Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все в этой женщине: черты лица, руки, ноги, равно как вспышки гнева, страсть к стяжательству, любовь к власти – было непомерно огромно. С энергией опытного военачальника и упорством прожженного крючкотвора она переезжала из Артуа в Бургундию, посещала свой двор в Аррасе, а затем свой двор в Доле, зорко следила за управлением двух своих графств, требовала полного повиновения от своих вассалов, не мучила людей понапрасну, но, обнаружив врага, разила его беспощадно.
Двенадцать лет борьбы с собственным племянником позволили ей достаточно хорошо изучить его повадки. Всякий раз, когда возникали какие-нибудь затруднения, всякий раз, когда подымали голову вассалы графства Артуа, всякий раз, когда в каком-нибудь городе выражалось недовольство по поводу налогов, она знала, что тут надо искать руку Робера.
«Это же настоящий волк, жестокий и вероломный, – говорила она, когда речь заходила о ее племяннике. – Но слава богу, у меня голова покрепче, и рано или поздно его погубят собственные козни».
Тетушка и племянник годами не разговаривали и встречались лишь на королевских приемах.
Сейчас она сидела перед маленьким столиком, придвинутым вплотную к постели, и, аккуратно отрезая кусок за куском, лакомилась заячьим паштетом, которым обычно начинался ее утренний завтрак.
Подобно тому как племянник старался придать себе расстроенный и взволнованный вид, так и тетушка при виде его сделала спокойную и равнодушную мину.
– Вы, племянничек, как видно, подымаетесь до зари! – произнесла она обычным голосом, стараясь скрыть свое удивление. – И ворвались ко мне как буря! Что заставило вас так спешить?
– Тетушка, тетушка, – завопил Робер, – все пропало!
Графиня Маго все так же спокойно и неторопливо отхлебнула из кубка глоток артуазского вина ярко-рубинового цвета, которое выделывалось в ее поместьях и которое она предпочитала к утреннему завтраку всем прочим напиткам, ибо, по ее словам, оно давало бодрость на целый день.
– Что у вас такое пропало, Робер? Проиграли еще одну тяжбу? – осведомилась она.
– Тетушка, клянусь вам, сейчас не время язвить друг друга. Несчастье, обрушившееся на нашу семью, слишком велико, теперь уж не до шуток.
– Что же произошло? Какое несчастье для вас может стать несчастьем для меня, и наоборот? – спросила она спокойным и циничным тоном.
– Тетушка, наша жизнь и честь в руках короля.
В глазах графини Маго промелькнуло беспокойство. Но она молчала, размышляя, какую еще ловушку расставил ей племянничек и что означает это вступление.
Жестом, вошедшим у нее в привычку, она засучила рукава до локтей. Потом хлопнула ладонью по столу и позвала:
– Тьерри!
– Тетушка, я не могу говорить при посторонних, мы должны побеседовать наедине, – воскликнул Робер. – То, что я вам скажу, затрагивает честь всей нашей семьи.
– Ерунда, ты прекрасно можешь говорить при моем канцлере.
Тетушка просто не доверяла племяннику и хотела на всякий случай запастись свидетелем.
С минуту они молча глядели друг на друга: она с преувеличенным вниманием, а он – внутренне наслаждаясь разыгрываемой комедией. «Зови хоть всех своих людей, – думал Робер. – Зови, пусть послушают».
Странное зрелище представляли два этих существа, которые зорко следили друг за другом, оценивали каждый возможности противника, мерились силами; природа наделила их множеством общих черт, и, словно два быка одной породы, они были удивительно похожи и яростно ненавидели один другого.
Дверь распахнулась, и в опочивальню графини вплыл Тьерри д’Ирсон. Бывший капитульный настоятель Аррасского собора, ныне канцлер графини Маго, управитель графства Артуа и, как утверждали, любовник графини был невысок ростом, пухл, круглолиц, с острым и неестественно белым носом; он производил впечатление человека самоуверенного и властного. Во взоре его горела жестокость, а безгубый рот складывался в улыбку. Он верил только в хитрость, ум и настойчивость.
Поклонившись Роберу Артуа, он произнес:
– Вы у нас редкий гость, ваша светлость.
– Мой племянник уверяет, что явился сообщить нам о какой-то огромной беде, – пояснила Маго.
– Увы! – вздохнул Робер, бессильно опустившись в кресло.
Он выжидал; Маго уже явно стала терять терпение.
– У нас с вами, тетушка, не раз выходили недоразумения, – начал наконец Робер.
– Хуже, племянник, пренеприятнейшие ссоры, и оканчивались они обычно плохо для вас.
– Верно, верно, и, Бог свидетель, я желал вам всяческих бед.
Робер и сейчас прибег к излюбленному своему приему – грубоватая, но не оставляющая сомнений искренность, откровенное признание дурных своих умыслов: так ему удавалось скрывать удар, которым он готовился поразить противника.
– Но такого несчастья я вам никогда не желал, – продолжал он. – Ибо, как вам известно, я настоящий рыцарь и строг в отношении всего, что касается нашей чести.
– Да в чем же дело, в конце концов? Говори же, – не сдержавшись, крикнула Маго.
– Ваши дочери и мои кузины уличены в прелюбодеянии и арестованы по приказу короля, равно как и Маргарита.
Маго не сразу осознала всю силу нанесенного ей удара. Она и впрямь не поверила Роберу.
– От кого ты слышал эту басню?
– Ни от кого, тетушка, я сам узнал, и весь двор тоже знает. Произошло это еще вчера вечером.
Робер испытывал истинное наслаждение, терзая свою толстуху-тетку, поджаривая ее на медленном огне; взвешивая каждое слово, он рассказал ровно столько, сколько хотел рассказать о том, как весь Мобюиссон был разбужен гневным криком короля.
– А они признались? – спросил Тьерри д’Ирсон.
– Не знаю, – ответил Робер. – Но молодые д’Онэ, конечно, признаются, ибо в настоящий момент находятся в руках вашего друга Ногаре.
– Терпеть не могу Ногаре, – отозвалась графиня Маго. – Даже будь они невинны, как ангелы, из его рук они выйдут чернее ворона.
– Тетушка, – начал Робер, – темной ночью я проскакал десять лье от Понтуаза до Парижа, чтобы известить вас, ибо никто не подумал этого сделать. Неужели вы до сих пор считаете, что я действовал под влиянием дурных чувств?
Графиня Маго вскинула глаза на своего гиганта-племянника; душевное ее смятение и тревога были так велики, что она невольно подумала: «Возможно, что и он способен иногда на добрые порывы».
Потом хмуро спросила:
– Хочешь завтракать?
Услышав эту фразу, Робер понял, что удар нанесен, и нанесен метко.
Не заставляя себя долго просить, Робер схватил со стола холодного фазана, разорвал руками на две половинки и впился в него зубами. Вдруг он заметил, что его тетушка переменилась в лице. Сначала побагровела грудь, прикрытая горностаевой опушкой платья, затем краска залила шею, потом подбородок. Наконец кровь бросилась ей в лицо, покрыла