Второй Карибский кризис 1978 (СИ) - Арх Максим

И тут меня настигли десятки фанатских рук.

Я не сопротивлялся, потому что бить никого не хотел. Просто закрывал руками лицо, опасаясь, что чей-то накрашенный ноготь вполне может мне, при такого рода обнимашках, угодить прямо в глаз.

А меня обнимали… да ещё как…

Целовали, естественно, просили автограф, и, что-то крича и визжа на ухо, тянули в разные стороны…

Не знаю сколько это продолжалось, но, в конце концов с улицы прибежало несколько милиционеров. Так как в этом времени фактически всё население страны к милицейской форме относится с пиететом, и вскоре блюстителям закона, удалось оттеснить ревущую толпу и даже спустить её со сцены вниз. Но на этом успех закончился. Дальше фанаты суперзвезды Саши Васина уходить или расходится категорически отказывались, встав у сцены намертво.

«Блин, вроде жив», – подумал я, пытаясь отдышаться. Залез рукой в карман брюк и, достав оттуда чистый носовой платок, вытер лицо, которое буквально горело.

Ко мне подбежало два каких-то человека в гражданке, и поинтересовались, как я?

Ответил, что всё норм и спросил, нет ли тут запасного выхода.

– Есть. Сейчас дверь откроем. Держись, – сказали они мне и убежали.

На этой стороне сцены, которую прикрывало около десяти милиционеров и несколько штатских, я остался один.

– Ты хотел, Саша, славы, вот и получи её сполна. Теперь хлебай полной ложкой, – прошептал я, и, сев на пол в самом дальнем углу, закрыл глаза.

Просидел минут пять в одиночестве, а затем услышал шаги и открыл глаза. Оказалось что это знакомая девочка, которая сумела-таки пробраться сквозь оцепление.

– Ну, здравствуй, Маша, – улыбнулся я своей старосте, поднимаясь на ноги. – Как тебя пропустили?

– Папа договорился, – произнесла она и несколько последних шагов, буквально пробежала, встав совсем рядом: – Ой, Сашенька, я думала, они тебя разорвут.

– Зубы сломают, – отмахнулся Сашенька, пытаясь нащупать рукой на разодранной рубашке полу оторванный воротник.

– Тебе не больно? – спросила Маша, протирая мне щеку, в которую вцепилась какая-то малоадекватная поклонница.

– До свадьбы заживёт, – выдохнул я и, дотронувшись до щеки, обнаружил кровь и выругался: – Вот же ж, блин, когти отрастила…

– Ой, бедненький, – посочувствовала та и предложила: – Может быть, пойдём в туалет? Я тебе помогу привести себя в порядок?

– Не сейчас. Погоди. Дай отдышаться. Да и не пропустят нас к туалету сейчас. Нужно подождать.

– Ты думаешь, они угомонятся?

– А как же. Сейчас ещё милицейское подкрепление подъедет. Всех приведут в чувства, разгонят, и я получу свободу.

– Ох, мне даже страшно, – покосилось она на сцену, на которой держали оборону милиционеры, актёры и администрация, скидывая фанатов вниз.

– Да, забей, – поморщился я, пытаясь причесаться. – Всё будет хорошо. Жаль только что Давиду презентацию испортили, а так всё нормально.

Она хотела ещё что-то сказать, но её прервал властный мужской голос.

– Нормально?! Всё у тебя нормально?! Да как тебе не стыдно?! – перекрикивая толпу орал направляющийся в нашу сторону Демакратичковский.

– Стыдно?

– Да, стыдно! Стыдно!!

– Веду себя нормально, за что стыдится? – удивился я и, чтобы товарищ не больно-то наседал, стебанул: – И вообще, гражданин, в приличном обществе здороваются, когда собираются завести беседу.

– Это в приличном обществе и с приличными людьми здороваются! А с тобой не здороваться, тебя пороть надо! Пороть, за то, что ты натворил! – подойдя к нам, проорал он, тыча пальцем в сторону ревущего зала. – Ты зачем это устроил? Зачем людей взбудоражил?! Зачем у товарища Хачикяна триумф украл?! – распылившись, он потряс пальцем прямо перед моим носом. – Тебе это даром не пройдёт!

– Машенька, – доброжелательным тоном проговорил я, не став ломать руку товарищу, – познакомься, этот психически не здоровый член нашего общества гражданин Демакратичковский. Говорит, что он режиссёр. Но я не знаю, правда ли это. Фильмов я его не смотрел, так что вполне возможно, что и врёт.

