Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

«Я бы знала это наверняка только в одном случае — если бы сама убила его», — подумала Терри. А вслух произнесла:

— Я не знала, где она.

— Вам не приходила мысль о том, чтобы позвонить в школу?

«Он совсем не глуп», — отметила про себя Терри. Выражение его лица было невозмутимое, почти скучающее — такое же, вспомнила она, бывает у Криса, когда он хочет скрыть свои мысли.

— Я думала об этом, — ответила она. — Потом решила сначала позвонить матери.

— Почему не в школу? Там бы вам точно сказали, была она в школе или нет.

— Мне не хотелось поднимать панику. — Терри постаралась заставить себя поверить в то, что действительно так думала. — Я решила, что мама, должно быть, говорила с Еленой.

Ее последние слова прозвучали не очень убедительно: этим ответом она оказывала себе медвежью услугу, но любой другой мог навредить Крису.

— Вы обсуждали это с мистером Паже? — подозрительно глядя на нее, спросил Монк. — Куда звонить — в школу или вашей матери?

«Неужели вам неизвестно, — думала Терри, — что я обсуждаю с ним все, что он и я — единое целое?» Поставив чашку кофе на стол, глядя Монку в глаза, она сказала:

— Я не помню.

— Значит, позвонив матери и убедившись, что Елена у нее, вы решили бросить поиски мистера Ариаса?

— Именно так.

— Это вы обсуждали с мистером Паже?

«Чтобы он сдох», — именно так выразился Крис по этому поводу.

— Кажется, да, — неуверенно произнесла Терри.

— Что конкретно вы говорили?

Терри осенило: ей стал ясен весь ход рассуждений Монка. Поездка в Италию, спланированная специально, чтобы замести следы. Подозрительный вечер накануне отъезда. А потом Рики просто оставили разлагаться в его квартире, чтобы невозможно было установить, что он умер до их отъезда.

— Это я сама решила, — сказала она, — не звонить Рики. Нам предстояло судебное разбирательство по поводу опекунства. В подобных обстоятельствах мне было даже выгодно представить его как нерадивого отца. Потому что у меня и в мыслях не было, что он мертв. — Терри молча взирала, как пленка с ее ответом наматывается на пластиковую катушку кассеты.

— Благодарю вас, — вежливо изрек Монк. — И извините за доставленное беспокойство.

В душе Терри предпочла, чтобы он обвинил ее. Все эти условности со словами благодарности в конце — притом что разговор записывался на пленку и в заключение Монк с точностью до минуты указал время окончания его — показались женщине ужасно неуместными и противоестественными, тогда как сам Монк не видел, казалось, в этом ничего удивительного. Как будто у людей принято общаться между собой именно таким образом.

Инспектора собрались и вышли.

Подождав, пока они сядут в лифт, Терри направилась к Крису.

Он только что кончил говорить по телефону.

— Звонили из телефонной компании, — сообщил он. — Полиция получила разрешение на прослушивание моих телефонных разговоров. Как и на проверку банковских счетов.

— Знаю. — Терри села напротив него. — У меня только что были. Крис, по-моему, они это серьезно.

7

— Обо мне заботилась моя мать, — говорила Терри доктору Харрис. — Заботилась, как могла. Я не понимаю одного: какое отношение мое детство может иметь к Елене?

— Как прямое, так и косвенное, — ответила Харрис. — Скажите, почему, по-вашему, мать не разводилась?

Терри поймала себя на том, что неотрывно смотрит на висевшую на стене репродукцию с изображением двух молодых оленей на фоне благоухающего красками африканского пейзажа с сюрреалистическими птицами и множеством солнц, невинное сияние которых лишь подчеркивало противоестественность такого сочетания. Этот художник, Джесси Аллен, нравился Крису. Терри почувствовала, что вид этих оленят действует на нее успокаивающе.

— Деньги, — машинально произнесла она. — Я хочу сказать, что именно это удерживает многие семьи от развода. Вы согласны? Женщинам просто некуда деться.

— Но ведь ваша мать, кажется, работает?

— Угу. Бухгалтером. — Терри на минуту задумалась. — Раньше она какое-то время работала, потом прекратила. Я до сих пор не знаю почему.

Терри увидела, что Харрис смотрит на нее, задумчиво улыбаясь.

— Кроме этого ничего не приходило вам на ум? — спросила она.

Секунду помедлив, Терри нерешительно произнесла:

— Не знаю. Наверное, я так считала, потому что у самой с деньгами было туго. Не потому что я не работала — просто Рики работать отказывался.

— Вы считаете, что во всем виноват Рики?

