Игры судьбы - Любовь Матвеева

ли дело – несколько месяцев наша Седьмая Гвардейская механизированная бригада моталась по латвийскому берегу Балтики! Осень 1944 года выдалась дождливая, земля

промокла насквозь, и каждый километр её брали с большими потерями.

Теперь 3-й Прибалтийский фронт ушёл на запад, а наш, 2-й Прибалтийский, под руководством И. Х. Баграмяна, повернули назад, на так называемую «Курляндскую группировку фашистов», блокируемую нами с суши от Рижского залива до границы с Литвой.

В течение зимы нами предпринимались серьёзные попытки расчленить эту группировку, но, прижатая к морю стотысячная армия немцев и латышей из 46-й СС дивизии, стояла насмерть. Вот здесь-то, в конце февраля 1945 года, я и был ранен у станции Скрунда. На лечение был определён в свой медсанбат. Поскольку раненых было немного, нас не спешили выписывать, тем более, что на фронте дела шли хорошо. А тут как-то внезапно наступила весна. В два дня тёплые ветры Атлантики растопили рыхлый снег, и всё, что было скрыто, обнажилось неприглядным лицом войны.

Убитые уже были похоронены, но разрушающиеся окопы и блиндажи, искалеченные танки, брошенное военное снаряжение и горы обезвреженных противотанковых мин говорили сами за себя – бои здесь проходили нешуточные! Наш, 554-й отдельный медсанбат, приданный 7-й Гвардейской дивизии, разместился в лесу, рядом с мызой старого Януса и его жены Марты. Жили они здесь одни и нам даже обрадовались. Янус был наш знакомый – месяца четыре назад мы уже проходили через эти места, и он нам оказал большую услугу: провёл нашу разведку в тыл немцам. Они укрепились в старом полуразрушенном замке, который нам никак не удавалось взять, потому что в обороне у фашистов стоял танк «королевский тигр». Этот участок тогда и сдерживал наступление всего нашего корпуса.

А вслед за разведчиками ночью прошли сапёры, за ними – две самоходные установки СУ-152 из 62-й армии по прозвищу «зверобои». Утром они прямой наводкой проломили бортовую броню «тигра» – и сопротивление врагов было сломлено. Настроения нашему хозяину Янусу добавляло обещание Михалыча напомнить в штабе бригады об этой его услуге, так ка

он беспокоился, чтобы новые власти не отняли у него последнее, что осталось от большого хозяйства – маленькую мельницу. О пяти коровах, двух лошадях и множестве свиней напоминал только пустой скотный двор. Каменный амбар тоже стоял без дела. Вот в нём-то и было решено построить баньку!

Место для бани было прекрасное – рядом протекала полноводная река Вента. Хозяин не только не возражал, но и сам оказался хорошим помощником. Нашлись у него и необходимые материалы – бочки, краны, змеевик, и работа закипела! Когда садились отдохнуть, мы, молодёжь, охотно слушали рассказы старика Януса. Когда-то он, унтер- офицер полка латышских стрелков, помогал устанавливать Советскую власть в России, а именно – в Москве, в Ярославле. Осенью 1919 года, когда армия Деникина пошла с юга на столицу, навстречу им были высланы латышские стрелки. Решительный бой состоялся на станции Оптуха, на Орловщине, моей родине.

Бывал Янус и в дорогом для меня Мценске, где меня ждала мама. Это меня с ним очень сближало, и я не жалел для него, заядлого курильщика, своей махорки, сам я был некурящий.

Как сейчас помню его невозмутимое лицо старого латыша, его трубку. Сейчас, когда мне почти девяносто, этот старик показался бы мне молодым человеком. Самые сильные впечатления у Януса остались от встреч с Лениным, ведь «красные латыши» несли охрану Кремля, и молодой унтер-офицер не раз стоял у поста № 1 – кабинета вождя революции, который

охотно и запросто общался с охраной. На строительство баньки ушла неделя.

Получилась баня на славу! «Пустили дым» по обычаю – первый раз торжественно затопили печь, потом натаскали воды, и началось…

Когда баня нагрелась – через полчаса – первыми пошли сами строители: заслужили. Вот с мылом было туговато, да и еловый веник – не то, что берёзовый. Зато горячей воды и пара – сколько хочешь! Шайки тоже нашлись. Трещали раскалённые камни, от крутого пара заходились непривычные солдатские сердца!

– А ну ещё поддай пару, Янус! – то и дело кричал кто-нибудь, и Янус поддавал. На следующий день мылись женщины: врачи, медсёстры,

прачки, поварихи. И для них это был настоящий праздник, который совпал с календарным – 8 Марта. На двух «Виллисах» приехали генерал-майор Манчжурин, начальник штаба 7-й Гвардейской бригады 3-го Сталинградского механизированного корпуса подполковник Чевокин со своими ординарцами

и штабными офицерами. Прибыли они, чтобы вручить награды героям и поздравить женщин с праздником. Конечно, они тоже не отказались от редкого на фронте удовольствия – бани!

Славящийся своим искусством парикмахера Гоша Хейфиц, до войны работавший, по его словам, в самом лучшем ателье Харькова, после бани побрил и постриг гостей. С завистью смотрела молодёжь, которых стригли под нулёвку, на причёски офицеров. Не раз, зная Гошину слабость, пытались к нему подольститься, обращаясь по всей форме:

– Товарищ гвардии старшина медицинской службы, прошу при стрижке оставить маленький чубчик! – за такое обращение бывший мэтр парикмахерского искусства, которого в обычное время бойцы костерили во все лопатки, на многое мог пойти! Но – не на нарушение воинского устава, а он гласил – под нулёвку, в целях усложнить жизнь второму врагу бойца – вше! Однако в этот необыкновенный день, после бани, видя доброе расположение начальства, один из раненых, Дмитрий Тюрин, обратился к Манчжурину:

– Товарищ генерал! Война скоро кончится, разрешите нам постричься, как вы!

– Насчёт конца войны правильно мыслите, товарищ сержант! – одобрил генерал, и… разрешил. То-то было радости молодым бойцам! А потом начались танцы. Гармонист Володя на трофейном аккордеоне демонстрировал чудеса, выдавая «хит» того времени:

– Ты ждёшь, Лизавета,

От друга привета,

Ты не спишь до рассвета,

Всё грустишь обо мне…

Мы надеялись скоро оказаться дома, не знали ещё, что судьба нашего корпуса была уже решена – нам предстояло «прогуляться» по сопкам Маньчжурии. Так что уместнее была бы другая мелодия…

Нет, в тот день, 8 марта 1945 года, который так живо сохранила моя память, мы знали: война заканчивается. Если до сих пор у каждого из нас было только две перспективы – или в «земотдел», или в «здравотдел», то реальной стала третья – вернуться домой. Мы были молоды и живы, впереди была целая жизнь! В тот день мы были счастливы!

Воспоминания Н. Е. Морозова, 1924 г.р., умер в 2018 году 94-х лет.

ПАЛЕЦ – ЗА ЖИЗНЬ!

«Придёт судьбина – не отгонит и дубина» (укр. пог.).

Закончилась Великая Отечественная война, фронтовики