Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2 - Николай Любимов

Однако по натуре Яшин был человек порядочный. Совесть в нем все-таки бодрствовала.

Яшина отличала мужицкая тяга к знаниям и мужицкое упорное трудолюбие. Товарищи ругали его стихи за перепевы, за отсутствие поэтической культуры. Яшин стал писать все лучше и лучше. Он зазывал меня к себе, читал свои новые стихи и требовал строгой критики.

После убийства Кирова отношение к ссыльным в официальном мире Архангельска резко ухудшилось, И вот тут совесть Яшина заговорила внятно. Она не позволила ему отмежеваться от меня. Поверив с самого начала» что я ни в чем не повинен» он не порвал со мной отношений – напротив: мы виделись теперь чаще, чем прежде, хотя это грозило ему неприятностями в комсомольской организации.

Его послали учиться в Москву, во вновь открывшийся Литературный институт. На прощанье Яшин подарил мне свою карточку и написал на ней строки из своего стихотворения:

Большая дружба в тяжкий часНе обесчестит, не изменит.

Мы с ним переписывались; когда он приезжал на каникулы – встречались. Уехав из Архангельска, я потерял с Яшиным связь.

После войны ура-патриотическая моча ударила Яшину в голову. Он написал чудовищную по аляповатости, сусальной лживости поэму «Алена Фомина» и получил за нее Сталинскую премию. Издали завидев Яшина на улице, я переходил на другую сторону.

И вдруг – смелое выступление на Втором Всесоюзном съезде писателей, а вслед за тем – «Рычаги». Яшина зазрила совесть, пробудилась его чистая от природы душа. Он сам о себе сказал:

Я как будто родился заново,Легче дышится, не солгу, —Ни себя, ни других обманыватьНикогда уже не смогу…

Теперь Яшин с ужасом оглядывается на прошлое:

Страшно недруга боготворить,Правдою клястьсяИ зло творить.

Он чувствует себя в неоплатном долгу перед людьми:

Чье сердце смягчил?Кому подал руку»Кому облегчилдушевную муку?

И призывает других:

Спешите делать добрые дела!

Ему горько, что мы научились летать в космос, но не научились самому главному – не научились «друг друга беречь». И Яшин взалкал «сердечной теплоты, красоты душевной, чистоты» и объявил бой «показухе». Он бил по ней стихами и прозой. Он преследовал ее в быту и в отношениях между людьми. Он преследовал ее тем ожесточеннее, что прежде сам со всеусердием ей служил. Тогда-то и началась для Яшина запоздалая пора цветения. И цвет его поэзии и его поэтической прозы был так обилен и так морозоустойчив, что завернувшие холода не погубили его. Яшина-человека удалось подкосить, без поры без времени свести в гроб. Сломить Яшина-художника было уже невозможно – с «казенным слогом» он не «уживался».

Одно его стихотворение так и называется «Показуха» с подзаголовком: «Письмо из родной деревни»:

Прочитали мы рассказ —Все про нас да про нас,До того наглядно,Складно —Прямо слезы из глаз.

Прочитали стихи —И стихи Неплохи,Просмотрели кино —И в киноВсе одно.

Как на выставке дома —С росписью,Точеные:Не дома,А терема,Крыши золоченые.

Под конторой – особняк,Ресторан —Не чайная,Не ларек —Универмаг,Все необычайное.

Заведенья скотныеВсе подряд добротные,Просто любо взглянуть:Не какие-нибудь,А высотные.

По загонам табуны —Рысаки Да скакуны:Гладкотелы»Быстрокрылы,На бегах проверены.Ни одной простой кобылы,МериныПохерены.

А колхозники живут —И не курят И не пьют.Не ревнуют,Не скучают,Только книжки читают,Только песни поют.

Все сознательные,И красивые,Показательные,И счастливые.

Что ни день – гуляния,«Волжские страдания»,Свадьбы да потехи.И в соревнованииЧто ни день – успехи.

Все коровы рекордистки,Все девчата трактористки,Все молодки депутатки,Все в довольстве И в достатке.Образцовые порядки,Как во всякой сказке-складке.

Вот какая жизнь у нас,Прямо – слезы из глаз.Тишь да гладь,Достигли цели,Все имеем, что хотели,Больше не о чем тужить.

Нам бы в этакой артелиХоть денек пожить!

Поздние наши потомки» которым захочется уяснить себе, на каких китах стоял наш лжекоммунизм» что прикрывали собою речи» доклады и сводки и как трудно было нам продираться к правде, как дорого давалось нам прозрение и очищение, многое поймут, прочитав «Рычаги», «Вологодскую свадьбу», «Сироту» и стихи Александра Яшина последних лет.

Мы с Яшиным столкнулись нос к носу в поликлинике Литфонда, и тут я не утерпел – сказал ему, что «Рычаги» – редкостная по глубине проникновения в нашу действительность вещь, объясняющая и ягодовщину, и ежовщину, и бериевщину, и все прочие прелести советской жизни. Яшин мне на это ответил, что вот за правду-то его и бьют.

– Они отлично знают, что это правда, а бьют меня за то, что я ее показал, – добавил он.

Конечно, Яшину и раньше было известно, что творится в деревне, но он завязывал себе глаза. После XX съезда он резким, брезгливым движением сбросил повязку с глаз.

Автора «Рычагов» печатали скупо и неохотно. После встречи в поликлинике у нас с ним была такая же случайная встреча в редакции «Огонька», на лестнице.

– Насолил я им «Рычагами», ох, насолил! – сказал Яшин. – Даже в моих охотничьих мелочишках «крамолу» ищут.

После «Вологодской свадьбы» он рассказывал мне, как была сфабрикована фальшивка – «письмо» односельчан, якобы протестовавших против искажения колхозной действительности в его очерке, сообщил, что получает горы писем от колхозников, партийных и беспартийных, восхищающихся правдивостью «Вологодской свадьбы» и упрекающих автора в том, что он многого не коснулся: у нас, мол, в колхозах крепостное право, нам паспортов на руки не дают, уехать из колхоза мы можем только за взятку, а ты об этом не написал.

Еще как-то я услышал от него устный «путевой очерк»:

– Ездил я к себе на родину. А у нас дороги, как при царе Горохе, автобуса не дождешься. Я по старой памяти – в райком, – дайте машину. Секретарь призадумался. Дать райкомовскую машину автору «Вологодской свадьбы» – как бы не попало, не дать – тоже может влететь: все-таки Твардовский похвалил мою «Свадьбу» в «Правде». Что ж ты думашь? Дал он мне машину скорой помощи! Вот мудрец! Не подкопаться! Дать дал, но – вроде как больному.

В 64-м году он подарил мне отдельное издание своей повести «Сирота», в которой выведен тип нового, советского кулака послевоенной формации и, как у нас теперь выражаются, «прохиндея».