Где-то на краю света - Татьяна Устинова

Мгновений было много, оказалось, что весь мир соткан из миллиардов мгновений, и они очень долгие, мучительные, прекрасные.

Гладкость оливковой кожи, просто провести рукой – одно мгновение и тысяча лет пути. Его можно повторить, и оно повторится, и его можно пережить еще раз, и еще, и тысячу раз, и миллиард.

Мягкость и дикость, странные, тревожные запахи, шкура белого медведя, стеклянный свет, как будто застывший мир.

Он застыл специально для того, чтобы в Лилином распоряжении оказались миллиард мгновений и возможность проживать их одно за другим.

Только один человек существовал в этом застывшем мире – специально для нее. Только его тепло и сила были придуманы кем-то – специально для нее. Только его… человечность могла растопить горы льда, лжи, опасностей – специально для нее.

Для того, чтобы она могла жить именно как человек, ведь ее никогда не занимал вопрос, чем именно человек отличается от птиц, зверей, рыб и гор!

Олег Преображенцев, диджей радио «Пурга», носивший еще и чукотское имя Рэу, открыл ей, чем именно.

«Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться, просто рукой махнуть, и голос почти не слышен…»

Рядом с ней на медвежьей шкуре был человек, и это оказалось так важно! Он не стонал, не рычал, он не произнес ни слова, но с каждым мгновением – а их было несколько миллиардов! – Лиля узнавала что-то новое, другое, чего никогда не узнала бы, если бы не этот человек!..

Он скатился по лестнице радио «Пурга», и издалека поздоровался с ней, и стал что-то говорить, и она сначала нравилась ему, потом разонравилась, а потом он вошел в землянку и сказал: «Лиля, это я!» – и это были лучшие слова за всю ее жизнь!..

Она тоже захотела сказать ему лучшие слова, какие-нибудь, неважно, лишь бы только они на самом деле оказались самыми лучшими, но он не дал ей.

Он положил ладонь ей на губы, и все продолжалось так же, как и началось – без слов.

Странным образом в их любви еще участвовал весь окружающий мир: шкура белого медведя, стеклянный свет, льдины, которые, толкаясь, неслись, торопились в Ледовитый океан, звезды, целая россыпь звезд, висевшая в черном небе, и Лиля в забытьи и угаре страсти все же видела их в окнах, наполовину прикрытых ставнями, и волны сопок на той стороне лимана.

Кто сказал, что сопки – суша?

– А что это за легенда про кита?

– Просто древнее сказание.

– Расскажи.

Он улыбнулся в темноте.

– Считается, что человечество произошло от женщины по имени Нау и кита Рэу. Он остался с ней на земле, хотя это было опасно и очень трудно. И братья его предупреждали и осуждали! Сначала он приходил к ней и возвращался в море, а потом остался навсегда. – Олег повернулся и пристроил себе на руку ее голову в завитках и колечках очень темных и очень коротких волос. – В нашей системе координат люди произошли не от обезьян, а от китов. Кита заставила стать человеком Великая Любовь. Он ведь мог остаться китом. И тогда никакого человечества не получилось бы. А он выбрал… любовь.

– Твой брат тоже тебя осудит?

– За что?

– За меня.

– Не знаю.

Они помолчали. Лиля Молчанова, журналистка из Москвы, потерлась щекой о плечо Олега Преображенцева. Оно было горячим и гладким.

– А у твоего брата есть чукотское имя?

– Тынэн.

– А где ваша бабушка?

– Она давно умерла. Она вышла замуж за американского китобоя. После войны это было еще возможно. Они жили в Уэлене. Он не вернулся на Аляску, остался здесь – из-за бабушки. Он очень ее любил.

– Как кит Рэу?

Олег засмеялся. Его инопланетянка и чужачка явно хотела услышать всю сказку до конца.

– Должно быть, так.

– А что потом?

– Они трудно жили. Американцы очень скоро стали врагами номер один, началась холодная война, его то и дело вызывали в… разные прекрасные организации. Однажды даже посадить пытались, но ничего не вышло. Односельчане встали насмерть, чуть бунт не случился! А бунт на Чукотке допустить никак нельзя: у всех оружие, и все умеют им пользоваться, начиная с грудных детей и заканчивая немощными старухами. И от него отстали.

– А потом?

– А потом он умер, и бабушка осталась одна. Нет, с детьми, конечно! С мамой и дядей. Но все равно одна. Когда мы летом прилетали к ней из Магадана на каникулы, она все время рассказывала истории, и все про деда. По ее историям если судить, дед был великий человек и великий охотник.

– Как его звали?

– Патрик Скотт Кэмерон. У моей бабушки фамилия Кэмерон, представляешь? Я тебе потом фотографии покажу, где мы все вместе.

