Поединок. Выпуск 3 - Виктор Вучетич

«...Подумать только, как быстро летит время. Вот уже и лето на исходе. В моей жизни нет перемен. Дни похожи один на другой: кровь, боль, страдания. Не подумай, что я жалуюсь, нет. Я пишу тебе о моей работе. А это кровь, боль, страдания людей, которые проходят через наше хирургическое отделение. Изо дня в день, из ночи в ночь. Иногда мне кажется, что другой жизни у меня не было. Так умаешься иной раз — до дома дойти сил нет. Остаюсь ночевать в госпитале. Единственный просвет — письма к тебе и от тебя. В письмах я разговариваю с тобой мысленно, и, как поговорю, сразу легче становится. Вроде бы часть тяжести на тебя перекладываю.

Да, мама всегда тебе передает привет. Жалеет, что я тебя с ней не познакомила. Чудачка, правда? Мы и сами-то как следует не успели познакомиться. Встретились, чтобы тут же расстаться. Тем не менее обещаю ей каждый раз представить тебя. Сразу после победы. Она говорит, что до победы еще дожить надо. Фашист к Волге вышел. Подумать только... Мы живем у самой Волги, а ниже, у Сталинграда, на этой же реке идут бои. Но мы доживем, верно? Несмотря ни на что.

Впрочем, хватит о грустном. Посылаю свою фотографию. Видишь, какая я веселая получилась. Потому что думала о тебе. Рядом — мама. Будем считать, что наполовину знакомство состоялось. Дело за тобой.

Недавно у нас был праздник. Да какой! Приезжали артисты из Москвы. Будто солнце выглянуло в затяжном ненастье...»

Комсомольское собрание подходило к концу, но накал не спадал. Складывалось такое впечатление, что каждый курсант решил высказать свою точку зрения. А какие там точки, если все говорили об одном: сталинградцы стоят насмерть и не дело отсиживаться в тылу. Надо пересмотреть программу, сократить ее, с тем чтобы всем уже до Нового года быть в действующей армии. Приближается праздник Октября. Если поднажать, уплотнить время, то можно ускорить выпуск.

— Мы начали учебу в марте, так, — говорил член комсомольского бюро москвич Степан Масленников. — Пришли сюда с хорошей физической подготовкой, так? Скажу больше: все мы прошли строгий отбор, так?

— Чего ты растакался, — крикнул кто-то из зала. — Дело говори.

— Вот я и говорю, — ответил Масленников, — письмо мне друг прислал. Шесть месяцев учился, уже младший лейтенант, командир взвода, едут они на фронт. А у нас конца не видно.

— Не забывайте, курсант Масленников, — ответил из первого ряда капитан-лейтенант Рязанов, — программа вашей подготовки другая. Пересматривать ее мы не в праве.

Кононов понимал Масленникова. Бывший боксер, чемпион, фронтовик. В боях с первых дней войны. Единственный из курсантов с медалью «За отвагу». Человек мечтает вернуться в свою дивизию. Об этой его мечте знают все курсанты. В то же время и капитан-лейтенант Рязанов прав. Есть программа, дни и ночи напряженнейшей подготовки. Каждый день не убавляет, а прибавляет мастерства. На собрании столкнулись эмоции курсантов и расчет командования. Он — секретарь, ведет собрание. В какую сторону? К какому берегу? Его личное мнение на чьей стороне? Учебу конечно же надо продолжать. Но не до марта...

В зале меж тем поднялся шум. Кричали, волновались.

— Разрешите?

В зале прозвучал всем хорошо знакомый, с хрипотцой, голос, и головы курсантов повернулись к боковой двери, возле которой с места поднимался очередной выступающий.

— Слово предоставляется коммунисту нашему старшине товарищу Звягину.

Звягин молча оглядел зал. Потеребил ладонью подбородок. Но так, что одновременно пальцы его терли щеку и как бы сворачивали на сторону нос. Характерный жест. Старшина всегда так делал, когда задумывался.

— Внимательно я вас слушал, — сказал Звягин. — Очень внимательно. Хочу спросить... Имеет ли право военный человек нарушать приказ?

Зал молчал.

— Ответьте, курсант Масленников.

— Никак нет, товарищ старшина, — поднялся Масленников.

— Ты сиди, сиди. Мы не на занятиях. Собрание комсомольское, ваше. Однако и на собрании не след забывать, что люди вы военные. Военному человеку негоже, как сам ты только что подтвердил, нарушать приказ. Учебная программа школы — приказ командования.

Вновь рука Звягина потянулась к подбородку, палец тронул нос.

— С другой стороны... Понимаю, пора. Но и забывать вы не должны: того, что достаточно командиру взвода, для вас слишком мало. Хотя и младшими лейтенантами ваших товарищей выпускают, а вы всего старшинами станете по окончании школы.

— Дело не в звании, — сказал Масленников, но на него зашикали. Звягин авторитет для курсантов.

— Вот я и говорю. Одно дело желание, другое... Слишком тяжелая работа вас ждет там, на месте. Можно, конечно, тяп-ляп. Раз, два, как говорят, и в дамки. Только проку от такой поспешности ни вам, ни делу. За вами разведка особо ценных данных, потому и подготовка особая. По себе знаю: сорви задание — ценою собственной жизни не восполнишь отсутствие данных. Понятно?

— Понятно!

— Ясно! — раздались голоса.

— А теперь конкретно по решению вашего собрания... Я бы так решил... Просить командование ускорить выпуск. Вижу, стараетесь. Но надо отдать все силы на подготовку к общешкольным учениям... Так и записать. И смотрите, если кто оплошает на учениях. Не прощу.

«...Ты знаешь, у меня сегодня такое состояние... Как во сне, когда летишь над землей с большой скоростью, и вдруг остановка. Прошли учения. Нам дали свободный день. Фантастика! Целый день мой. И я могу писать тебе длинное-предлинное письмо. Разговаривать с тобой. Пусть и на бумаге. Какая разница.

Я очень рад, что ты познакомилась с моей мамой. Она у меня хорошая. Настанет срок, и я увижу твою.

Посылаю тебе фотокарточку. Неважно получился, но разобрать можно. Сегодня пойдем в город, постараюсь сфотографироваться у настоящего фотографа...

Скоро у меня изменится адрес. Мать, конечно, переживать будет. Ты ее успокой, ладно? И сама не беспокойся, подготовили меня хорошо...»

«...Радиотехника — отл., электротехника — отл., специальная подготовка — отл., стрелковая подготовка — отл.»

— Бушлат, брюки, шапка, и все черное-черное. Ну прямо черный монах... А черное на белом — цель. Не смотри, что ночь у нас длинная. Оно и ночью другой раз так завиднеет, только гляделки свои настраивай. У нас тута снегу в половину роста человеческого навалило, смекаешь? Местами и в рост, и в два, и в три. Север. Океан враз от форточки начинается. Дыхнет — белым-бело. А уж за всю-то зиму надышался. Снег сутками, считай, не переставая шел. На снег наш океан до-о-о-брый. И на метели.