Всё, чего ты хотела - Луиза Саума

это же чертов будильник с птичьим хором. Мертвые птицы продолжали петь записанными голосами. Над ней металлический потолок. Рот полон слюны. Она добавила в свой список желаний: бекон, яйца, масло, тост, чай – как можно было забыть чай? Потом закрыла глаза и мысленно перенеслась обратно в Тафнелл-парк, к тающему на языке маслу, мягкому подсоленному яйцу, из которого вытекает горячий желток. К красивой молодой маме в белом. К Моне. Она снова открыла глаза. «Но ведь я здесь, – думала она. – И всегда буду. Какой сегодня день? Кто знает, не все ли равно». Стены, кажется, сдвинулись теснее, чем обычно. Сцена завтрака из сна пронеслась у нее в голове, но семейство больше не улыбалось, их лица, уже не розовые и довольные, стали в ярком желтом свете напряженными и потными, как у героев мыльной оперы. Айрис засмеялась, хотя понимала, что сейчас будет. Ее накрыло с головой, волосы встали дыбом. Похолодела кожа. Вся она – кровь в жилах, все органы и кости – знала, что на нее кто-то смотрит. Не на Земле, а здесь, на Никте. Как же давно его не было, но он вот-вот появится.

«Уходи, – мысленно велела она. – Ты мне больше не нужен».

Она старалась отвлечься, размышляя, какой теперь стала Мона. Родителей она более-менее могла себе представить: отяжелели, поседели, стали медленнее двигаться, а вот Мону – никак. Человек от четырнадцати до двадцати одного сильно меняется. Резко взрослеет, превращаясь в самого себя. Возможно, Мона уже закончила университет. Или вообще не поступала из чувства противоречия? Вряд ли. Была ли она влюблена? Любит ли она мужчин или женщин, или и тех и других, или никого? Ненавидит ли по-прежнему меня? Чем она вообще занимается? «Все это бессмысленно», – думала Айрис, протирая глаза.

– Доброе утро, Эбби, – поздоровалась она.

Эбби не ответила.

– Ты еще спишь?

Тишина. Свесив голову, Айрис посмотрела вниз, но место Эбби пустовало. Наверное, она в ванной. Серое одеяло смято, на нем что-то лежит. Сложенный пополам листок бумаги? Она спустилась, взяла листок и развернула. Фотография Эбби и ее мужа Джо в день свадьбы. Как странно увидеть наконец лицо Джо хотя слышишь о нем уже много лет. Айрис поняла, что совершенно его не знает. Незнакомый человек – коренастый, каштановые волосы, бледная кожа и добрые глаза. Черный костюм, на голове ермолка. А Эбби вполне можно узнать – на несколько лет моложе, полнее, смуглее и счастливее, на ней скромное белое платье с кружевными рукавами. Оба полны радости, широко улыбаются белозубыми американскими улыбками. Фото сильно помято.

Айрис подождала еще некоторое время, но в животе заурчало, и она направилась в кафетерий. Ей неловко было идти одной, будто она школьница, с которой никто не дружит, но, к счастью, Рав и Витор уже сидели в кафетерии.

– Bom dia, – садясь за стол, поздоровалась Айрис.

– Bom dia, – подняв глаза, ответил Витор. – А где Эбби?

– Наверное, в душе.

Он наклонил голову. Айрис старалась выглядеть приветливой и тихой.

– А что сегодня на завтрак?

– Авокадо с дрожжевым хлебом и копченый лосось, – объявил Рав.

– Я так и думала.

Айрис подошла к стойке и взяла обычный набор: ломтик хлеба с белковой пастой, а также небольшую мягкую грушу. Айрис обрадовалась – им давно не давали груш. Когда она вернулась к столу, Витор поднял голову, поймал ее взгляд и отвернулся – вид у него был усталый. Глаза воспаленные, кожа землистая, в морщинках. Он встал из-за стола.

– Можно мне попозже к тебе на прием? – спросила Айрис. – У меня медицинский вопрос.

– Да, я целый день на месте.

Он вышел из кафетерия. Рав вскоре последовал его примеру. Айрис ела в одиночестве, оставив грушу на десерт. Помахав Стелле, она взяла планшет и послала Эбби сообщение:

Привет. Ты где?

Ожидая ответа, откусила от груши. Спелая нежная сладость застала ее врасплох. На секунду Айрис забыла об Эбби. «Черт возьми, – подумала она, – на Земле я груши почти не ела. А надо было съедать по одной каждый день». Она откусила еще кусочек и, прикрыв глаза, держала на языке, пока он не размяк и почти не растворился, потом проглотила сахарную мякоть. Тут она вспомнила про Эбби и начала про себя считать до двадцати, надеясь, что к концу счета придет ответ. Но этого не произошло. Она доела грушу.

Айрис пошла гулять по Центру, заглядывая в окна: в спальне, в кафетерии, в гостиной, в коридорах. Если Эбби удалось выйти и она задохнулась в атмосфере, ее мертвое тело лежит снаружи, на песке. Но ее нигде не было видно. Может быть, они забрали ее, пока никто не заметил. Они. А вдруг она, набрав воздуха, отбежала от Центра, пока не скрылась из виду. Возможно ли такое? Айрис представила себе, как Эбби несется, взрыхляя песок босыми ногами, ветер разметал волосы, легкие на пределе – вот-вот лопнут. Свобода. И тут она впервые за много лет вспомнила ту гимнастку, Эллу Уильямс, которая бросилась вниз с крыши лондонского здания, будто дикая экзотическая птица.

По пути на рабочую смену Айрис остановила в коридоре Майя с коробкой моющих средств в руках.

– Ты Эбби не видела? – встревоженно спросила она.

– Нет. И ты не видела?

– Она на работу не явилась.

– Понятно. Я тоже не знаю, где она. – «Я слишком спокойна, – удивились сама себе Айрис. – А должна бы уже впасть в панику». Все дело в гормонах, которые одурманивали ее, вселяя надежду и спокойствие.

– Ладно, спасибо, – сказала Майя. – Мне нужно идти. – Она торопливо удалилась, с трудом таща тяжелую коробку.

«Неужели Эбби ушла, не попрощавшись? – не хотела верить Айрис. – Этого не может быть».

Почти целую смену Айрис не вспоминала Эбби. Чтобы камеры не записали чего-нибудь подозрительного. Они с Юко, опустившись на четвереньки и вооружившись ветхими лоскутами, вырезанными из старых фуфаек, мыли пол в кафетерии. Коленки они обмотали обрывками ткани, чтобы не болели, но все равно они ныли, как у старух. Тряпки были такие грязные, что ничего ими не отмоешь. Просто размазываешь грязь, перемещая ее с места на место. Грязь скапливалась в темных углах, где ее никто не видел. Въедалась в руки. Каждые несколько минут они вставали и, кряхтя, разминали суставы. Стелла старше остальных, и ей доставалась работа полегче: протирать столы, стойки и стулья. Норма сегодня осталась с отцом.

Во время одной из разминок Айрис впервые ощутила движение плода – едва различимый кувырок – и вскрикнула от удивления.

– Что с тобой? – спросила Стелла.

– Все нормально. – Айрис, которая потирала живот, тут же прекратила, чтобы не выдать себя. – Я… э-э… локтем