Однажды, в давние времена… - Сиратори Каору

Конкурс самодеятельного танца среди начинающих был просто частью отчётного концерта Школы искусств городского Дворца культуры. Да и участвовало в нём всего четыре пары. Но тут даже и не возразишь…

— … Екатерина Шевченко и Андрей Кузнецов!

Она вспомнила, как они танцевали в самый первый раз. Он был такой неуклюжий, пару раз чуть не наступил ей на ногу. И просто ужасно смущался…

Первой из-за кулис вышла Катя. Посматривая с независимым видом по сторонам, она дошла до центра сцены и остановилась спиной к залу, будто разглядывая что-то, недоступное зрителям…

На это платье они с Алевтиной Степановной убили почти две недели. Ярко-красное, без одного плеча, с большим белым цветком на другом. С оторочкой из страусового пуха по краю сильно скошенного подола. Катя видела похожее по телевизору…

Андрей появился с противоположной стороны. Небрежно продефилировал мимо — и вдруг резко остановился, словно лишь сейчас заметив её присутствие. Медленно развернувшись и засунув руки в карманы, он подошёл к незнакомке с видом избалованного вниманием повесы, но та лишь мельком скользнула по нему взглядом и презрительно тряхнула головой, прогоняя прочь…

Его костюм она сшила сама. Чёрные брюки, узкие, почти в обтяжку сверху и сильно расклешённые от колена — «класс, как в „Бременских музыкантах“», с восторгом одобрил он, кривляясь на примерке перед зеркалом. И чёрная приталенная рубашка, расстёгнутая до середины груди…

На лице молодого франта последовательно сменились неверие, растерянность и, наконец, уязвлённая гордость. Но едва лишь он начал отворачиваться, тишину разорвала первая волна звуков, и красотка поманила его пальцем, дерзко взглянув прямо в глаза. Он замер — и вместе с ним смолк оркестр, только кампана продолжала отсчитывать участившиеся удары сердца. Новый всплеск музыки, он бросился к ней… И снова одни лишь удары двух бьющихся в унисон сердец посреди застывшего во времени мира…

Оглядываясь назад, эта авантюра с танцами оказалась на редкость удачной идеей. После двух четвертей сплошных пятёрок их «дополнительные занятия» начинали выглядеть уже… несколько излишними. А тут Игнатий Хуанович, плюс к трём урокам в неделю, фактически потребовал практиковаться каждый божий день. За что Андрей, разумеется, тут же предъявил претензии маме: в какую беду она его втравила.

«Sway me smooth, sway me now…» — допел и затих голос Розмари Клуни. Под гром аплодисментов, в которых утонули последние ноты, танцоры замерли в имитации страстного поцелуя. Который должен был быть имитацией — но сегодня Катя почувствовала у себя на губах горячие губы Андрея.

— Хулиган! — больше кокетливо, чем испуганно, отругала она его, когда, раскланявшись залу, они убегали за кулисы. — А если заметил кто?

— То решил, что ему показалось. И вообще, ты мне больше не училка. Имеем полное право, свободные люди.

— И ты их всех в этом собираешься убедить?

— Вот ещё, — с шутливым презрением отмахнулся Андрей, — было б перед кем бисер метать. Но заметь, какое лицемерие: вот учуди мы такое на выпускном сегодня, в уголке где-нибудь — так это ж был бы натуральный конец света. Со смертоубийством и выносом тел на поругание общественностью. А на сцене, у всех на виду? Народ рукоплещет, и мы — гордость школы. Потому что, типа, искусство. И первое место в придачу.

— Андрюша, но ведь так оно и есть. На сцене мы художественный образ создаём, а в уголке в спортзале — это разврат.

— Ну, во-первых, не разврат, а любовь. А во-вторых, сама ж нас учила, что искусство — это отражение жизни. И как, по-твоему, что-то хорошее может быть отражением чего-то плохого? Нет, вот ты объясни!

— Андрюш, — со смехом поцеловала его в щёку Катя, — а ты уверен, что будущей профессией не ошибся? Может, с такими склонностями тебе на философский лучше? Ещё не поздно передумать. В общем, кончай умничать — и побежали на бис кланяться. Видишь, публика всё никак не уймётся.

Прощание славянки

«Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины, город-герой Москву.»

Вслед за объявлением из репродуктора зазвучала «Москва майская», и Андрей прилип носом к стеклу. Не считая проездом в детстве из одного аэропорта в другой, он был здесь впервые. Столица встретила его солнцем, шумом и обычной вокзальной толчеёй, но как будто возведённой в превосходную степень. Многотысячная толпа ошалело мечущихся во все стороны людей поначалу почти оглушила его.

— Простите пожалуйста, вы не подскажете, как добраться до униве…

Заканчивать не имело смысла: человек, к которому он обратился, уже пробежал мимо, не удосужившись даже повернуть голову. Ещё пара попыток дала ненамного больше. «На метро» — максимум чего ему удалось добиться. Но об этом Андрей догадывался и сам… Метро, впрочем, искать долго не пришлось — а там на стене висела здоровенная схема, напоминающая чем-то картины Малевича в одном из Катиных альбомов.

— Слышь, как до МГУ доехать, не знаешь? — раздалось вдруг откуда-то сбоку.

Андрей повернул голову. Нескладный чернявый пацан, ростом чуть повыше его, в очках, с таким же потёртым чемоданом в руке, тоже изучал разноцветную схему.

— Вон туда, я думаю. Станция «Университет», на красной линии. А ты тоже поступать?

— Угу. На мехмат.

— Так и я туда же. Андрей, — протянул он руку новому знакомому.

— Стас.

Живьём знаменитая высотка выглядела ещё внушительнее, чем на фотографиях. Просто целый город в одном доме. Действительно, храм науки — куда там настоящим храмам…

У лифтов их пропустил вперёд какой-то добродушный седой старикан.

— Проходите, молодые люди. Судя по чемоданам, абитуриенты? Похвально. Вам на двенадцатый, — он нажал на пульте одну из кнопок. А когда двери кабинки закрылись, опять повернулся к своему спутнику, парню лет на пять всего старше Андрея: — Нет, Семён, боюсь, завтра мне тоже не успеть. Обещал быть в Академии, а потом ещё к Иван Матвеичу в институт заскочить. Оставьте на кафедре, я посмотрю при первой возможности…

Из приёмной комиссии их отправили селиться в какую-то зону «Б» — по дороге куда им попалась навстречу шумная компания вьетнамцев, громко спорящих о чём-то своими мяукающими голосами. Это была совершенно другая жизнь, так непохожая на всё, что было у Андрея раньше…

Весь вчерашний день мать собирала его в дорогу. Гладила что-то, готовила, паковала… А перед самым уже выходом, он неожиданно заявил, что поедет на вокзал один: вещей у него немного, помощь не нужна. Да и не школьник он больше, чтоб опекать его как дитё неразумное. Родители, ясно, были сбиты с толку и даже, наверно, немного обижены. Но спорить не стали: в конце