Утешение для изгнанника - Кэролайн Роу

— Очень может быть, что вы правы, сеньора Марта. Итак, что я могу для вас сделать?

— Не знаю, — ответила Марта. — Я отношусь с высочайшим почтением к вашему искусству, сеньор Исаак, но, честно говоря, думаю, что совет ярмарочной гадалки принес бы мне столько же пользы, как ваш, епископа или любого умного человека в городе.

— Вы имеете в виду сеньору Бернаду? — спросил Исаак.

— Нет, кого-нибудь из ее коллег. Думаю, Бернада в жизни никому не сделала добра.

— У меня есть предложение, — сказал Исаак. — Думаю, есть смысл потратить время на поиски вашей кухонной служанки.

— Кухонной служанки? — переспросила Марта. — Но она не могла иметь к этому никакого отношения. Уехала по меньшей мере за неделю до смерти Раймона. До того как он в первый раз заболел, и вы приехали помочь нам.

— Тем не менее, сеньора, эту служанку следует найти. Ее отсутствие могло быть кому-то на руку.

— Пау съездит за ней, — сказала Марта. — Кухарка знает, где она живет.

— Папа, что случилось? — спросила Ракель, выходя чуть попозже во двор и снимая вуаль.

— Ничего, дорогая моя.

— Должно быть, случилось. Ты выглядишь почти недовольным. Такое выражение иногда может быть у мамы, у меня, но не у тебя. Тебе нужно выпить чего-нибудь холодного.

Исаак рассмеялся.

— Признаюсь, я слегка недоволен. Мне недостает тебя рядом, чтобы я мог сказать: «Ракель, иди сюда и немедленно прочти мне это письмо».

— Письмо! Папа, что же сразу не позвал меня? Я бы тут же пришла. Скажи, где оно, я его тут же прочту.

— У меня в кабинете, на нем печать Низима из Монпелье. Думаю, оно касается его сына Амоса.

— Сейчас принесу, папа, — сказала Ракель.

Ракель удобно уселась, поглядела на конверт с печатью, как ее учили, казалось, очень давно, и сломала ее.

— Папа, письмо очень короткое, написано на одной странице. Оно начинается: «Мой досточтимый коллега Исаак. После моего последнего письма, в котором я уверял вас, что мой негодник-сын отправится в Жирону, как только уладит дела здесь, с горечью вынужден сказать, что он не приедет совсем или по крайней мере в течение нескольких месяцев. Я сказал ему, что за это время вы, скорее всего, заключите другие соглашения, но, как бы ни хотелось ему учиться у вас, он упрямо отказывается уезжать в настоящее время.

Подозреваю — нет, знаю — что причиной тому женщина, притом не стоящая утраты такой возможности. Как наши дети, несмотря на всю нашу заботу о них, разрушают все наши планы относительно их успеха и счастья. Надеюсь, вы простите меня и моего несчастного сына за нарушенные обещания. Ваш, и так далее».

Ракель положила листок.

— Что будешь делать, папа? — спросила она. — И, пожалуйста, имей в виду, что я готова помогать тебе всякий раз, когда буду нужна.

— Пока что буду пытаться обучить Иону и полагаться на твою добрую волю, дорогая моя. И стану тайком наводить дальнейшие справки.

— Я думала, что пора бы нам получить весточку от Юсуфа, — сказала Ракель.

— Он не только очень далеко от нас, но и в государстве, которое находится в состоянии войны с нашим. Отсюда отправить письмо очень легко, поэтому мы тратим время и деньги, обмениваясь глупостями. В Гранаде он не может спросить, можно ли положить письмо в сумку королевского или епископского курьера.

— Тогда они, видимо, сберегают много времени и денег, — сказала Ракель, лениво обмахиваясь большим листом, сорванным с растения поблизости.

— Ничего подобного, — весело сказал Исаак. — У них курьеры скачут из города в город и отправляются в Магриб быстроходными галерами, а потом возвращаются. В этом отношении они совершенно такие же, как мы.

— Как там у них, папа?

— Красиво, дорогая моя. Наши сады, фонтаны и бани не могут достигнуть красоты тамошних. Иногда арабы добиваются успеха; но не часто. Они мастера в искусстве превращать пустыню в рай, где песни, ароматы, цвета и формы сочетаются, чтобы обратить помыслы человека к великим вещам — любви, красоте, небу.

— Значит, они лучше нас?

— Они совершенно такие же люди, как и мы, — оживленно ответил Исаак. — Но арабские архитекторы великие мечтатели. И творениями их можно наслаждаться. Надеюсь, Юсуф наслаждается. Он ценит красоту, и гранадский двор предложит ему вознаграждение за одиночество, которое он может ощущать.

