Предательство - Хелен Диксон

— Ланс рассказал мне про это ожерелье, бабушка. Почему ты не сказала мне, что была помолвлена с его дедушкой?

Графиня отвернулась, пристально смотря в окно, и Белла быстро продолжила:

— Прости меня. Ты не должна мне ничего говорить, если тебя это так расстраивает.

— Это не совсем так, — медленно промолвила бабушка, вновь переводя взгляд на Беллу. — Я знаю, как ты чувствительна и способна к пониманию, однако все это случилось так много лет назад, что порой я спрашиваю себя, понимаю ли сама произошедшее.

— Но ты же любила его.

— О да. Я любила его всем сердцем. Мы должны были пожениться, а он выбросил меня из своей жизни ради кого-то еще, тогда как для меня он являлся единственным смыслом существования. Он преподнес мне эти бриллианты на нашу помолвку. Остальное ты знаешь.

— Ты не вернула их.

— После я возненавидела себя за это даже больше, чем эти бриллианты. Я хотела расстаться с ними, но чувствовала, что, если сделаю это, мое унижение будет полным. Так что ожерелье оставалось в коробочке, пока ты не вбила себе в голову мысль их надеть.

— Я не должна была этого делать. С моей стороны этот проступок непростителен. Моя глупость причинила тебе боль, и я прошу у тебя прощение.

— Не стоит. Сейчас слишком поздно предаваться самобичеванию. — Она мягко улыбнулась, подняла руку и нежно погладила бриллианты, вызвавшие столько противоречивых событий. — Они такие изысканные, не так ли? Я рада, что Ланс решил, чтобы ты надела их сегодня. Не может быть более подходящего повода. Ты… ты увлечена Лансом Бингхэмом, правда, Изабелла?

Белла вздохнула:

— Он красивый и мужественный, у него самая соблазнительная улыбка. — Внезапно глаза ее помрачнели. — Однако я… я признаюсь, что испытываю сомнения в нашем браке. Боже мой, проснувшись утром, я спросила себя: готова ли я ко всему этому? Знаешь, я похолодела внутри и уже хотела было все отменить… но… взвесив все факты, пришла к выводу, что мое замужество может стать очень благоразумным поступком.

— Ты влюблена в него?

— Честно говоря, я и сама не знаю, что чувствую. Он… заставляет меня ощутить такие вещи, которые никогда не случались со мной раньше. Мне нравится бывать с ним. Нравится, когда он улыбается, смеется и говорит мне комплименты. Я… кажется, он мне очень дорог.

Графиня улыбнулась и, взяв Беллу за руку, нежно ее пожала.

— Ну вот, ты и сама поняла. Если то, что ты сейчас испытываешь и не любовь, поверь, очень скоро ею станет. Я верю, лорд Бингхэм также увлечен тобой.

— Откуда ты это знаешь? Он тебе сказал?

Графиня мягко усмехнулась:

— Нет, он не проявлял особого многословия, но у меня есть глаза, и я вижу ими, как на тебя смотрит Ланс Бингхэм. — Она поднялась и гордо выпрямилась, улыбаясь прелестной молодой женщине, которая так много для нее значила. — А теперь собирайся и поедем, Изабелла. Думаю, мы и так достаточно заболтались. Нам следует отправляться на венчание, или это уже успело вылететь из твоей головы?

Все подъезды к небольшой деревенской церкви были заняты каретами и экипажами, из которых все прибывали и прибывали приглашенные. Маленькая церковь казалась до отказа забитой представителями местной аристократии, разодетыми в шелка и изысканную парчу; доброжелательные сельчане выстроились по обе стороны ведущей в церковь главной дороги. Все собравшиеся пришли сюда посмотреть на заключение союза между двумя самыми известными, хотя и не всегда дружными между собой семьями в Вилтшире.

Нервничая гораздо больше, чем старалась показать, в бледно-голубом подвенечном платье невероятной красоты и скандальной стоимости, Белла выпорхнула из экипажа, легко опираясь на руку одетого в парадную ливрею лакея. Вокруг нее было столько людей — и почти все незнакомцы, однако они желали ей добра.

Стоя в притворе церкви, Дейзи принялась разглаживать шлейф платья и поправлять фату. Все было приведено в надлежащий вид, и Белла коснулась дрожащими пальцами руки Роланда, радуясь, что тот согласился исполнить роль посаженого отца и повести ее к алтарю.

Когда она остановилась, прежде чем начать свой бесконечный путь по центральному проходу к алтарю, чувствуя устремленные на нее взоры всех собравшихся в храме, случился момент, когда чудовищность всего происходящего внезапно обрушилась на голову Изабеллы. Она едва не поддалась приступу нахлынувшей паники, мысленно вопрошая себя, зачем ей все это, убеждая, будто еще не поздно развернуться и убежать… Однако ноги ее уже направлялись к алтарю, возле которого стоял священник с раскрытым молитвенником в руках. Солнечные лучи проникали сквозь старинные окна со средником, высвечивая бриллианты, позволяя им заиграть отраженным блеском на ее прическе и фате.

Роланд, должно быть почувствовав ее страх, улыбнулся ей и прошептал:

— Мужайся, Белла. Викарий знает разницу между заупокойной службой и венчанием.

Нервно улыбнувшись ему в ответ и получив одобрительный взгляд бабушки, сидевшей на своем месте в первом ряду, Белла, однако, не заметила значительных улучшений самочувствия — ее мужество почти проигрывало битву с обуявшим ее ужасом. Почти… до того момента, пока ее глаза не сфокусировались на Лансе. Одетый в элегантный фрачный костюм темно-синего цвета и ослепительной белизны галстук, он медленно шел по проходу, ожидая ее приближения. На лицо его частично падала тень, он выглядел высоким, властным и темным — таким же темным, как ее будущее.

Белла не в силах была побороть внезапную боль, которую пробудило в ней его угрюмое выражение, и скорбь, охватившую ее при воспоминании о своих детских мечтах о том, каким должен был бы стать день ее свадьбы. Как же все это отличалось от реальности! Она мечтала пройти к своему будущему супругу с сердцем, переполненным любовью и радостью. Вместо этого в нем были лишь страх, ужас и сожаления. Однако каким-то невероятным образом Изабелле удалось сохранить выражение своего лица холодным и серьезным. Она выпустила руку Роланда и заняла место подле Ланса Бингхэма.

Когда раздались небесные звуки музыки, Ланс повернулся, чтобы взглянуть на нее, даже не подозревая о том, что еще минуту назад Белла была готова умчаться прочь. Его попытки относиться к ней сугубо официально и держать как можно дальше от себя до определенной степени помогали ему сохранить хладнокровие.

Его пристальный взгляд остановился на ней — в нем сияла необыкновенная гордость. Когда же его невеста предстала перед ним, прежде чем его черты успели принять привычное угрюмое выражение циничного безразличия, в его глазах мелькнула улыбка, и он прошептал: