Уик-энд - Роберт Ладлэм

— И что теперь?

— Мы ждем остальных. Должны прибыть еще один или двое из ваших друзей. И тогда все будет кончено. Боюсь, что и им, и вам придется расстаться с жизнью. И Вашингтон получит свою «Омегу». И может быть, полевого агента по имени Фассет поощрят очередной благодарностью в приказе. И не исключено, что в один прекрасный день они сделают меня начальником Оперативного отдела.

— Вы предатель. — Рядом с правой рукой Таннера лежала густая тень, в которой его пальцы что-то нащупали. Это был отломанный кусок покрытия, примерно двух футов в длину и в дюйм шириной. Неловко, морщась от боли, он сел, незаметно подтянув его поближе к себе.

— С моей точки зрения — ни в коем случае. Можно считать меня отступником. Но не предателем. И не стоит углубляться в эту тему! Вам не понять нас, нашу идеологию. А вот я считаю, что предатели — это вы. Все вы. И если посмотреть…

Таннер вцепился в кусок дерева и изо всех оставшихся сил ударил по забинтованной ноге перед собой. Он услышал звериный вопль. Повязка треснула и съехала с ноги. Приподнимаясь, он ударил головой Фассету в пах и перехватил его руку с пистолетом. Фассет яростно вскрикивал. Правой рукой Таннер схватил кисть агента, но его левая рука, обмякшая, безвольно висела вдоль туловища. Рывком он оттолкнул Фассета к стене и нажал пяткой на его раненую ногу, снова и снова нанося удары по ней.

Таннеру, наконец, удалось выбить у противника пистолет, но он упал на пол и откатился к дверям, где и остался лежать в полоске света. Сдавленный стон Фассета, который, скорчившись, сполз вдоль стены, нарушил мертвенную тишину здания.

Кинувшись за пистолетом, Джон успел схватить его и зажать в руке. Все его тело кричало от боли, когда он приподнялся, и по руке струилась кровь.

Фассет был почти без сознания, судорожно втягивая в себя воздух. Таннер хотел, чтобы он остался в живых, потому что ему нужна была живая «Омега». И он вспомнил о подвале, об Эллис и детях, прижимавшихся к стене и, тщательно прицелившись, дважды выстрелил — один раз в массу из крови и плоти, что представляла собой рана Фассета, а другим выстрелом он раздробил ему коленную чашечку…

Таннер бессильно прислонился к дверному косяку, придерживаясь за него. Морщась от боли, посмотрел на часы: два тридцать семь. Прошло семь минут после времени, назначенного для появления «Омеги».

Никто еще не появился. Один из «Омеги» корчится на полу в здании вокзала; другой лежит в высокой мокрой траве за стоянкой для машины.

Он попытался прикинуть, кто бы это мог быть?

Тремьян?

Кардоне?

Остерман?

Оторвав часть рукава, Таннер попытался перетянуть рану на руке. Хоть бы прекратилось кровотечение! В таком случае, он сможет добраться через старую стоянку до прожектора, который разбил выстрелом.

Но у него ничего не получилось и, потеряв равновесие, он упал на пол спиной. Он не в лучшем состоянии, чем Фассет. Жизни их обоих угаснут тут. В строениях старого вокзала.

Издалека стало доноситься какое-то завывание; Таннер не мог понять, то ли это игра его утомленного воображения, то ли вой раздается на самом деле. На самом деле! Он становился все громче.

Сирены. И теперь он услышал шум моторов. Скрип тормозов по гравию и по мокрой грязи.

Таннер приподнялся, опираясь на локоть. Изо всех сил он пытался встать хотя бы на колени — и этого хватит. Тогда он сможет ползти. Ползти к дверям.

Лучи фар скользнули через проем и по осыпавшейся штукатурке. Затем раздался голос, усиленный мегафоном.

— Это полиция! Здесь же и федеральные власти! Если у вас есть оружие, выкиньте его через двери и выходите с поднятыми руками!.. Если вы взяли Таннера в заложники, немедленно освободите его! Вы окружены. Скрыться вам не удастся!

Таннер пытался издать какой-то звук, подползти к дверям. Снова раздался тот же голос.

— Мы повторяем. Выбросьте оружие.

Таннер услышал еще чей-то голос, помимо того, кто говорил в мегафон.

— Сюда! Направьте сюда свет! К этой машине! Вот сюда, в траву!

Кто-то из прибывших нашел другого из «Омеги».

— Таннер! Джон Таннер! Вы внутри?

Таннер дополз до порога и перевалился через него, закрыв глаза от яркого света прожектора.

— Вот он! Боже, вы только посмотрите на него!

Таннер сделал движение вперед. Подбежавший Дженкинс успел поддержать его.

