Песнь для Близнецов - Евгения Белякова

Глава 10

Тео минут десять уговаривала себя, что сидеть под одеялом глупо. Когда Дерек, тихонько отсмеявшись, ушел через портал – это стало понятно по еле слышному хлопку, – она принялась размышлять, что именно имел в виду Ольсен.

В голову ничего не приходило. Одеяло пахло пылью и мышами.

«Может, он не найдет Рика, – подумала Тео, – или того не отпустят с какой-нибудь важной церемонии Древа?»

Но надеждам ее не суждено было сбыться. Раздался еще один хлопок.

– Вон, на кровати холмик из подушек и одеяла видишь? – послышался приглушенный толстой шерстью голос Дерека. – Это Тео. Удачи.

Закрылась дверь. Скрипнул стул. Тео одновременно захотелось, чтобы Рик ушел и… чтобы заговорил первым. Но он молчал. Она нехотя высунула голову из-под одеяла.

– А я уж было подумал, у нашего чернобородого друга шутки такие, – сказал бард.

Тео оглядела его, удивляясь жадности собственного взгляда. Усталый вид, уголки губ чуть опущены, сидит сгорбившись, опустив руки между коленями. Смотрит на нее. Но в глазах… неужто радость?

«Демоны задери тебя, Ольсен», – подумала Тео и позволила улыбке появиться на лице.

– Нет, это и правда я.

Повинуясь какому-то непонятному порыву, протянула руку барду, но тот никак не отреагировал. Только чуть отстранился.

– Рад, что с тобой все в порядке, – сказал Рик.

«Я идиот, – мелькнула у него мысль, – разговариваю, как пятнадцатилетний юнец. Даже хуже. Но, с другой стороны – а что говорить-то? Она едва улыбнулась, будто и не хотела меня видеть, будто ее заставили». Когда Тео потянулась к нему, он испугался, что она увидит его пальцы, и отшатнулся.

– И я рада. – Тео, поняв, что улыбка становится неестественной, поспешно убрала ее с лица. – Дерек сказал, что ты теперь доверенный помощник Старшего жреца, неплохо.

Да, надо говорить о делах. А потом, подумалось магичке, словно невзначай повернуть разговор к чувствам? Проще написать ему письмо и отправить с голубем. Или вестовым. Или… хромым вестовым. Написать на улиточьей раковине и отправить… «Идиотка. В три раза дольше него живешь, а объясняться так и не научилась, – со злостью на себя подумала Тео. – Это Ольсен виноват. Усложнил все… Прямо сейчас и прямо тут, сказал, ха!»

– Да, я в курсе всех значимых событий в Ордене, – Рик немного оживился. – Причем не только в Древе, но и у Стрелков тоже. Поднял кое-какие старые связи.

«Совсем несложно признаться в чувствах – хотя я и сама до конца их не понимаю, – в порыве, или в дружеской беседе. – Продолжила свои размышления Тео. – И очень сложно, когда тебе приводят человека, которого ты, предположительно… хм. И говорят – мол, объясняйся, у тебя есть час, потом поздно будет».

– Я знала, что могу оставить на тебе это сложное дело, – кивнула магичка.

Рик чуть не поперхнулся фразой: «Оставить? Вот именно, ты меня оставила!» и, чтобы немного успокоиться, стал рассматривать комнату. Она была больше похожа на кладовку. Что, не смогли для Тео получше подобрать? Может, тут на нее дует!

Он все больше смущался своего смущения и злился на себя за это, потому следующая его фраза прозвучала довольно резко:

– Что ж, твой бард тебя не подвел. Ему это зачтется?

«Ну вот, теперь он грубит. Что я такого сказала?» – подумала Тео и собралась было ответить в том же тоне, но… тут ее взгляд упал на его руки. Запястья были припухшими, а пальцы – скрюченными, будто их переломали в нескольких местах. Рик заметил, неловко дернулся, затем положил ладони на колени.

– Откуда…? – прошептала Тео.

– Поспорил с послушником Ронни, что за пять секунд поковыряюсь в носу всеми пальцами по очереди, – хмыкнул он и тут же пожалел о сказанном. Тео воззрилась на него с такой яростью, словно он только что у нее на глазах… придушил котенка.

– Не время шутить, что с руками?

– Под колесо попали, в военном лагере. Упал неудачно.

Магичка прикрыла глаза на миг, а когда открыла, ярость куда-то улетучилась. Зато в ее голосе появилась издевка:

– Не разучился еще врать, значит?

– Практикуюсь каждый день, – с вызовом ответил бард.

Тут Тео почувствовала, что тонет. В неправильности происходящего. Неуверенность не давала ей высказать все, что было в душе – ведь потом что-то надо будет сделать, а что? Обняться? Поцеловаться? Сплясать? Она понятия не имела, что будет потом. Не была готова решать, чем именно это будет. А это чувство могло стать чем угодно. Любовью. Привязанностью. Влечением. Нежной дружбой. Ненавистью тоже, да.