— Не знаю. — Терри вновь подняла глаза на африканский пейзаж. — Когда я согласилась выйти за него замуж, я твердила себе, что он совсем не такой, как мой отец: никогда не станет издеваться надо мной, всегда сможет держать себя в руках и будет ценить, если его жена чего-то достигнет в жизни. Словом, я не видела ничего общего между Рики и моим отцом.

— Для вас это было важно?

— Да, — твердо произнесла Терри. — Я хотела, чтобы Елена ничего не боялась. Ни отца, ни кого бы то ни было.

— Терри, а вы сами боялись? — поинтересовалась Харрис, подперев рукой подбородок.

Тереза сидела с отсутствующим взглядом.

— Терри?

Перед ее взором всплыло искаженное пьяным гневом лицо Рамона Перальты. У ее матери распухли губы, глаза влажные от слез. Но она молчит.

Он поднимает руку, чтобы ударить…

— Он бил вас, Терри?

Терри закрыла глаза и медленно покачала головой.

— О чем вы только что думали? — мягко спросила Харрис.

…Ночь.

Терри четырнадцать лет. Она больше не может прятаться под одеялом или в стенном шкафу, хотя сама научила этому младших сестер. Она выходит из спальни на крик матери.

Терри, крадучись, спускается вниз по лестнице. Не зная, что ждет ее там, она вся трепещет от страха. В одном лишь уверена: на этот раз она должна остановить его.

В тусклом свете единственной лампы Терри видит перед собой лицо матери. Оно кажется ей прекрасным, несмотря на печать горького отчаяния и разбитую губу.

Появляется Рамон Перальта.

Он поднимает руку. Роза отпрянула к стене. На глазах ее блестят слезы. Но Терри-то знает, что мать не проронит ни слезинки, поскольку научилась сносить все молча. Но когда он бьет ее, она не может подавить глухих стонов, идущих из самого сердца.

— Шлюха! — произносит Рамон.

Роза беспомощно качает головой. Она теснее прижимается к стене.

— Я видел, как ты смотрела на него, — со свистящим придыханием срывается с его губ обвинение.

Терри представляет, как отец дышит перегаром в лицо матери. Рамон подходит ближе.

Терри вся холодеет от ужаса.

Ее пробирает дрожь и становится стыдно собственной трусости. Ее никто не видит, еще есть время ретироваться.

У нее перед глазами мелькает рука отца.

Терри вздрагивает. Он наотмашь бьет Розу по лицу; та не в состоянии подавить вскрик; слышно его тяжелое дыхание. В глубине души Терри чувствует, что крики матери только распаляют Рамона. На губах Розы кровь.

— Нет! — из груди Терри вырывается вопль.

На глаза наворачиваются слезы; она не знает, слышат ли они ее. И вдруг Рамон Перальта медленно поворачивается к ней.

При виде нее глаза отца наполняются изумлением и яростью. Но Терри не отводит взгляда.

— Тебе это нравится, — говорит она отцу. — Ты думаешь, ты сильный. Только мы ненавидим тебя…

— Тереза, не смей! — Мать делает шаг вперед. — Это не твое дело…

— Но мы тоже живем в этом доме. — Не отдавая себе отчета в том, что делает, Тереза встает между ними. — Не смей больше бить ее, — произносит она. — Никогда. Или мы будем ненавидеть тебя до конца твоей жизни.

— Ах ты, маленькая сучка. Вся в мать. — Лицо Рамона багровеет от гнева.

— Я — это я, — говорит Терри, указывая пальцем себе в грудь. — Это я обращаюсь к тебе.

Он замахивается, чтобы ударить ее.

— Нет! — Мать обнимает ее за плечи и пытается оттащить от отца, но тот хватает Терри за руку и сжимает, как в тисках.

Терри чувствует острую боль в плече. Он заламывает ей руку за спину и толкает лицом на диван. Терри полна решимости не проронить ни звука.

— Ну что мне теперь с тобой сделать? — зловещим шепотом вопрошает Рамон.

Терри не уверена, к кому из них обращен этот вопрос. Потом мать обвивает его руками за шею.

— Отпусти ее, Рамон, — уговаривает она его. — Ты был прав. Мне не следовало так смотреть на него.

Все, что Терри видит, — это обращенное в мольбе к Рамону лицо матери, которая шепчет:

— Я больше не буду. Прошу, отпусти ее.

Терезе мучительно наблюдать, как отец поворачивается к Розе, как на лице матери застывает взгляд. Взгляд женщины, которая обречена жить с этим человеком. Рот матери полуоткрыт, в глазах безропотная подчиненность незавидной судьбе.