Один неверный шаг - Харлан Кобен

– Есть идеи?

– Детектив из Ливингстона. Зовут Уикнер. Он тогда, на поле Малой лиги, почти раскололся.

– И ты надеешься, что он расколется сегодня?

– Уверен, расколется.

– Хочешь, чтобы я с тобой поехал?

– Нет, сам справлюсь. Ты оставайся здесь. Маклафлин и Тайлз по закону не имеют права меня задерживать, но могут попытаться. Охлади их рвение.

– Без проблем. – Уин с трудом сдержал улыбку.

– Узнай, нельзя ли найти того, кто отвечал на звонок во время тренировки. Может быть, звонивший назвался. Может, кто-нибудь из команды или тренеры что-нибудь видели.

– Я этим займусь. – Уин отдал Майрону половинку сотенной банкноты и ключи от машины. Кивком показал на сотовый телефон. Дескать, не занимай линию.

Прощаться Майрон не стал. Просто выскочил из комнаты. За спиной он слышал крики Тайлза.

– Стой! Сукин сын… – Полицейский бросился вдогонку. Но на его пути встал Уин. – Мать твою… – Тайлз не закончил ругательства. Майрон продолжал бежать. Уин закрыл дверь. Тайлзу не выбраться.

На улице Майрон швырнул половинку сотенной копу и вскочил в «ягуар». Нашел номер Эла Уикнера в справочнике и набрал телефон. Эл снял трубку после первого же звонка.

– Бренда Слотер пропала, – сказал ему Майрон.

Молчание.

– Нам стоит поговорить, Эл.

– Да, – ответил детектив в отставке. – Я тоже так думаю.

Глава 32

Поездка заняла час. Уже окончательно стемнело, и озеро казалось совсем черным. Улицы не освещались. Олд-лейк-драйв была узенькой и только частично заасфальтированной. Майрон проехал дорожный знак в форме рыбы. На нем было начертано: УИКНЕРЫ. Майрон помнил миссис Уикнер. Она торговала бутербродами в палатке около поля Малой лиги. Ее светлые волосы были сожжены перманентом и напоминали солому, она постоянно хрипло смеялась. Десять лет назад ее унес рак легких. Эл Уикнер ушел в отставку и поселился здесь уже вдовцом.

Майрон подъехал к дому. Шины шуршали по гравию. Остановив машину, он вышел в тихую ночь. Коттедж был того типа, что раньше называли «солонкой с крышкой».[24] Довольно мило. И прямо близ воды. У причала были привязаны лодки. Майрон ожидал услышать характерный плеск, но стояла полная тишина. Озеро было на удивление спокойным, как будто кто-то закрыл его на ночь стеклом. От поверхности в отдельных местах отражались неподвижные огни. В небе висела похожая на сережку луна. На ветке дерева выстроились летучие мыши, напоминая миниатюрных королевских гвардейцев.

Майрон поспешил к двери. В доме горел свет, но никакого движения Майрон не заметил. Он постучал. Ответа не последовало. Он постучал снова. Потом почувствовал, как в затылок ему уперлось дуло охотничьего ружья.

– Не оборачивайся, – предупредил Эл. – Ты вооружен?

– Да.

– Стой смирно. И не заставляй меня убивать тебя, Майрон. Ты всегда был славным малым.

– В ружье нет необходимости, Эл. – Разумеется, Майрон сморозил глупость, но он говорил это не для Эла, а для Уина, который слушал весь их разговор. Майрон быстро подсчитал в уме. Он потратил час, чтобы сюда добраться. У Уина уйдет вдвое меньше.

Надо тянуть время.

Пока Уикнер его ощупывал, он почувствовал запах алкоголя. Плохой признак. Майрон было подумал, не стоит ли попробовать отобрать у него ружье, но вспомнил, что имеет дело с опытным копом.

Уикнер сразу же нашел пистолет Майрона. Он высыпал пули на землю, а пистолет сунул в карман.

– Открывай дверь, – скомандовал Уикнер.

Майрон повернул ручку. Уикнер слегка подтолкнул его. Майрон вошел. И сердце сразу же упало. Страх сжал горло. Стало трудно дышать. На первый взгляд, все здесь было обычным и походило на жилище рыбака (чучела рыб над камином, обшитые деревом стены, бар, большая поленица дров). Все, кроме цепочки темных красных следов на ковре.

Кровь. Свежая кровь, наполнившая комнату запахом мокрого железа.

Майрон повернулся к Элу Уикнеру. Тот держался на расстоянии. Дуло ружья смотрело в грудь Майрона. Промахнуться невозможно. Глаза Уикнера расширены и еще краснее, чем тогда, около поля Малой лиги. Кожа напоминает пергамент. На правой щеке – паутина капилляров. Возможно, и на левой тоже, но сейчас увидеть это было невозможно – вся щека залита кровью.

– Что случилось?

Уикнер не ответил.

– В чем дело, Эл?

– Иди в заднюю комнату, – велел Уикнер.

– Мне бы не хотелось.

– Я знаю, Майрон. Поворачивайся и шагай.

