Они не мы - Григорий Грошев

- Но позвольте… Какие у вас доказательства? – пытался спорить с ним.

- Я видел тебя у Метро, Александр. Вчера ночью. Я следил за тобой. Ты шёл по катакомбам так, словно гуляешь по парку! Даже я заблудился… Полагаю, что именно там, в этих бесконечных лабиринтах, мы найдём кости Виктора. Что такое доказательства? Самое главное – признание вины. Это значит – раскаяние. Это значит – что цель правосудия достигнута.

- Но это же абсурд! – взмолился я, и тогда впервые столкнулся с безжалостным правосудием. Швак просто ударил меня кулаком по лицу, защёлкнул цепные наручи и повёл вниз. Маску он надел на меня совершенно неправильно: видеть я мог только левым глазом, да и то чуть-чуть. Дышать было тяжело, от напряжения весь покрылся испариной. Из разбитого носа текла кровь.

К счастью, на лестнице никого не оказалось. Какой позор – быть задержанным вот так, среди бела дня. Мощь инспектора меня впечатлила. Он буквально нёс меня – я почти не касался земли ногами! Нас ожидал черный автобус, похожий на тот транспорт, который недавно вёз меня во Дворец.

В полицейское управление мы попали с нижнего уровня. Здесь, под Сферой – самая совершенная система катакомб. В каждое здание ведёт два, а то и три хода, с разной высоты. Небрежно вытащив меня из автобуса, Швак поставил меня на ноги и повёл к лифтам. Его могучая рука лежала на моём правом плече, корректируя направление. Комната для допросов.

- Прошу прощения, - когда меня усадили на табурет, мне наконец удалось достучаться до полицейского. – Что происходит?

- Прежде чем мы начнём… Ты, наверно, пытаешься понять, где прокололся, как я смог раскусить твой план и раскрыть это дело. Всё просто. Интеллект. Это то, что есть у меня и чего нет у тебя. С Виктором у тебя были давние счёты. Какие – не знаю, может, он популярнее. Вас, писак, не разберёшь. Ты сманил его в метро, там и задушил. Почему задушил? Да потому что у тебя дома ни ножа нет, ни хорошей дубины. Зато – всякие нитки есть. Фенечки. Вам, писакам, такое нравится. Знаешь, что тебя выдало? Чувство вины. Ты к матери пришёл Виктора, и талонов ей всучил. Думал, мы не узнаем? А теперь ты ходишь в метро, чтобы проведать труп, но… Впрочем, тело мы уже нашли. А теперь я – весь внимание, - улыбнулся Швак, но вышло у него это неубедительно.

В этот момент мне хотелось засмеяться, но спазм поразил мышцы лица. Мне ведь ясно, что Виктора никто не убил. Они просто не смогли обнаружить его, а потому заподозрили убийство. И этот невежа всерьёз подозревает меня? Ну, коли так, то песенка спета. Даже если я буду упираться… Даже если продержусь день или два… В конце концов, я во всём сознаюсь, лишь бы прекратились пытки. О методах Полиции всем известно.

Они вырывают ногти. Ещё – зубы. Вообще им как-то странно нравится лишать человека выступающих частей тела. Так, стоп, этой части тоже? Которая выступает не всегда? В конце концов, если во всём «признаться», можно попасть на каторгу. А не в камеру переработки. Тягостное чувство заволокло душу, и это сразу подметил Швак.

Только чудо может меня спасти. Может, выхватить дубину и ударить его? Бежать в метро, а там – в Пустоши. Попроситься добровольцем в армию. Заговаривать ему зубы, бесконечно долго… Меня спасёт чудо, или…

- Разрешите сделать звонок в Редакцию. Сегодня пятница, знаете ли. Один звонок, и я сразу во всём признаюсь. Обещаю.

- Ну конечно, мы ведь не звери, - инспектор протянул мне кнопочный телефон. Бьюсь об заклад, что нужных цифр он не знает. Я набираю их по памяти. Но совсем не те цифры, которые могли бы соединить меня с местом работы.

Гудки, долгие гудки. Настолько длинные, что я едва не отчаялся. На том конце провода раздался бархатный голос Крокса, нисколько не удивленный. Словно он ждал моего звонка.

- Магистр, искренне прошу прощения за этот звонок, - мой голос дрожал. - Это Александр. Ваш кандидат.

- Говорите, - Крокс, как всегда, предельно конкретный.

- Меня задержали. По какому-то нелепому обвинению.

- Кто? – осведомился магистр.

- Инспектор Швак.

Тишина, молчание длилось несколько секунд. А затем… Затем в трубке раздались гудки. Полицейский глядел на меня с той же самодовольной улыбкой. Я догадался, что он не понял, кому я позвонил и зачем. На меня нахлынуло отчаяние и апатия. Неужели Крокс так быстро открестился от меня,