Развод. Моя (не) желанная - Лада Зорина

не подумал бы, что это ты. Некогда было на звонки с незнакомого номера отвечать.

Она стиснула зубы, явно удерживаясь от того, чтобы не наговорить ему гадостей.

— Громов…

— У меня для тебя, Митина, новости.

От неожиданности она замерла.

— Что… за новости? Ты к Плотникову ездил. Это как пить дать. Что он сказал? Ты его… ты его не побил?

От неожиданности Яр рассмеялся.

— А что? У тебя к нему внезапная жалость проснулась?

— Дурачина, — буркнула она. — Но с тебя ведь станется!

— Ну ты же за меня похлопотала, — с обманчивой лёгкостью напомнил Яр. — Вот мы с тобой разведёмся, и я ничего своему благодетелю не должен. Почему не побить?

— Гр-р-ромов! — прорычала она и стукнула его кулаком в грудь. — Я за эти два дня чуть не поседела! И ты в курсе, что Лисицын тоже делся куда-то? Что происходит?!

— Происходят важные перемены в жизни, — безо всякой иронии сообщил Яр.

Пользуясь тем, что она этого никак не могла предугадать, он наклонился, перехватил её и закинул себе на плечо. Митина взвизгнула и что-то заверещала. Но он не собирался терять время на препирательства.

Отпустил он брыкающуюся супругу, только когда затворил за собой двери их спальни.

— Ты… ты совсем, что ли, сдурел, Громов?!

— Можно и так сказать, — он выпрямился и привалился спиной к двери, отрезая ей путь для побега. — Иначе и не объясню своё решение.

— К-какое решение? — на раскрасневшемся красивом лице обозначилось подозрение.

— Развод ты от меня не получишь, Митина, — он сложил на груди, руки, как бы подчёркивая серьёзность намерения. — Никогда не получишь.

Эпилог

— Т-то есть?.. — моя челюсть отвисла сама собой.

Я пыталась сообразить, как переключиться с миллиарда вопросов, теснившихся у меня в голове, на эту совершенно новую для меня информацию.

Как это всё совместить и осмыслить?

— То есть я не собираюсь с тобой разводиться, — преспокойно пояснил Громов. — Ни сегодня, ни завтра, ни через год, ни через десять. Уж извини.

— Это…. Это что ещё за шутки?

— Ну, знаешь. Я бы поостерёгся шутить с такими вещами. Добровольно оставаться в браке с такой вот занозой — крайне серьёзное и в чём-то даже рискованное мероприятие. Но я, знаешь, не против испытать свои нервы на прочность.

Голова у меня начинала кружиться, а сказанное воспринималось с трудом.

— Я н-ничего не понимаю…

Громов явно наслаждался моим ошарашенным видом.

— Ладно. Давай по порядку. Лисицын всё знает о нашем с тобой договоре.

Я вытаращилась на мужа:

— Ты ему всё рассказал?!

— Пришлось, Митина. Уж извини. Но, представь себе, он и без того подозревал, поэтому для него моя исповедь новостью не стала.

— Но… зачем?

— В обмен на услугу, — загадочно улыбнулся Громов.

И рассказал о прошлом месте работы Лисицына и его обширных связях в органах. Заодно и о том, как это всё помогло уладить ситуацию с долгом.

— Компромат?.. — слабым голосом переспросила я. — И что на него удалось нарыть?

— Уверена, что хочешь знать? — ухмыльнулся Громов. — Твой ухажёр из прошлого преследовал ещё одну девушку. Предпринял, представь себе, попытку склонить её к всякому-разному, а только потом узнал, что девчонке до совершеннолетия ещё целый месяц.

Меня замутило.

— О господи…

— Не переживай. Твоей сестре по несчастью ничего не угрожает. Чего не скажешь о репутации нашего ловеласа-маньяка.

И Громов рассказал о визите к Плотникову и своём неожиданном сотрудничестве с Лисицыным, давшем такие полезные плоды.

К концу его лаконичного рассказа я буквально онемела от обилия информации.

— Надо же, — хмыкнул Громов. — Мне в кои-то веки удалось поразить тебя до такой степени, что ты дара речи лишилась. Тишина — это, оказывается, такое сокровище…

Не было смысла оспаривать верность его слов — я действительно была поражена всем, что услышала.

А теперь понятия не имела, радоваться или расстраиваться своим перспективам.

— Ладно… допустим… допустим, что дела сейчас обстоят действительно так. Лисицын к нам не имеет претензий, Плотников лезть к нам теперь не посмеет… Так почему же тогда ты развод решил мне зажилить? Тут что-то сильно не сходится.

— Всё сходится, Митина, — Громов оттолкнулся от двери и шагнул мне навстречу.

Проворностью я под грузом услышанного не отличалась, поэтому отреагировала лишь в тот миг, когда его руки сомкнулись на моей талии.

— Ты что… что ты делаешь?

— То, что давно должен был сделать. Ещё в день нашей свадьбы, — его глаза задержались на моих губах.

— Не понимаю, о чём ты, — прошептала я, боясь признаться себе в том, что вообще-то очень даже понимаю.

— Ну, знаешь, — его взгляд не отрывался от моих губ, — наш разговор про консумацию…

— О… нет, Громов, я не…

Его жадные губы лишили меня возможности закончить фразу. А заодно и разума.

Сопротивляться? Я уже давно поняла, что сопротивление бесполезно.

Я не могла сопротивляться тому, чего давно, пусть и тайно, хотела.

Поэтому лишь застонала, когда его губы проложили горячую дорожку по шее до впадинки между ключиц.

Когда они двинулись дальше.

Когда с меня сполз и полетел на пол тяжёлый свитер.

Когда меня подхватили и уложили на не расстеленную постель, а поцелуи не прекращались — его горячие губы блуждали по всему моему телу, доводя до исступления.

Кажется, я что-то ещё порывалась сказать, когда за свитером последовали джинсы и нижнее бельё, но едва слышный восхищённый вздох Громова при виде моего обнажённого тела потопил в себе все связные мысли.

Дальше лишь стоны и вздохи, и сорванное дыхание. И желание — слепящее и яркое, как вспышка сверхновой.

Спустя целую вечность я очнулась в кольце крепких рук, обессилевшая и до сих пор едва соображавшая.

— Это… это определённо стоило сделать в наш первую брачную ночь, — Громов тяжело переводил дыхание. — Митина, официально признаю, я — идиот.

— Это правда, — согласилась я и взвизгнула, когда он легонько ущипнул меня за ягoдицy. — Но я бы… я бы тебя в ту ночь всё равно к себе не подпустила.

Громов скосил на меня глаза:

— Ты слишком большого мнения о своём иммунитете. Я ведь даже не пытался тебя соблазнить.

— А ты слишком высокого мнения о навыках своего соблазнения-а-а-ах…

Последняя гласная фразы, к моему вящему позору, переросла в томный выдох, потому что его рука скользнула по особенно чувствительной сейчас внутренней стороны моего бедра.

— Да неужели? — проурчал он мне в ухо.

— Нечестно, — выдохнула я, теряясь в остроте ощущения.

— Привыкай, — шепнул муж, продолжая сладкую пытку. — Как и к тому, что Митиной я тебя звать больше не буду. Слышишь?

— П-почему?..

— Потому что теперь и отныне ты Громова, — напомнил он севшим