Хрустальный грот - Мэри Стюарт

— Понимаю. Меня учили этому дома, в Уэльсе. Но у нас уже лет сто не совершали жертвоприношений, подобных тем, что вы совершили сегодня.

Его голос был ровным, как масло.

— Его убили за святотатство. Разве тебе не говорили… — Он остановился как вкопанный и схватился за кинжал. Его тон переменился.

— Это лошадь Кадаля!

Он вертел головой из стороны в сторону, словно пес, вынюхивающий дичь.

— Это я на ней приехал. Я же тебе говорил, что мой пони охромел. Кадаль, наверно, поехал домой, взяв одну из твоих лошадей.

Я отвязал кобылу и вывел ее на тропу, открытую лунному свету.

Белазий сунул кинжал в ножны, и мы пошли дальше. Кобыла тыкалась мордой мне в плечо. Нога у меня почти прошла.

— Значит, и Кадаля тоже надо было убить? — спросил я. — Стало быть, дело не только в святотатстве? Ваши церемонии такие тайные оттого, что они так священны, или потому, что они запрещены? А, Белазий?

— И то и другое. Мы собираемся там, где можно. Сегодня вот собирались на острове — это место достаточно безопасное, в ночь равноденствия сюда обычно ни одна душа и близко не подходит. Но если это дойдет до Будека, у нас будут неприятности. Человек, которого мы убили этой ночью, был одним из людей короля. Его держали здесь восемь дней, и шпионы Будека уже ищут его. Но он должен был умереть.

— А теперь они его найдут?

— Найдут. Далеко отсюда, в лесу. Они решат, что его растерзал дикий вепрь.

Он снова искоса взглянул на меня.

— Можно сказать, что он умер легко. В старые времена ему бы вырезали пуп и гоняли бы вокруг священного древа, пока кишки не намотаются на него, словно шерсть на веретено.

— А Амброзий знает об этом?

— Амброзий — тоже человек короля.

Некоторое время мы шли молча.

— Белазий, а что будет со мной?

— Ничего.

— Но разве подглядывать за тайным обрядом — не святотатство?

— Не беспокойся, — сухо ответил Белазий. — У Амброзия длинные руки. Что это с тобой?

Я покачал головой. Я не смог бы объяснить этого словами даже самому себе. У меня возникло такое чувство, словно я стоял безоружным посреди битвы, и вдруг мне в руку вложили щит.

— Тебе не было страшно? — спросил Белазий.

— Нет.

— Это похоже на правду, клянусь Богиней! Да, Амброзий был прав. Ты отважен.

— Даже если и так, это не та отвага, которой стоит восхищаться. Когда-то я думал, что я лучше других детей, потому что не боюсь многого из того, чего боятся они. У меня, конечно, были свои страхи, но я умел держать их при себе. Я полагаю, это было что-то вроде гордости. Но теперь я начинаю понимать, почему даже тогда, когда я вижу впереди опасность и смерть, я смело иду вперед.

Белазий остановился. Мы были уже почти у самой рощи.

— И почему же?

— Потому что все это не для меня. Мне случалось бояться за других, но никогда — за себя. До сих пор не приходилось. Наверно, люди боятся неведомого. Они боятся боли и смерти, потому что это может подстерегать их за каждым поворотом. Но я — я иногда вижу то, что скрыто, то, что ждет впереди. И я заранее знаю, где меня ждет боль и опасность, и мне известно, что смерть моя еще не пришла. Потому я и не боюсь. Это не отвага.

— Да, — медленно произнес Белазий. — Я знал, что ты обладаешь даром ясновидения.

— Это бывает со мной лишь изредка и приходит ко мне по воле бога, а не по моему желанию.

Я уже и так наболтал лишнего — Белазий был не тот человек, кому стоит рассказывать о своих богах. Чтобы сменить тему, я быстро сказал:

— Послушай, Белазий! Ульфин ни в чем не виноват. Он ничего нам не сказал и остановил бы меня, если бы мог.

— Ты хочешь сказать, что если кому-то придется заплатить за все, то это должен быть ты?

— Но ведь это же справедливо. И к тому же я могу себе это позволить. — Я смеялся над ним, прячась за своим невидимым щитом. — Какова же будет кара? Я думаю, у такой древней религии, как ваша, должны быть в запасе кое-какие менее суровые меры наказания? Что со мной будет? Быть может, я умру от колик этой ночью или меня растерзает вепрь в следующий раз, как я выеду в лес без своего «Черного пса»?

Белазий улыбнулся — в первый раз за все это время.

— Не думай, что тебе удастся уйти безнаказанным. Мне еще пригодишься ты и твой дар, можешь быть уверен. Амброзий не единственный, кто умеет использовать людей, я — тоже. Ты сказал мне, что тебя нечто влекло сюда сегодня ночью; это сама Богиня привела тебя сюда, и ты станешь слугой Богини.

Он положил руку мне на плечи.

— Да, Мерлин Эмрис, ты заплатишь за сегодняшнюю ночь, заплатишь той монетой, которая удовлетворит Богиню. Богиня выследит тебя, как и любого, кто подсмотрел ее тайны, — но не затем, чтобы убить, о нет! Ты будешь не Актеоном, но Эндимионом, мой маленький, но способный ученик. Она примет тебя в свои объятия. Другими словами, ты будешь учиться до тех пор, пока я не возьму тебя с собой в святилище. И там ты предстанешь перед Богиней.

«Ни за что! — хотелось ответить мне. — Даже если ты намотаешь мои кишки на все деревья в лесу». Но я промолчал. «Бери власть, кто бы тебе ее ни предложил», — сказал Амброзий. Мне вспомнилось, как я стоял там, у ясеня. Да, это тоже сила — своего рода. Посмотрим. Я отодвинулся от Белазия — очень вежливо — и пошел наверх, в рощу.

Ульфин и раньше был напуган, но, увидев меня вместе со своим хозяином и поняв, где я был, он почти утратил дар речи от страха.

— Господин… я думал, он уехал домой… На самом деле, господин, Кадаль говорил, что…

— Дай мне плащ, — сказал Белазий, — и положи это в сумку.

Он бросил наземь белое одеяние, которое нес на руке. Оно развернулось и упало рядом с деревом, к которому был привязан Астер. Пони взвился на дыбы и захрапел. Я подумал было, что он просто испугался белой тряпки, но потом увидел на белом темные пятна и брызги, заметные даже в сумраке рощи, и, несмотря на то что стоял довольно далеко, почуял запах дыма и свежей крови.

Ульфин машинально протянул хозяину плащ.

— Господин мой… — Он задыхался от ужаса и от того, что ему приходилось удерживать норовистого коня. — Кадаль взял вьючную лошадь. Мы подумали, что господин Мерлин поехал в город. Правда, господин, я был уверен, что он поскакал в ту сторону! Я ему ничего не говорил, я клянусь…

— На седле кобылы Кадаля есть сумка. Положи одеяние туда, — Белазий набросил плащ на плечи и застегнул его, потом взял поводья. — Подсади меня!

Мальчик повиновался. Я видел, что он пытается не только оправдаться, но и понять, насколько Белазий разгневан.

— Господин, пожалуйста, поверь, я ничего не говорил! Клянусь всеми богами, что есть на свете!