Все было неправильно – это ли имел в виду Ольсен, когда говорил, что ей надо «разобраться во всем»? Вдруг она поняла, что ей плевать, чего там хочет Ольсен, да и кто бы то ни было, и важно только то, что в эту минуту, в эту секунду – кто знает, может, время уже ушло? – она своими руками уничтожает что-то очень важное. То, что не давало ей окончательно впасть в отчаяние, когда она, в темной пещере, под заклятьем, в полной тишине уговаривала себя, что есть ради чего выживать. И стремиться наружу. Не возможность мести Кендрику поддерживала ее, не судьба королевства заботила – она думала о рыжем барде. Как она вернется и он скажет ей что-нибудь дружески-колкое, она ответит в тон, и они оба посмеются. И, боясь, что момент безвозвратно упущен, она все же выдохнула быстро, скороговоркой:

– Только мысли о тебе меня спасли.

Рик ошарашено поднял на нее взгляд, до того упиравшийся в пол.

– Когда я была там, в… плену. Я думала о тебе.

«Не подбирай слова, говори, как есть, – сказала себе Тео, – иначе он не дослушает и уйдет».

– Чаще всего – о тебе. Что я вернусь, и мы увидимся, и ты что-нибудь споешь…

Увидев, как у него вытягивается лицо и поджимаются губы, она чуть не треснула себя по башке. «Вот и сказала, не думая… с его руками…»

– Их можно вылечить… – прошептала она отчаянно.

В эту минуту дверь открылась и в комнату зашел Ольсен. Тео чуть не застонала от облегчения. Кто знает, что она еще наговорила бы Рику… Ольсен услышал ее мысленный зов – в руках он держал маленький горшочек и пару чистых тряпиц.

– Вот, Ольсен, он может. Ведь можешь?

Старый маг, ни слова не говоря, подошел к барду, бесцеремонно взял его за руки, помял в пальцах.

– Могу, – кивнул он, – но это будет во много раз больнее, чем когда их ломали.

Рик подался вперед:

– Все равно! Если вы правда можете…

– Тише, парень! – Ольсен изобразил на лице удивление. – Я пошутил. Ты ничего не почувствуешь.

И тут же ткнул узловатым пальцем в лоб барду. Тот сник и рухнул бы на пол со стула, не подхвати его маг в самом начале падения. Он осторожно уложил Рика, затем посмотрел на Тео, покачал головой.

– Что? – буркнула она.

Ольсен лишь языком поцокал. Поддев ногтем широкую пробку в горшочке, раскачал ее, вынул и, зачерпнув мази, нанес ее на пальцы барду. И принялся массировать его руки, что-то бормоча под нос. Несведущий в магическом лечении решил бы, что это заговор или заклинание, но Тео знала, что ничего подобного при таком воздействии не требуется. Зато она явственно расслышала «а ума не нажила» и «два сапога пара». Закусила губу и решила молчать, что б Ольсен не говорил. Сейчас важно то, что он делает, а не что бормочет.

Маг мял все сильнее. Послышался слабый хруст. Тео не была мастером лекарского дела, это было прерогативой Белых, но теорию она знала. Ольсен сейчас с помощью магии проникал в кости, ткани – выпрямлял их, сращивал, заново формировал мышцы и связки. Серьезное вмешательство. Тео не была уверена, что Ольсен справится – обычно лечением занимался Гвен либо Уэйн.

Наконец Ольсен закончил излечение, с кряхтением встал и, вытерев руки о тряпицы, что принес, неодобрительно посмотрел на Тео. Но потом, видимо, углядев нечто особенное в ее взгляде, хмыкнул и, забрав горшочек, ушел.

Рик пришел в себя спустя минуту. Он с удивлением обвел комнату взглядом, видимо, сбитый с толку точкой обзора, затем приподнялся.

– Не могу помочь тебе сесть, – тихо сказала Тео. – Ольсен, зная мою… эм-м-м, прыгучесть, привязал магически к кровати. Да и голова обычно так кружится, что я упала б рядом.

Рик снова сел на стул, поднес пальцы к лицу.

– Я уже почти привык к тому, что они сломаны. Даже гордился тем, что восстановил беглость… ну, на уровне подмастерья. – Он взглянул на Тео, и она увидела, что глаза его светятся счастьем. – Это… это чудо.

Тео не знала, что и сказать. И потому, глубоко вздохнув, как пловец, который собирается нырнуть очень глубоко, прибегла к старому, испытанному ею же на протяжении долгой жизни способу, который помогал всегда. Ну, почти всегда. Сначала – извиниться. Потом – сказать правду.

– Прости, я наговорила лишнего в начале… разговора.

Рик слабо улыбнулся:

– Я тоже.

– Давай начнем заново. Присядь… – она похлопала рукой по кровати рядом с собой.