— Интересно, увидим ли мы его снова, — сказала Ракель. Поднялась на ноги. — Ну, вот, я опечалилась, хотя собиралась помочь тебе. Что я могу сделать?

— Исправить тот жуткий беспорядок, который Иона устроил в корзинке.

8

На другое утро, во вторник, Исаак с Ракелью сидели во дворе, наблюдая — в четвертый раз — как Иона укладывает неглубокую, узкую корзинку с плоским дном.

— Нет, Иона, — сказала Ракель, — это очень сильная, очень опасная смесь. Ей не место в правом конце корзинки. Там должны лежать мягкие мази и травяные лекарства.

— Сеньора Ракель, но если корзинку повернуть, это будет левый конец, — возразил он.

— Вот для чего с одной стороны корзинки привязана лента. Когда укладываешь корзинку, лента всякий раз должна находиться перед тобой. И всякий раз, когда ставишь корзинку на стол, лента должна быть с внешней стороны.

Ее прервал громкий стук копыт за воротами, словно туда подъехал целый полк солдат. Зазвонил колокол; Ракель положила ладонь на плечо Ионы.

— Я сама открою, — сказала она.

Перед ней стояла, отдав лошадей помощнику конюха, который приехал с ними, большая часть домашних Раймона Форастера: сеньора Марта, Пау и Роже Бернард, Эстеве и взволнованного вида молодая женщина, которую Ракель раньше не видела.

— Входите, пожалуйста, — сказала она, скрыв удивление.

— Я подожду здесь с лошадьми, — промямлил мальчик, встретив красноречивый взгляд Эстеве.

— Папа, это сеньора Марта и ее сыновья, — сказала Ракель. — С Эстеве и…

Она вопросительно взглянула на Марту.

— Вы хотели, чтобы мы отыскали нашу кухонную служанку, — сказала Марта. — Пау с Роже Бернардом нашли ее, и она может рассказать любопытную историю. Она любезно согласилась приехать сюда и рассказать ее вам. Ее зовут Санкса.

— Мы очень довольны, что вы приехали поговорить с нами, — сказал Исаак. — Правда, Ракель? Видимо, наши гости не отказались бы слегка закусить. От усадьбы путь не близкий. Вы приехали из усадьбы?

— Сейчас да, — ответил Пау. — А вчера вечером вернулись туда из Педринии. Там живет семья Санксы, и, разумеется, она была там. Ей пришлось проделать нелегкий путь для непривычных к верховой езде.

— Что ты имеешь рассказать нам? — спросил Исаак.

И когда Хасинта принесла кувшины холодных напитков и вина, тарелки с пряными закусками, небольшие блюда орехов и фруктов, Санкса нервозно огляделась, кашлянула и начала.

— Началось это две недели назад. Хустина подошла ко мне и спросила, собираюсь ли я выходить замуж. Дело в том, — сказала она извиняющимся тоном, — что у меня есть молодой человек, с которым мы понимаем друг друга, и оба усердно работаем, откладываем каждый грош, какой возможно. Она знала, что как только у меня будет пристойное приданое, мы сможем пожениться.

Санкса повернулась и нервозно взглянула на сеньору Марту.

— Продолжай, — ободряюще сказал Пау. — Все отлично.

— Ну, потом Хустина спросила, помогут ли мне двадцать су, я ответила, что конечно, только где их мне взять? Это целое состояние, так ведь? Приличная плата за три месяца работы. А она сказала, что приезжает ее подруга, ей нужно приличное место, чтобы спать и кормиться, и она готова ради этого усердно работать. Это всего на две-три недели, но Хустина боялась, что если попросит хозяйку взять ее, хозяйка может отказать. Поэтому хотела, чтобы я сказала хозяйке, будто моя мать больна и очень нуждается во мне. А она потом приведет подругу, скажет, что она может выполнять мою работу.

— Где собиралась Хустина взять двадцать су? — спросил Пау.

— Сказала, что эта подруга дала их ей.

— Как думаешь, в чем была тут истинная причина? — неожиданно спросил Исаак.

— Я подумала, что молодая женщина хочет уйти от мужа, или девушка, которая ждет, чтобы жених приехал за ней, и они смогли пожениться. Должно быть, это кто-то из богатой семьи, так ведь? И кто готов много платить за укрытие, потому что никто не обратит внимания на кухонную служанку.

— Почему ты говоришь «много»? Думаешь, для девушки из хорошей семьи это значительная сумма за надежное укрытие на две-три недели?

— Сеньор, — сказала Санкса, — вы определенно не знаете Хустину. Если она предложила мне за отъезд на две недели двадцать су, то сама взяла не меньше пятидесяти. Она всегда берет больше справедливой доли.

— И ты согласилась? — спросил Исаак.

— Нет, сеньор, не согласилась. Я была недовольна. Мне это показалось нехорошим, поэтому я отказалась.