Укус змеи (сборник) - Наталья Нестерова

— Официантка поднос уронила.

— Конечно, она как сомнамбула передвигалась.

— Ты почувствовал, что тебе придет эсэмэска.

— От друга, у него такой фан — слать под утро эсэмэски: «Если кто не спит, приходите пиво пить».

— Китаец Фан? — спросила Татьяна Владимировна. — Пьющий китаец?

— Фан — это «развлечение», что-то вроде забавы по-английски, — вежливо объяснил Эд.

— Но ты… ты, — заикалась от возмущения Аня, — целый месяц писал мне про свои видения!

— Прикалывался.

— Что делал? — снова уточнила Татьяна Владимировна.

— Шутил.

— Он шутил! — вскочила Аня. — Шутил! Прикалывался! Знаешь что?

— Что?

— Иди ты, куда тебя моя бабушка послала!

Аня выскочила из дома, Эд рванулся следом, но бабушка его удержала:

— Сиди! Пусть перебесится. Значит, живешь в Костроме, хороший город. А работаешь где?

Татьяна Владимировна получила всю необходимую информацию, выпытала биографию, узнала про материальную обеспеченность, состав семьи, приверженность дурным привычкам, вроде выпивки. Во время допроса Эд несколько раз пытался улизнуть, но Татьяна Владимировна справедливо говорила ему, мол, «Аня сейчас на взводе, остыть ей надо, а то наговорит тебе сорок бочек арестантов», и спрашивала про наследственные болезни, не страдает ли кто из родни.

Полученной информацией бабушка осталась довольна, сменила гнев на милость, отпустила Эда, который побежал объясняться с Анютой. Бабушка открыла окно, чтобы подслушать, но слов в быстрой визгливо-возмущенной речи внучки было не разобрать, как и в басовитых «бу-бу-бу» Эда. Только и услышала его восклицание: «Как экстрасенс я тебе интересен, а как нормальный человек нет?!»

Бабушка, улыбаясь, мыла посуду.

— Чисто Шурик, — сказала она вслух.

Вспомнила гайдаевский фильм про приключения Шурика. Там студенты тоже в ясновидящих играли. А закончилось все поцелуями. В жизни, как и в кино, у молодежи все заканчивается одинаково.

2010 г.

Стоянка запрещена

По дороге домой, в девятом часу вечера, Николай остановился, чтобы купить сигареты. Киоскерша заявила, что сдачу с сотни может дать только мелочью, и долго ее отсчитывала. Николай сгреб монеты и оглянулся — его машины не было. Две минуты назад стояла с включенным мотором, а сейчас испарилась. Вот она была, и нету. Николай вертел головой, точно его «Форд» мог самостоятельно отъехать на десять метров в сторону. Машину угнали вместе с портфелем, где находились важные служебные документы и ключи от квартиры, с висящим на подголовнике пассажирского сиденья пиджаком, в карманах которого лежали паспорт и бумажник с банковскими карточками, а также сотовый телефон.

Покрутившись на месте, похлопав глазами, Николай почувствовал себя голым и беспомощным, как только что родившийся младенец. Две минуты назад Николай был уверенным и успешным бизнесменом средней руки, а отняли у него тачку, деньги, телефон, документы — мгновенно превратился в растерянного неудачника. Страшно было представить, какие последствия повлечет утеря документов, сколько хлопот предстоит, чтобы получить новый паспорт, а потом таскаться с ним, переоформляя счета в банке, уставные документы фирмы… Тихий ужас, он же — идиотизм: потеряешь уйму времени и нервов, чтобы из букашки стать человеком с бумажкой. Откуда это? Детская присказка: без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Николай смеялся, услышав это от восьмилетней дочери, которая своим куклам «паспорта» выписывала. Уже и дети в бюрократов играют. Более всего жаль машину, за которую, кстати, еще по кредиту не расплатился.

— Пока вы сдачу отсчитывали, — вернулся Николай к киоскерше, — у меня машину угнали.

— Да? — с интересом спросила она и тут ощетинилась: — Я-то при чем?

— При том! Где здесь милиция?

Два с лишним часа, которые он провел в отделении милиции, лучше вычеркнуть из памяти, потому что помнить об унижениях вредно для психики. По идее правоохранительные органы существуют, чтобы преступления, над нами совершенные, раскрывать, а чувствуешь себя просителем, который Христа ради милостыню просит-вымаливает. И усталые стражи порядка шпыняют тебя от одного сотрудника к другому, заставляют подолгу ждать аудиенции. И клянчишь ты как сирота — вернее, как арестованный, — дать тебе по телефону позвонить. Ведь надо банковские карточки заблокировать, со страховой компанией связаться. А телефонов ты, конечно, не помнишь. Кто помнит эти телефоны наизусть? Надо череду звонков проделать, чтобы с нужным оператором связаться. И смотрят на тебя, как на расхитителя их телефонного счета. Как же! Линию занимаешь, когда о преступлении века могут сообщить. Про твою угнанную машину и не подумали с ходу информацию вбросить. Даже взятку не дать, потому что в кармане шестьдесят рублей пятьдесят копеек — сдача за сигареты, будь они прокляты вместе с киоскершей! Не курил бы — машину не угнали бы. Жена давно просит, про вред табака для здоровья статейки подсовывает. Узнает обо всем — а куда деться, узнает обязательно! — упреков не оберешься.

Из милиции Николай вышел в той стадии тихого бешенства, которая следует за невозможностью выплеснуть эмоции. Так затычка в ванне не дает слиться грязной воде, так заклинившееся пороховое ружье грозит разорваться у тебя в руках — так люди впадают во временное помешательство.

Домой он попасть не может. Жена с дочерью и с дедушкой, отцом Николая, три дня назад уехали на юг отдыхать, а его ключи украли, вернее, угнали — со свистом, на любимом «Форде». Хуже того — дома нет наличности, все жена выгребла. Запасные ключи находятся у родителей. Подкатить к ним среди ночи на такси, взять ключи и перехватить денег, чтобы расплатиться с таксистом? Не годится. Мама без объяснений не отпустит. Маму хлебом не корми, дай попереживать, поохать-поахать и две недели с приятельницами пообсуждать. Мама близко к сердцу воспринимает все, что происходит с сыном, но почему-то самому сыну и приходится за ее переживания расплачиваться. На юг вместе с мужем, внучкой и невесткой ехать отказалась, потому что у подружки юбилей-банкет, а представляет таким образом, будто жертвует собой. Старческое лукавство сродни детскому — наивная вера, что никто не замечает откровенных уловок. Две недели мама таскала жену Николая по рынкам, чтобы выбрать наряд. В магазинах покупать отказывалась, там якобы аналогичный ассортимент, но в пять раз дороже. Перед отпуском жена говорила, что уезжает на заслуженный отдых от свекрови.

Значит, ход конем: сначала к маме за ключами, мол, на работе забыл, потом к другу за деньгами, потом домой. Своя квартира, которую жена и дочь превратили, к неудовольствию Николая, в девичий интернат, забитый их финтифлюшками, благоухающий цветочной парфюмерией, в этот момент казалась Николаю райским приютом.