Три путешествия - Ян Стрейс

22-го расплатились мы с нашими возницами, которые уехали обратно в Ригу. Псков (Pletskov) — большой город, добрых два часа в окружности. Он окружен частью каменными, а частью деревянными стенами. Дома сложены из больших бревен и балок без всякой красоты и великолепия. Но издали город благодаря множеству церквей и башен имеет привлекательный вид; внутри же это не что иное, как жалкое гнездо, которое нельзя сравнить даже с самым незначительным городом Нидерландов. Здесь больше любят деревянные, нежели каменные дома, жизнь в последних будто бы нехороша для здоровья. Поэтому даже знатные господа живут в деревянных домах. Там я разговаривал с одним гамбуржцем, которому рассказал приведенную выше историю с медведем, на что тот отвечал: «Ваше счастье, что вы ушли невредимым: медведи здесь так дики и свирепы, что таскают лошадей, скот и людей, а когда голодны, то вырывают мертвецов из могил». Кроме того он рассказал мне замечательную историю. Я не могу удержаться, чтобы не привести ее. Это было в 1656 г. Неподалеку отсюда голодный медведь забрался ночью в дом и унес с постели матери грудного младенца. Ребенок исчез бесследно и полагали, что медведь им полакомился. Однажды вечером крестьяне заметили медведя, вышедшего на охоту, и стали стрелять по нему; пуля пробила ему насквозь голову, так что он не мог уже подняться. Крестьяне увидели, что это самка с наполненным молоком сосцами; стали искать на другой день в лесу медвежат, рассчитывая, что они, потеряв свою мать, выдадут себя сами по их привычке хрюканьем и ревом. Так рассуждали они, но ничего не заметили, пока не дошли до гор, где к большому удивлению услышали плач ребенка, которого, идя на голос, нашли толстым, жирным и здоровым, лежащим в берлоге, и взяли его с собой. Ребенок, которого я сам видел, до сих пор еще живет в Пскове, где воспитывает его сестра матери.

Помимо этой чудесной истории видел я в пригороде Пскова бедро необычайной величины, в пять футов длины. Бедро принадлежало одному великану, и крестьяне выкопали его вместе с сундуком из-под корней сожженных деревьев; оно находилось в каменном ящике. Это можно увидеть за один стейвер.

26-го стало холодно, начались морозы и пошел снег, однако мы поторопились с отъездом в Москву, но нам пришлось замешкаться и дождаться подвод его императорского величества. Подводная (Poddewodde) — царская грамота, по которой московиты должны снабжать нас в том месте, куда мы прибыли, лошадьми, санями, повозками и квартирой; 29-го ехали мы по равнине, верхом и санями, в Новгород. Это путешествие было веселее и приятнее, чем через Лифляндию, потому что тогда мы должны были ехать дремучими лесами и болотами, а теперь проезжали хорошими пастбищами, нивами, конопляными и льняными полями.

31-го мы прибыли к большому озеру [59] близ Новгорода. Здесь сошли мы с саней и переправились на челнах, выдолбленных из целых древесных стволов, которые они называют Knoos. Они бывают двух родов: в больших перевезли нашу кладь, в меньших переезжали мы по пять или шесть человек сразу. Озеро весьма широкое, но не глубже пяти-шести футов. Вечером мы прибыли в пригород. Здесь я выучил первую фразу на языке московитов: как называется этот город? или — эта деревня? И я так легко усваивал язык, что за короткое время знал его настолько, что мог объясняться.

Новгород (Novogorod) значит по-московски новый город. Novo — латинское слово, Gorod — московское. Пригород почти также велик, как и сам город, который, судя по разрушенным стенам, в прошлом был сильным и значительным. Прежде имел своего князя и правительство, не подвластное ни царю, ни Швеции, ни Польше, чеканил свою монету, а также владел всем тем, что полагалось законному князю и господину. Честь и слава этого города были так велики, что в соседних краях возникала поговорка: кто устоит перед богом и Новгородом? [60] Он был в старину весьма богатым и достоуважаемым городом и складом всевозможных товаров для купцов, но после того как Иван Васильевич (Ivan Vasilowits), великий князь московский, завоевал его в 1477 г., город лишился своего управления, а также привилегий, независимости и прав. С тех пор упала и торговля, но не заглохла, ибо в настоящее время в нем собираются купцы, преимущественно из Гамбурга, Любека, Швеции и Дании, которые прибывают по реке Нарве (Nerva) до самого Новгорода. Торговля идет зерном, ячменем, льняным и свекловичным семенем, мехами, коноплей, льном, в особенности юфтью, которую в изобилии изготовляют на месте из шкур. Там очень много скота, и съестные припасы продаются за бесценок, в особенности рыба: лососина или осетр, щука, чебак, карп, линь и всевозможная белая рыба. Новгород окружен деревянными стенами и башнями, с металлическими пушками; на одном конце города стоит каменный дом (замок) архиепископа, окруженный высокой оградой, где живет он с другими благородными господами. Многочисленные церкви и колокольни, легкие, но прочные, украшают город. Что касается домов, то они строятся плохо. От замка архиепископа идешь по большому мосту, с которого тиран Иван Васильевич велел сбросить тысячу человек в реку. Далее великолепный монастырь св. Антония (S. Anthonis), святого, которого московиты усердно чтут и стремятся убедить всех, что он спустился на мельничном жернове из Рима по Тибру в Волгу и далее до самого Новгорода; здесь он повстречался с рыбаками, с которыми заключил условие на некоторую сумму денег, что ему будет принадлежать все, вытянутое ими в первую тоню. Рыбаки вытащили сетями сундук, в котором были вещи из церкви св. Антония, деньги в книги. После того как это случилось, велел он выстроить маленькую часовню, где умер и был погребен, и по сей день еще можно видеть его тело, от которого совершались и еще совершаются чудеса. Но московиты никого не допускают к нему, кроме своих единоверцев. Насколько рассказ о жернове и прочем правдоподобен [61], пусть решит читатель. В память его московиты воздвигли великолепный монастырь. В 1611 г. город был взят шведским дворянином Якобом де-Лагарди [62], но в 1613 г. после мира перешел к князю московскому.

8 ноября, после того как мы хорошо отдохнули в Новгороде и внимательно его осмотрели, мы продолжали путешествие на лошадях и санях и прибыли после обеда в деревню Бронницы (Bruynitz), где заночевали и утром переменили лошадей. В этот день снег растаял на солнце, и мы снова пересели в повозки, которые нам тотчас предоставили; ночью погрузились и на рассвете продолжали свое путешествие. Вечером приехали в деревню Медная (Мiednа); дорога была скверной и трудной, так что изнурила наших лошадей.

10-го проезжали мы по болотистой местности, от одной настилки из бревен до другой; наши повозки часто ломались и быстро чинились московскими крестьянами. Во время поездки мы видели много белок и лисиц; завидев человека, они исчезали. Вечером мы приехали в деревню Ям Крестцы (Gan Кrezzа), где получили хорошую еду и питье и нам дали свежих лошадей.