Майрон пошел по кровавым следам, как будто они были проложены специально с этой целью. Стены увешаны фотографиями команд Малой лиги, некоторые сделаны лет тридцать и более назад. На каждом снимке – гордый Уикнер со своими подопечными, он улыбается, щурясь на ярком солнце. Дети тоже щурились и улыбались, демонстрируя отсутствие зубов. Все выглядели примерно одинаково. За прошедшие тридцать лет дети изменились на удивление мало. Вот только Эли состарился. Фотография за фотографией на стене отсчитывали годы его жизни. От этого становилось не по себе.

Они вошли в заднюю комнату, служившую чем-то вроде офиса. И здесь на стенах фотографии. Уикнер принимает награду Большой лиги. Перерезает ленточку на церемонии, посвященной переименованию остановки в его честь. Уикнер в полицейской форме рядом с бывшим губернатором Бренданом Байрном. Уикнер получает награду имени Раймонда Кларка как лучший полицейский года. Различные трофеи, таблички и бейсбольные мячи. Документ в рамке с заголовком «Что значит для меня тренер», подаренный ему одной из команд. И повсюду кровь.

Майрона охватил холодный страх.

В углу на спине, раскинув руки, как будто готовясь быть распятым, лежал старший детектив Рой Померанц. Рубашка выглядела так, будто кто-то вылил на нее ведро сиропа. Мертвые глаза широко открыты.

– Вы убили собственного напарника, – сказал Майрон. Опять же для Уина. На случай, если он опоздает.

– Всего десять минут назад, – подтвердил Уикнер.

– Зачем?

– Садись, Майрон. Вон там, если не возражаешь.

Майрон уселся в огромное кресло с деревянными подлокотниками.

Придерживая ружье на уровне груди, Уикнер зашел за письменный стол. Он открыл ящик, бросил туда пистолет Майрона и швырнул ему наручники.

– Прикрепи себя к подлокотнику. Мне надоело все время за тобой следить.

Майрон огляделся. Или сейчас, или никогда. Когда он наденет наручники, шанса у него уже не будет. Он пытался придумать выход, но ничего не приходило в голову. Уикнер находился слишком далеко, их разделял стол. Майрон заметил на столе нож для разрезания бумаги. Можно подумать, что он сумеет дотянуться до него, запустить им в Уикнера и попасть прямо в сонную артерию. Брюс Ли им бы тогда очень гордился.

Уикнер как будто прочитал его мысли и приподнял ружье.

– Одевай наручники, Майрон.

Никаких шансов. Надо тянуть время. И надеяться, что Уин поспеет вовремя. Майрон застегнул один наручник на запястье и прикрепил второй к подлокотнику кресла.

Уикнер опустил плечи и немного расслабился.

– Мне следовало сообразить, что они поставили жучок на телефон, – сказал он.

– Кто?

Уикнер его вроде и не услышал.

– Но понимаешь, незаметно подойти к дому нельзя. И дело вовсе не в гравии. У меня тут повсюду датчики, реагирующие на движение. С какой стороны ни приближайся, дом освещается, как новогодняя елка. Пользовался ими, чтобы отпугивать зверье. Иначе они растаскивали помойку. Но, видишь ли, они и это знали. И послали человека, которому я доверял. Моего старого напарника.

Майрон старался уследить за его мыслью.

– Вы думаете, что Померанц пришел вас убить?

– Нет времени на твои вопросы, Майрон. Ты хотел знать, что произошло. И ты узнаешь. А потом… – Не закончив фразы, он отвернулся. – Я впервые увидел Аниту Слотер на автобусной остановке на углу Нортфилд-авеню, где раньше была школа имени Рузвельта. – Уикнер стал говорить монотонно, по старой привычке полицейского, привыкшего читать отчеты. – Мы получили анонимный звонок из автомата, который рядом с ресторанчиком «У Сэма». Сообщили, что женщина ранена и истекает кровью. Надо было проверить. Еще сказали, что это чернокожая женщина. В Ливингстоне увидеть негритянку можно было только на автобусной остановке. Они приезжали, чтобы убираться в домах, или вообще сюда не приезжали. Если же они появлялись в другое время, мы вежливо указывали им на их оплошность и провожали до автобуса.

– Я ехал в патрульной машине и принял звонок. Верно, она действительно была вся в крови. Ее здорово избили. Но меня сразу поразило другое. Женщина была потрясающе красива. Очень темная, и несмотря на все ссадины на лице – просто потрясная. Я спросил, что случилось, но она отказалась говорить. Я решил, что это домашняя ссора. Поцапалась с мужем. Конечно, я такие вещи не одобрял, но в те годы мы ничего не предпринимали. Черт, да и сегодня мало что изменилось. Так или иначе, я чуть ли не силком отвез ее в больницу. Они там ее подштопали. Хоть женщина вся тряслась, ничего серьезного у нее не было. Ссадины, правда, довольно глубокие, как будто на нее кошка напала. Но я сделал свое дело и забыл. Вот только через три недели мне позвонили насчет Элизабет Брэдфорд.