Приключения парижанина в Океании - Луи Буссенар

Начнем — по месту и честь — с аборигенов, они принадлежат к негроидной расе. У них тот же цвет кожи, такие же короткие, пушистые, курчавые волосы, как и у папуасов. Их так и не коснулась цивилизация; вооружены они копьями, луками и дубинами, отличаются невероятной жестокостью и употребляют в пищу человеческое мясо.

Вторую группу составляют малайцы. У них гладкие длинные волосы, выступающие скулы, цвет кожи — медно-красный. Это потомки прежних завоевателей Малайского архипелага. Они и по сей день сохраняют основные черты характера своих предков: храбрость, независимый нрав и двоедушие. И наконец, китайцы, отличающиеся гибким умом и умением лавировать. Этих иудеев Дальнего Востока можно встретить повсюду. Уже не одно столетие они держат в руках всю местную торговлю и богатеют год от года.

И вот я спрашиваю у заядлых поклонников статистики и у проводивших перепись населения: возможно ли среди этих болот, лесов, гор и рек сосчитать чернокожих, которые едят себе подобных? А кто может сказать, сколько малайских пиратов занимаются разбоем у Малых и Больших Зондских островов, сколько китайцев скрывают от посторонних глаз плоды своих незаконных сделок?

Цивилизованные страны также с давних пор стремились проникнуть в эти богатые земли. Остров Тимор принадлежит голландцам и португальцам, вроде бы не плохо ладящим между собой. Раздел острова произошел в 1613 году, когда Португалия, считавшая себя после побед, одержанных д’Альбукерком, владычицей всей Индонезии[174], вынуждена была уступить голландцам большую часть своих колоний, оставив себе лишь остров Солор и восточную часть острова Тимор, которыми она владеет и по сей день[175]. Ныне же над фортом Конкордия, цитаделью Купанга, столицы голландских владений в западной части острова, развевается нидерландский флаг. Голландцы сумели сделать неприступной эту и без того защищенную отвесными скалами крепость.

Город Купанг разделен на две части неглубокой рекой, на берегах которой выросли красивые каменные дома с черепичными крышами. Там, по словам голландцев, прекрасно умеющих считать, проживают пять тысяч человек. Всюду царят строгий порядок и чистота, столь дорогие подданным Нидерландского королевства. Есть там и церкви, и банковские конторы, и кафе, и рестораны, и даже театр. По улицам с важным видом расхаживают таможенники в зеленых мундирах и белых фуражках.

Зная по собственному опыту, как честны и неподкупны эти чиновники, Фабрициус ван Прет старался держаться от них подальше. А потому, хоть над шхуной и развевался голландский флаг, он сразу же, как только вахтенный матрос увидел землю, вместо того чтобы идти на Купанг, изменил курс, свернул на север, обогнул мыс Джеки и затем вновь направился на запад, плывя вдоль португальского берега. Достигнув приблизительно 123°15′ восточной долготы, шхуна легла в дрейф в открытом море милях в трех от острова.

Ночь была темной, что, видимо, очень радовало капитана. Лишь где-то вдали можно было разглядеть огоньки Дили, или Дели, столицы португальской колонии, неудачливой соперницы Купанга. Если бы светило солнце, если бы шхуна, вместо того чтобы держаться вдали от берега, вошла в порт (право, в очень хороший порт), наши друзья, находившиеся на борту, увидели бы жалкие лачуги, которые можно встретить лишь в самых бедных голландских поселениях.

Глиняные домишки, покрытые соломой, форт, обнесенный земляным валом, неказистая церквушка, конечно же таможня, и всюду, в зависимости от времени года, грязь или пыль. Кучи отбросов в канавах, где роются голодные свиньи. Правда, при виде разгуливающих среди этого скопища жалких хибар множества одетых с иголочки чиновников, в черных костюмах и белых манишках, а также франтоватых офицеров в броских безвкусных мундирах, что плохо вяжется с окружающей их грязью, сразу становится ясно, что и сюда уже проникла цивилизация…

Но сейчас стоит непроглядная тьма. Таможенники спят сном праведников. Возможно, у них есть на то причины. А вот Пьеру, Фрике и их верному Виктору теперь, когда земля так близко, не спится. Они присели на корме у руля и тихо разговаривают, строят планы в ожидании близкого освобождения. Вдруг яркий свет заставляет их поднять головы. Огромный огненный язык разрезает темноту, поднимается к небу и рассыпается, оставляя после себя целый хвост маленьких искорок.

— Кажется, — шепчет Пьер, — что-то должно сейчас произойти. Этот фейерверк вряд ли устроен в честь тех, кто проживает на берегу.

Вторая, а затем и третья ракета с шумом поднялись в небо, оставляя после себя целую россыпь звезд. Затем вновь наступила темнота.

Прошло еще минут сорок, и наши друзья услышали легкий плеск. Шум приближался, вдруг совсем рядом раздался резкий свист. В ответ на носу кто-то зажег и сразу погасил фонарь. Но этого было достаточно, чтобы определить положение шхуны, у которой из-за особых отношений капитана с властями не горели положенные по уставу огни.

К шхуне подошла лодка, она глухо ударилась о борт судна. Послышались страшные ругательства на английском языке, голос был хриплым.

— Тише, ребята, тише, — проговорил, облокотившись о борт, капитан.

— Ах, вот это кто, старая морская свинья, поганый кашалот, — продолжал хриплый голос, — могли бы нам и посветить. Здесь не видно ни зги, темно хоть глаз выколи.

— Смотри-ка, — откликнулся радостно капитан, и по его тону стало ясно, что он искренне удивлен, — это же сам мастер Холлидей.

— Собственной персоной. Правда, от меня остались лишь кожа да кости. Я стал страшнее смерти, но, надеюсь, вы не станете из-за этого сторониться меня как прокаженного. Ладно, не будем медлить. Прикажите бросить поскорее конец… Да не забудьте приготовить пинту[176] вашего лучшего виски. А вы, ребятки, — сказал он, обращаясь к гребцам, — привяжите пирогу и ждите моего возвращения.

— Этот голос мне хорошо знаком, — озадаченно прошептал Фрике на ухо Пьеру.

— Пусть меня повесят на рее, но готов побиться об заклад, что и я уже слышал где-то этот хрип.

— Черт возьми, уж не…

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, тогда мы попали в хорошенькую переделку. Знаешь…

— Говори скорей, не тяни.

— Не пройдет и пяти минут, как этот человек, а кто он, мы можем не сомневаться, узнает, что мы находимся на борту. Они обшарят весь корабль, и, если нас найдут, наша песенка спета.

— Что же нам делать?

— Мы сейчас проворно заберемся на тент, под которым сидим, благо капитану пришла счастливая мысль не убирать его на ночь, а потом уж решим, что делать. Давай полезай первый, а я подсажу Виктора.