– Я смотрела его картины. И они замечательные, – прошептала та, сжав губы и посмотрев на режиссёра, неожиданно добавила: – Папа, Саша ни в чём не виноват.

– Папа? – выпучил я глаза.

Но меня не услышали.

– Виноват, не виноват… Ты посмотри, чего он наделал!

– Но он не специально, – начала нести чушь староста.

– Вот именно, – решил я вырулить с неправильного пути оправданий. – Давид сам меня позвал.

– Да позвал, но не для того же, чтобы ты премьеру срывал?!

– Да я-то тут причём? Э-э, они сами… э-э, зрители, – пожал я плечами, абсолютно не чувствуя вины.

– А зачем ты побежал? Почему не пошёл спокойно? Они бы что, тебя съели бы? Вот чего тебе стоило просто пройти, выйти на сцену и сказать не большую речь? Зачем ты устроил эти бега с последующей вакханалией?

– Действительно, Саша, зачем? – поддержала его Маша.

– А ты что тоже считаешь, что это произошло из-за меня? – удивился я такому повороту, вспоминая пословицу, что яблоко от яблоньки не далеко падает.

– Ну да. Тебе не стоило бежать.

«Блин, это что за фигня?! Они чего виноватого что ль из меня хотят сделать? Да хрен вам!» – обозлился я и вслух сказал:

– Не ваше дело! Хочу – иду, хочу – бегу! Это ли не демократия?

Режиссёр со своей дочуркой осуждающе на меня посмотрели. Демакратичковский покачал головой и сказал:

– Пошли, дочка, с этим субъектом определённо не о чем разговаривать. Это ж надо, позавидовать заслуженной славе учителя и украсть у него день, которого он ждал всю жизнь.

– Что за чушь? Я что ль виноват, что они, – я тоже показал пальцем на зал, – услышав моё имя, все словно с ума сошли. К тому же Давид сам меня объявил и позвал.

– Он позвал тебя выступить, а ты устроил бардак. Если бы он знал, чем это закончится, – воскликнул собеседник, – то никогда не сделал бы такой ошибки. И не пригласил бы тебя сюда.

– Скажу честно, если бы я знал, чем это дело закончится, то сам бы сюда не поехал. Как вы можете заметить слава, как раз мне не нужна. У меня её и так выше крыши. И даже скажу более – эта слава теперь мне крайне мешает!

Мы вновь обернулись в сторону зала, в котором в который раз началось скандирование:

«Васин!» «Васин!!»

Постояли с минуту, слушая крики, и режиссер, поморщившись, произнёс:

– Это какое-то безумие… Массовое помешательство… – тяжело вздохнул, взял дочь под руку и повёл её в противоположный конец сцены.

Та не сопротивлялась и покорно двинулась вместе с ним, правда, когда они отдалились, она, словно что-то вспомнив, крикнула:

– Саша, я тебе в Москве позвоню.

– Звони, – отмахнулся я от дочери психа, прекрасно понимая, что сын за отца не отвечает. Отмахнулся, а потом усмехнулся, вспомнив, что дозвониться мне по домашнему телефону, фактически не возможно, ибо он почти всегда выключен.

Посмотрел на часы, тяжело выдохнул, и, вспомнив, что от добра добра не ищут, решил подумать о дальнейших действиях по своему спасению из осады.

Собственно, вариантов было не много. Можно было тоже попробовать перебежать на другую часть сцены, надеясь, что там есть двери не металлические и те смогут вывести меня из ловушки. Но тут была загвоздка. Не заметно сделать я это, очевидно, не смогу, а пробежав на глазах у всех, я боялся стимулировать толпу и усилить её натиск на оцепление. А уж если оцепление падёт, то дальше точно начнётся кавардак и возможно, что в этот раз мне достанется ещё больше.

Поэтому решил идти на прорыв в лоб. Неожиданно выбежать на сцену, прыгнуть в толпу, по недавно сложившейся традиции упасть на четвереньки, пробраться в коридор, а там, выпрыгнув в окно, убежать, благо на улице не очень холодно.

Другим вариантом было ждать помощи, пока милиция всех приструнит. Без сомнения, это был самый разумный вариант. Но в нём был существенный недостаток – до спасения нужно было ждать неопределённое количество времени. Ждать же я не хотел из-за того, что устал, да ещё и голова разболелась.