Беовульф - Андрей Мартьянов

Все подобные легенды с редким единодушием гласили: выйти из зачарованной пущи невозможно никогда и никому, оттого и доверия к ним мало – откуда известно, что славный воин Рагнарис из рода Амалунгов взял в жены бессмертную, с глазами как изумруды и косами, словно из белого золота отлитыми? Сказки, одним словом.

Конечно, сказки. До тех пор пока с такой вот сказкой лицом к лицу не столкнешься.

Лес-то ох какой особенный! Того и гляди набредешь на нимф или дриад, танцующих на цветочной поляне!

– Ага! – громко сказал Эрзарих, наклонился и поднял порванный кожаный шнурок, на котором болтался металлический кругляш. – Я же говорил! Смотри!

– Значит, все-таки люди, – с облегчением признал Ремигий. – Это утешает.

Может быть, отдельные представители древних и незнаемых народов любят серебряные украшения и амулеты – сие достоверно неизвестно, – однако никакой сид или карлик наверняка не стал бы носить на шее монету с изображением Галлы Плацидии, вдовы императора Констанция и сестры Гонория Флавия.

Монетке было самое большее семьдесят пять лет, а судя по истертости профиля цезариссы, она долго ходила в обороте, пока неизвестный варвар не пробил дырочку и не украсил себя старинным сестерцием.

На оборотной стороне монеты поверх христианского креста острием ножа или кинжала было выцарапано сочетание рун «огонь-защита-солнце-молния», что однозначно свидетельствовало: последний владелец амулета был германцем и поклонялся Бальдру и Доннару.

– Кожа ремешка ломается, значит пролежал он здесь долгонько, – заключил Эрзарих. – С минувшей зимы или осени. Иначе кожа бы истлела или летом ее сожрали бы жуки. Следов копыт на дороге не видно. Получается, люди были в лесу зимой и шли по слежавшемуся снегу. Вон там видишь канавку? Колесо телеги застряло в глине, повозку пришлось раскачивать и выталкивать, из чего становится понятно, что телега была тяжелогруженой.

– Да, и впрямь, все очень просто, – кивнул Ремигий, выслушав вполне разумные доводы лангобарда. Охотника и воина не обманешь примитивными загадками. – Но кто были эти люди и что именно везли?

– Вспомни слова Хильдегунды. Nefelungen, «люди тумана», капище – небось туда подношения и переправляли… Жаль, я не послушался, приходить на чужое капище не следует, особенно если оно принадлежит племени, о котором ничего не известно.

– Разве совсем ничего? Они не такие как все, – повторил епископ слова старейшины ругов. – Мыслят иначе, семей не заводят. Непонятно…

– То-то и оно, непонятно, – вздохнул Эрзарих. – Слухи о народе Вотана, что добровольно ушел в мглу, конечно, ходят, да не все верят – как так можно, без рода, без племени жить?

– Ты ведь живешь?

– Ты моя семья. И Северин. И госпожа Корнелия. Я не свободен.

– Ах, чтоб меня! – Епископ почувствовал, как лицо залилось краской. – Конечно!

Ремигий напрочь забыл об этом деликатном обстоятельстве: по закону лангобард доселе являлся рабом Корнелии Альбины, Северина и, следовательно, его преподобия.

По большому счету Эрзарих не имел никакого права носить оружие, ходить в дружине Гунтрамна, участвовать в тингах и жить в мужском доме. Впрочем, варвар с присущей своему племени практичностью счел, что если господа о его рабстве не распространяются и даже не упоминают, значит и самому помнить незачем. И тем более кому-нибудь рассказывать.

Родственников у Эрзариха не осталось, выкупить его никто не мог. Выкупиться самому? Руки не доходили, да и зачем? Риск был один: если франки в Суасоне узнают – могут и убить, причем не нарушая закона! Да только убить истинного, природного лангобарда куда сложнее, чем кажется.

– Вернемся домой – будешь свободен, – решительно сказал епископ. – Хотя нет, так нельзя… Я духовное лицо, Церковь не одобряет рабовладения, особенно клиром, грех это. Возьми землю в горсть, Эрзарих, сын Рекилы.

По законам варваров отпустить раба было куда проще, чем у римлян – эмансипация рабов в Империи сопровождалась длительным ритуалом. Лангобарду же было достаточно бросить землю через плечо в сторону бывшего хозяина в знак того, что поношений и убытков от господина не терпел, и это последний долг, который Эрзарих отдает епископу. Ибо из земли все родилось, и в землю все уйдет – нет ничего дороже земли.

– Иди на все стороны света, куда пожелаешь. – Закончить краткий обряд надо было обязательной ритуальной фразой. – Но если хочешь, останься при мне, будешь не слугой, а другом.

– Я остаюсь, – не раздумывая прогудел лангобард. – Поехали дальше, чего на одном месте топтаться?

Для Эрзариха ничего не изменилось – был рабом, стал свободным, а завтра все может вновь измениться. Судьбу в кости не обыграть.

– Невероятно… – вдохнул Ремигий. – Глазам своим не верю.

– Уходить отсюда надо, – эхом вторил лангобард, потрясенный ничуть не менее его преподобия. – Жрецы набегут – сложимся как один! Священное место, тайное, сюда чужакам ход заказан!

– По-моему, тут никого нет. – Епископ заново огляделся, изучая взглядом окруженную колоссальными дубами и ясенями обширную поляну, почти настоящий луг, простершийся среди леса. – Были бы – давно появились! Нет-нет, я хочу посмотреть!

– Богов прогневаешь! Ни к чему праздное любопытство тешить. Особенно здесь. Это же Ирминсул, тот самый! Провались я в Хель – настоящий Ирминсул, легенды не ошибались! Фрейя милостивая, Бальдр светлый, вот не ждал, не чаял… А еще говорят, будто мир опасно измельчал и чудесного в нем не осталось!

Удивить лангобарда было нелегко – видом галиурунна, лесного духа, а то и явлением кого-нибудь из богов Асгарда Эрзариха не проймешь, слишком много он повидал за свою жизнь. Кроме того, боги для варваров являются «высшими существами» только во вторую очередь: Вотан, Доннар, Ньорд или Тюр очень похожи на людей, так же влюбляются и ненавидят, сражаются, страдают от ран, пируют, грустят или веселятся.

Если вдруг Доннар придет из Асгарда в населенный человеком Срединный мир, случайно встретит на дороге Эрзариха и невзначай оскорбит его, лангобард не задумываясь вызовет аса на поединок – законы чести одинаково блюдут во всех мирах, им подчиняются и боги, и люди. Исход такого поединка предсказуем, но пасть от руки бога Асгарда почетно, будет чем похвалиться перед эйнхериями на пирах в Вальхалле!

Тем не менее сейчас Эрзарих раскрыл рот как мальчишка, узревший предназначенный ему полный поднос медовых пшеничных лепешек или настоящий стальной нож, подаренный отцом или старшими братьями. Епископ, и ранее придерживавшийся классических взглядов римских стоиков и воспринимавший «чудесное» через призму христианского мировоззрения, тоже застыл в седле, уподобившись конной статуе Марка Аврелия, украшающей римский форум. Ибо открывшееся зрелище стоило того.