их политике и знали, что даже равнодушное к вере большинство земледельцев в годину гонений обратится к вере и Церкви, которая найдет пастырей, готовых повести за собой народ на борьбу против человеконенавистнического режима. Приход, храм стали бы естественным центром сопротивления сталинской коллективизации и намечаемому в связи с ней новому голодомору. И потому Церковь надо было, во-первых, расколоть, во-вторых, запугать, а в-третьих, скомпрометировать в глазах народа лояльностью большевицкой власти. Все эти дьявольские задачи коммунисты смогли реализовать с помощью ОГПУ.

Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М.: Издательский совет РПЦ, 2001.

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. М., 1996.

А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004.

3.2.6. Уничтожение старой интеллигенции

Владимир Соловьев высказал в свое время мысль, что устоями России являются «монастырь, село и дворец». В сущности, эта формула является парафразом одиозной в глазах революционеров знаменитой триады «православие, самодержавие и народность». Так или иначе, в первое десятилетие после октябрьского переворота большевики уничтожали «дворцы» и дворянство, «монастыри» и священнослужителей, а начиная с года великого перелома – (1929) – «село» и крестьянство. Одновременно удар обрушился и на кадры старой российской интеллигенции. Первые жертвы русская интеллигенция понесла еще в 20-е годы. Помимо жертв «Красного террора», тех, кто был взят в заложники и расстрелян, тех, кто погибал на фронтах Гражданской войны или в тылу от голода и тифа, и кого большевицкая пропаганда вписывала в привычную формулу «лес рубят – щепки летят», властью использовалось и такое средство избавления от несогласных с установленным режимом, как высылка. Расстрел поэта Николая Гумилева (1921 г.) должен был стать и стал уроком для оставшихся в живых: для достижения своих целей большевики не остановятся ни перед чем и ни перед кем.