Лиле и в голову не приходило, что существуют фотографии! Он рассказывал ей… легенду, а легенды не бывают иллюстрированы фотографиями! Она даже обиделась немного.

– Я деда плохо помню, Ромка чуть получше. Он же старше меня. Помню, что он был высокий, очень высокий! Или мне так казалось? И еще меня поражало, что у него светлые волосы. Я почти не видел людей со светлыми волосами. Потом, уже в университете, мне стало казаться, что он похож на Хемингуэя. Ну, это я так придумал.

– У тебя волосы темные, а щетина светлая. Должно быть, от него, от деда.

Олег слегка повернулся и посмотрел на нее:

– Что ты сказала?

– Что у тебя светлая щетина.

Почему-то упоминание об этой незначительной подробности подействовало на него странным, непонятным образом. Он вдруг стал длинно дышать, притянул ее к себе, прижал, а потом приподнял и положил на себя сверху.

…Она улетит, напомнил он себе. Тебе придется проститься со своими братьями, со своим морем, со всей своей жизнью, чтобы остаться с ней. Такой уговор. Таковы условия.

Жизнь за жизнь.

Лиля двигалась на нем, трогала, гладила его, прижималась губами, руками, а он поначалу все думал, а потом перестал думать.

Женщина на галечной косе ждала и звала его, и он пошел к ней.

Утром оказалось, что они так и заснули на шкуре белого медведя и Лиля отлежала бока. Солнце ломтями лежало на белом лиственничном полу. Лиля села и замерла, привыкая к себе, другой и новой.

В том, что она стала другой и новой, не было никаких сомнений. Ей даже хотелось в зеркало посмотреть. Она знала, что и там окажется какой-то другой человек, а вовсе не прежняя Лилия Молчанова.

Она посидела немного, потом осторожно вытянула голые ноги и сунула их внутрь солнечного ломтя. Стало тепло и щекотно. Лиля пошевелила пальцами.

Где-то в брюхе гренландского кита возился ее любовник, ее сообщник, ее новая жизнь, ее легенда по имени Рэу. Она слышала его.

– Олег!

Никакого ответа.

Лиля еще посидела, блаженно жмурясь и грея ноги в куске солнца, потом поднялась и отправилась его искать. Отсутствие одежды ее нисколько не смущало.

– Так и должно быть, – сказала она себе. – Когда человек рождается, на нем нет никакой одежды!

Олега она нашла в бане. Дверь была распахнута, оттуда несло ровным и плотным теплом.

Тепло на Арктическом побережье Ледовитого океана – это самое главное. Без него пропадешь. Как и без еды. Тут у нас в декольте и лакированных штиблетах никак нельзя…

– Олег!

Лиля прыгнула ему на спину. В последнюю секунду непостижимым образом он повернулся и подхватил ее.

– Ты давно встал?

– Недавно.

– А зачем ты встал?

– Затем, что утро.

– Нам на работу только к четырем. – Лиля потерлась щекой о его скулу с пролезшей светлой щетиной. – У нас еще уйма времени, а ты взял и ушел.

– Я не ушел. И времени у нас совсем мало.

У него было изумительное тело, сухое, гладкое, смуглое. Плотные длинные мышцы на ногах, похожие на звериные. Лиля потрогала его ногу – с восторгом.

Покраснела и отвела глаза.

А он не отвел.

– Не смотри на меня так. Я стесняюсь.

– Ты не стесняешься.

– Я хочу с тобой разговаривать, – сказала Лиля и все-таки взглянула ему в лицо. Щеки у нее пылали, то ли от Великой Любви из легенды, то ли от смущения, то ли от того, что в бане было жарко, ужас! – Я хочу с тобой разговаривать, понимаешь? Я же ничего о тебе не знаю! И ты ничего обо мне не знаешь. Я хочу говорить с тобой всегда.

Он улыбнулся:

– Мы все время говорим. Разве ты не слышишь?

– Я хочу разговаривать словами, – упрямо сказала Лиля.

– Словами тоже можно.

Он вдруг взял ее за бока – она ахнула и схватила его за плечи, – легко поднял, как будто она ничего не весила – а она весила, и точно знала, сколько именно, в прежней жизни ее очень занимал вопрос веса, – перевалил через деревянный борт и плюхнул в воду.

Лиля взвизгнула. Вода была горячей, в ней извивались длинные черные ленты ламинарий.

– Я не хочу в бочку!

– Это лучший способ восстановить силы. Горячая вода и морские водоросли.

– А тебе не нужно… восстановить силы?

Он вдруг захохотал.

Она так нравилась ему, так притягивала, не давала думать, хотя давно следовало бы подумать хорошенько, так увлекала в легенду про кита Рэу, что он не знал, как быть со всеми этими сложными чувствами.

Повернуться спиной он уже не мог.