— Вы пришли в себя, мистер Таннер? Мы перевязали вас, как могли. Хватит до прибытия «скорой помощи». Посмотрите, можете ли вы передвигаться. — Дженкинс придержал Таннера за пояс и помог ему подняться на ноги. Двое остальных полицейских выносили Фассета.

— Это он… Это «Омега».

— Мы знаем. Вы совершенно потрясающий человек. Вам удалось сделать то, что никому не удавалось за пять лет работы. Вы передали нам в руки «Омегу».

— Там есть кто-то еще. Вон там… Фассет сказал, что там был его помощник…

— Мы нашли его. Он мертв. Он остался лежать там же. Хотите посмотреть, кто это был? Когда-нибудь будете рассказывать своим внукам.

Таннер посмотрел на Дженкинса и, помолчав, ответил:

— Да. Да, я хотел бы. Думаю, что я уже знаю.

Они прошли сквозь высокую поросль травы. Таннер испытывал и возбуждение, и отвращение перед минутой, когда он увидит второго члена «Омеги». Он надеялся, что Дженкинс его понимает и станет свидетелем, который поведает об ужасной стороне деятельности «Омеги».

О предательстве, любви и преданности.

Дик. Джой. Берни.

Несколько человек уже обследовали черную машину с разбитыми фарами. Рядом с дверцей лицом вниз что-то лежало. Несмотря на темноту, Таннер увидел крупное тело этого человека.

Дженкинс включил фонарик и перевернул мертвеца лицом кверху. Луч упал на его лицо.

Таннер застыл на месте.

Загадочным мертвецом, лежавшим в траве, был капитан Альберт Маккалиф.

С края стоянки подошел и переговорил с Дженкинсом полицейский.

— Они хотят подъехать.

— Почему бы и нет. Тут все проверено, и им ничего не угрожает. — Дженкинс не пытался скрыть презрения в голосе.

— Сюда! — крикнул Макдермотт нескольким людям, стоявшим в тени по другую сторону стоянки.

Таннер видел, как к ним медленно и неохотно двинулись три высокие фигуры.

Берни Остерман, Джой Кардоне, Дик Тремьян.

С помощью Дженкинса он приподнялся с травы, сделав шаг в сторону от трупа участника «Омеги». Четверо друзей стояли лицом к лицу, и никто не знал, что сказать.

— Идемте, — сказал Таннер Дженкинсу. — Прошу прощения, джентльмены.

Глава четвертая

ВОСКРЕСЕНЬЕ

ПОЛДЕНЬ

В Сэддл-Уолли, Нью-Джерси, стоял воскресный день. Две патрульные машины, как обычно, ездили по улицам поселка, и полицейские, сворачивая на его тенистые улочки, улыбались детишкам и приветственно махали руками обитателям домов, занятых своими воскресными хлопотами. Небольшие пикапчики иностранного производства и большие сверкающие лимузины загружались клюшками для гольфа и теннисными ракетками. Сияло солнце, и листья, промытые недавним дождем, шелестели под порывами легкого ветерка.

Сэддл-Уолли просыпался, готовясь встретить прекрасное июльское воскресенье. Беспрерывно звонили телефоны, намечались планы, выкладывались извинения за происшествия прошедшего вечера. Их встречали добродушным смехом — да какого черта, ведь был субботний вечер. В Сэддл-Уолли, Нью-Джерси, быстро забывали все субботние происшествия.

Темно-синий «седан» последней модели с белоснежными колпаками на колесах подъехал к дому Таннеров. Таннер поднялся с дивана и, морщась от боли, доковылял до окна. Верхняя часть груди и вся левая рука были в бинтах. Так же выглядела и левая нога от бедра до лодыжки.

Из окна Таннер увидел двух человек, которые по дорожке шли к его дому. В одном он узнал патрульного Дженкинса — но только со второго взгляда. На этот раз Дженкинс был не в полицейской форме. Сейчас он походил на типичного обитателя Сэддл-Уолли, банкира или правительственного чиновника. Второго Таннер не знал. Он никогда раньше не видел его.

— Они пришли, — крикнул он в строну кухни. Выйдя оттуда, Эллис остановилась в холле. Одета она была по-домашнему, в брюки и рубашку, но по выражению ее глаз он видел, как она сосредоточена.

— Думаю, что нам надо с этим смириться. Няня гуляет с Джаннет. Рей в клубе… И я предполагаю, что Берни с Лейлой уже в аэропорту.

— Если они успели туда вовремя.

Раздался звонок, и Эллис пошла к дверям.

— Садись, дорогой. Врач сказал, что тебе не надо переутомляться.

— О’кей.

Вошли Дженкинс и его спутник. Эллис принесла кофе, и все четверо расселись друг против друга: Таннеры на диване, а Дженкинс и человек, которого он представил как Гровера, в креслах.