Любовь и прочие обстоятельства - Эйлет Уолдман

— Ты меня просто убиваешь, Родриго.

— Говорю это только вам…

Джек качает головой:

— Честное слово, ты пал в моих глазах.

— Папа! — кричит Уильям. Он протягивает руки, но это не столько желание обняться, сколько жалоба.

— Привет, Уилл. Что с тобой? Ты весь в грязи.

— Эмилия бросила меня в озеро. Она бросила меня в ледяное озеро.

Я его не перебиваю. Просто качаю головой, иду вперед и вызываю лифт.

— Эм! — зовет Джек. — Что случилось?

Я снова качаю головой.

— Эмилия!

Родриго исчезает. Он скрылся в недрах здания или выскользнул наружу, под навес, чтобы переждать скандал.

— Давай поговорим наверху, — предлагаю я.

Мы молча поднимаемся на лифте. Слышно только, как Уильям драматически шмыгает носом.

Когда входим в квартиру, Джек повторяет:

— Что случилось?

— Эмилия бросила меня в озеро, — канючит Уильям и начинает плакать.

— Не говори глупостей, — огрызаюсь я и коротко объясняю, что мы поскользнулись и он упал в воду. — Это была просто случайность. Мы развлекались, — говорю я и морщусь, слыша в своем голосе жалобную, умоляющую нотку. — Честное слово, нам было весело.

Джек склоняется над Уильямом и большими пальцами стирает с его лица слезы.

— Давай-ка снимем мокрую одежду и примем горячую ванну с пузырями.

Он поднимает Уильяма, и тот немедленно обвивает его руками и ногами, как осьминог.

— Я весь промок, папа, — жалобно бормочет он.

— Это просто смешно, — замечаю я.

Джек молчит. Они уже на полпути по коридору, когда я кричу:

— Подождите!

Джек останавливается в дверях детской.

— Что? — спрашивает он. Голос у него вот-вот сорвется.

— Ты не собираешься сказать ему, что он преувеличивает? Что не стоит так волноваться из-за капельки воды? Нам было весело, Джек! Неужели ты ничего ему не скажешь?

Джек поджимает губы, ноздри у него раздуваются. Лицо бледное, почти белое от гнева, особенно вокруг глаз.

— Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал, Эмилия? — Он буквально выплевывает каждое слово, словно что-то горькое. — Ты действительно хочешь, чтобы я что-нибудь сказал?

«Ничего не говори. Не произноси слов, которые вертятся у тебя на языке».

— Это была случайность, — настаиваю я. — Мы поскользнулись. Мы бежали и упали.

— Тебе наплевать. Он замерз и испугался, а тебе наплевать.

— Нет, не наплевать. И ничего он не испугался. Ты же знаешь Уильяма, Джек. Ты знаешь, что он всегда преувеличивает. Просто ему неприятна сама мысль о том, что со мной может быть весело. Мальчику кажется, что он предает Каролину. Но это же просто глупо. Ты должен объяснить ему, что это глупо.

Джек осторожно ставит Уильяма наземь, направляет его к двери и закрывает ее, а потом наклоняется ко мне и тихо говорит:

— Ты даже не представляешь, какое у тебя лицо, когда ты на него смотришь. Оно ледяное. Холоднее, чем это проклятое озеро.

Он рывком открывает дверь детской, заходит и захлопывает ее за собой.

Я никогда не была холодной. Наоборот, я очень тепло относилась к сыну Джека. Честное слово. Но его слова и мысли обрушились на меня, словно волна жидкого водорода. Это они меня заморозили, сделали хрупкой и неподвижной. Холоднее, чем когда-либо.

Я стою, белая от холода, и отчего-то вспоминаю совершенно другую ситуацию, которая была ужасно давно. Тогда я чувствовала себя так, словно кто-то открыл маленькую дверцу у меня на макушке и впустил солнечный свет в мое тело, наполнив его от кончиков пальцев до самого темечка. Эта минута казалась еще прекраснее из-за того, что именно привело нас к ней. Весь день и за неделю до того я была уверена — знала это так же твердо, как номер собственного телефона, — что Джек снова собирается со мной расстаться.

Поскольку Каролина выгнала мужа, мы встречались как настоящая парочка, как нормальные люди. Ходили ужинать и в кино, а еще — в театр, в оперу и даже дважды на балет, прежде чем я призналась в ненависти к этому виду искусства. Мы трижды побывали на бейсболе и сидели прямо за основной базой, потому что у Джека нашелся друг с абонементом, а я со времен колледжа питала слабость к «Ред сокс». У нас был служебный роман, не более тайный, чем бывает обычно. Мы больше не устраивали долгих перерывов на ленч, чтобы насладиться доставленными деликатесами и друг другом, не делали вид, что мы всего лишь случайные знакомые. Не то чтобы мы выставляли свою связь напоказ. Мы, конечно, не обнимались в столовой, но зато одновременно приходили поутру и даже стояли рядом в очереди за кофе. Мы занимались любовью по ночам, в новой квартире Джека на Аппер-Вест-Сайд, на пружинном матрасе, на полу спальни. Джек никогда не приходил ко мне. Я ночевала у него три-четыре раза в неделю — иногда реже, но никогда чаще — и не оставляла там своих вещей. Просто привозила большую сумку со сменой белья, зубной щеткой и косметикой. В кабинете у меня всегда висели два-три костюма в кофрах и несколько блузок, а под столом стояли пять-шесть пар туфель.

Я никогда не бывала у Джека, когда там находился Уильям, и приходила только, если мы договаривались об этом накануне. Мы проводили ночи вместе и вовсе не принимали это как данность. Если Джек звонил в течение дня и приглашал меня на ужин, я понимала, что сегодня мы переспим. Если я звонила во вторник и приглашала его на концерт в субботу, это значило, что тем же вечером мы будем заниматься любовью. Иногда, если мы оба работали допоздна, Джек звонил и интересовался, не хочу ли я поужинать у него или посмотреть кино. Всегда был какой-нибудь предлог для того, чтобы мы могли провести вечер вдвоем. Никто из нас ни разу не предложил просто пойти домой и побыть наедине, заняться любовью, поспать. Мы встречались — а это значило, что нужно заниматься чем-то еще, пусть даже всего лишь смотреть кино.

Но на прошлой неделе Джек позвонил лишь единожды, чтобы отказаться от похода на вернисаж в Челси в обществе Саймона и его парня. Мы собирались встретиться в семь, чтобы быстренько пройтись по выставке, а потом поужинать в «Мэн рэй». Джек сказал, что у него много работы, и остался глух к моим мольбам, хотя я уверяла, что без него не выдержу эту дурацкую выставку и дурацкий ужин в компании чужого любовника. После вернисажа художник, свежеиспеченный баловень Челси, соблазнил Саймонова парня, и в итоге мы с Саймоном вдвоем оплакивали мужское непостоянство над тарелкой жареных сардинок.

Мы с Джеком только один раз вместе поужинали на этой неделе, у него же в кабинете. Как-то вечером я захотела его удивить и заказала ужин, записав все на счет одного из своих клиентов. Я решила, что солидная компания может позволить себе лишнюю порцию темпуры[12]. Джека не было в кабинете, и я обнаружила его в конференц-зале дальше по коридору, где он ел пиццу в обществе коллег (они уже не первый час усердно работали над ходатайством по истребованию дела, которое впоследствии было отклонено). Он увидел в моих руках бумажный пакет и положил недоеденный кусок пиццы на тарелку.