Питомец - Александр Сапегин

Рева-корова мигом перестала разбавлять искристые воды горных источников ручьями соленых слез. Похлюпав носом, она, не выходя из ручья, ополоснула личико и повернулась ко мне:

— Дасти, твой рург такой… красивый…

Сценка, последовавшая за фразой девчонки, живо напомнила мне эпизод из гоголевского «Ревизора». Лилина, разинув рот и проглотив со словами и язык, уставилась на меня. Плюхнувшись на брюхо, я пялился на девчонок, судорожно размышляя над тем, что же я наделал и с какой стороны наиболее неотразим.

По зрелом размышлении я пришел к выводу, что ничего страшного и шибко экстраординарного не случилось. На ругань Лилины и требования «вернуть как было» был дан ответ в стиле «само пройдет» и «я сам офигел». Что ни говори, огорошен я был знатно. Стоило наладить с девчонкой ментальный контакт, как царевна Несмеяна лесного разлива безропотно вылезла из ручья, можно сказать, выпрыгнула с печатью вселенской радости на физиономии. К радости примешивалась изрядная доля потрясения от вида заговорившего, пусть и мыслеобразами, чешуйчатого красавца. Ну что вы вылупились на буковки в строке, люблю я себя, люблю. До крайней формы нарциссизма еще как до Луны пешком, но глупо было бы отрицать, что душа и тело окончательно сжились друг с другом. Так что любите себя такими, какие вы есть. Четыре лапы, рога, крылья, хвост. С нынешних позиций мне трудно представить, как люди обходятся без столь важных дополнений и как я раньше сам без них обходился. Ладно, не будем уводить разговор в сторону и заводить рака за камень.

Ириста, получившая ментальную плюшку, успокоилась как по волшебству и без споров дала переодеть себя в сухую одежду. Через двадцать минут истерика и падение в ручей вспоминались ею с изрядной долей юмора. Виконтессу словно подменили. Вскоре мы отправились дальше. Следовало поторопиться, постепенно вечерело и плутать по лесу в потемках ни у кого не было желания. Больше всех радовался я, но лишь до того момента, как моей чешуи коснулся масляный взгляд сексуального маньяка, наметившего очередную жертву. Снимать ментальные щиты я не решился, последней встряски всем окружающим хватило на три года вперед, а мне — так на все десять, но от плотоядных выстрелов крупнокалиберных орудий, в которые превратились глаза Иристы, вдоль позвоночника пробегали стаи ледяных мурашек. В голову самопроизвольно закрадывались панические мысли о том, что некоторые рано радовались и что колдовство им еще аукнется и выйдет боком. О последнем говорили хотя бы непонятные желтые жгуты, связывающие меня и юных нимф. Яркий канат тянулся к Иристе, еле видимый шнурок цеплялся за Лилину. Но разбираться с причинами и следствием времени не было совсем. Оставалось надеяться, что это само рассосется. Свят, свят, свят, плюнуть через левое плечо, а за неимением крепкого дерева в шаговой доступности постучать себя по лбу. Вдруг поможет и пронесет, раз туп, как это самое дерево.

Когда нижний край дневного светила коснулся кромки леса, частоколом возвышавшегося над вершинами западных пиков, наш небольшой караван достиг конечной точки маршрута. Могучий утес с языками каменных осыпей навис над путешественниками.

— Сяка! — донесся сверху звонкий голосок.

Обе всадницы за моей спиной дружно задрали головы, рассматривая скальный карниз, на котором маленькая девочка отбивалась от десятка мелких рургов, не пускавших ее к опасному краю, откуда был путь только строго вниз. У Ирки и Лилины округлились от удивления глаза, когда я взлетел к пещере и подхватил девочку передними лапами. Малявка, привыкшая к полетам, моментально вцепившись в меня руками и ногами, радостно завизжала. Стая «нянек» последовала за вожаком, посылая ему, то есть мне, многочисленные образы, большей частью жалобные. Лири была в своем репертуаре, бессловесные твари (они же — живые игрушки) весь день безропотно сносили форменные издевательства, не ограничивающиеся одним лишь накручиванием хвостов. Не представляю, как воспитатели в детских садах выдерживают тот хаос, который несут с собой малолетние воспитанники. Им при жизни памятники ставить надо.

Что ж, по труду и награда. Деньгами рурги не берут, но зело обрадовались половине задней лошадиной ляжки, что я приховал в мешок как раз на подобный случай. Оставив подчиненных насыщаться и зализывать душевные травмы, я передал Лири на руки Иристе, а сам вместе с Лилиной взялся за обустройство временного лагеря. Почему не пригласил дам в пещеру, а располагаю кровати на открытом воздухе? У меня пупок развяжется поднимать гостей на карниз. Проверено на собственном опыте, с десятками многочисленных экспериментов и ведрами соленого пота (про пот я в переносном смысле) — груз до тридцати килограмм я еще поднимаю, с напрягом и газообразованием от натуги, а дальше — крылья отваливаются. Что Лилина, что Ириста весят далеко за тридцатник. Бывшая хозяюшка, по самым грубым прикидкам, тянет на сорок кило, а Ириста — за полтинник. Так что ночевать дамам придется на землице. Ничего, авось не замерзнут. Шкурки постелем, костерок разведем, тент между деревьями натянем. Небо чистое, дождя не предвидится. Кушать есть что: продуктами деревенские вчера поделились, в холодильном лабазе, правильнее сказать — погребце, свежая телятинка и рыбка, плюс прихваченные гостинцы от джентльменов с большой дороги, с голоду не помрем. Пару-тройку дней протянем!

Сначала девчонки переживали, опасаясь зубасто-хищнической напасти, но быстро успокоились, когда узнали, что звери даже под страхом собственной смерти не сунутся к проклятому утесу. Некий рург (не будем показывать на него пальцем), как только подрос, так сразу устроил конкурентам по пищевой цепочке тотальный геноцид в радиусе десяти миль от родной хаты. Зверье оказалось неглупым и предпочло соблюдать установленную квартиросъемщиком границу. Случалось, попадали залетные глупцы, но они либо сматывались, поджимая хвосты, либо отправлялись на гумус. Зеленые разведчики быстро доносили «папочке» о нарушителях, чтобы тот принял оперативные меры. Он и принимал, скармливая несчастных довольным таким оборотом дела доносчикам.

— Скайлс! Скайлс! — на всю округу раскричалась Ирка. Быстро она адаптировалась, никакого почтения. — Скайлс!

Пришлось бросать ветки, которые я собирал для костра, и на всех парах мчаться к поляне, откуда доносился недовольный рев Лири.

Мелкая непоседа, не слушая увещеваний невольных наседок, отбивалась от девиц ручками и, горестно подвывая, заливалась слезами.

— Иго-иго! — вплеталось иногда в отчаянный рев.

Я хлопнул себя по лбу. Время к ночи, а кто-то не выполнил данного с утра обещания покатать ребенка на лошадке. Голова дырявая — забыл за дневной суетой, зато Лири не забыла и теперь требовала хлеба и зрелищ. Ириста и Лилина, прыгающие вокруг малышки, не могли взять в толк, с чего та закатила концерт по заявкам, обратившись за разъяснениями к последней инстанции.