Свои и чужие - интриги разведки - Александр Зданович

Появление Расковой вызвало в отделении, да, пожалуй, и во всем управлении, удивление. Как вспоминала секретарь отделения, тогда 19-летняя Т. Чеканова, новые сотрудники, сами только что пришедшие в органы из авиационных частей и после окончания академии и, конечно же, знавшие Марину, были ошарашены, встретив ее на Лубянке. В отличие от них, Раскова имела опыт контрразведывательной работы. Этот опыт позволил ей быстро войти в курс дела и, как отмечалось в служебной аттестации, показать себя оперативно грамотным, хорошо освоившим методы профессиональной работы офицером. Способствовали этому, как зафиксировано в документах, ее «инициативность, находчивость и требовательность». Вскоре Марину Михайловну представили на повышение по должности, но предлагали использовать по административной линии: «По состоянию здоровья (в 1940 году болела пять месяцев, и сейчас врачами ее рабочий день ограничен до 8 часов) на оперативной работе использовать нецелесообразно, так как эту работу уложить в восемь часов нельзя», — читаем мы в одном из документов личного дела.

По всей видимости, не прошла для Расковой даром десятидневная «прогулка» по дальневосточным болотам в октябре 1939 года, когда пришлось по приказу командира экипажа «Родины» Валентины Гризодубовой прыгать на парашюте с оставшегося без топлива самолета. Судя по сохранившейся записи телефонных переговоров Гризодубовой с Москвой, она настаивала на усиленном лечении Расковой. Марина же решила ограничиться медпунктом и в итоге несколько месяцев провела в больничной палате.

Выйдя на службу, Раскова в марте 1941 года подала рапорт начальнику военной контрразведки Михееву с просьбой направить ее на учебу на основной факультет академии имени М. В. Фрунзе.

Михеев не возражал и дал указание оформить в короткий срок все необходимые документы.

Судьба, однако, распорядилась по-своему. Не суждено было Расковой освоить академический курс. Грянула война…

Ушел на фронт ее товарищ и сосед по кабинету до работы в Особом отделе летчик-истребитель Алексей Бабичев. Вскоре он погиб в воздушном бою. Возможно, это и подтолкнуло Марину к окончательному решению вновь вернуться в авиацию.

Не увольняясь из военной контрразведки, она занялась организацией женских авиационных полков. С одним из них прибыла в действующую армию, воевала, а в январе 1943 года погибла в авиационной катастрофе.

Отмечая заслуги Марины Михайловны, Совнарком принял специальное постановление об увековечении ее памяти — площадь и улица в Москве названы ее именем. А у Кремлевской стены, у мемориальной доски с лаконичной надписью: «Раскова Марина Михайловна, командир полка пикирующих бомбардировщиков, майор, Герой Советского Союза» — всегда лежат алые гвоздики, их приносят те, кому дорога наша история.

История предательства Власова

Ранним утром 1942 года в наспех оборудованной землянке собрались офицеры особого отдела 2-й Ударной армии. Предстояло совещание с участием генерал-лейтенанта Власова и других армейских руководителей.

Первый увидевший генерала сотрудник подал команду, и все присутствующие встали, приветствуя немного задержавшегося Власова.

Он энергично прошел к сбитому из плохо обтесанных досок столу, сел и кивком головы дал понять, что совещание можно начинать.

Начальник армейского особого отдела бригадный комиссар А. Г. Шашков сделал небольшой доклад по так называемому особому вопросу — предстоящим боевым операциям, поставил в этой связи конкретные задачи своим подчиненным, дал необходимые разъяснения.

Далее слово взял Власов.

— Товарищи, — громко начал командарм, — для выигрыша крупного сражения требуется умное решение командования, а для проигрыша достаточно двух шпионов…

Командарм говорить умел: точные определения, образные сравнения, апелляция к партийной принципиальности и решимости чекистов каленым железом выжигать малейшие попытки подорвать боеготовность и моральный дух войск.

— При перемене позиции, — продолжал Власов, — необходимо принять все меры к сохранению полного порядка, пресечению паники и распространения провокационных слухов.

Эти слова Власова мною не придуманы, а взяты из сохранившейся стенограммы чекистского совещания. Читатель может сравнить высказывания командарма 2-й Ударной с его поведением, настроением и действиями в конце июня 1942 года.

До предательства Власова оставалось чуть больше месяца.

Немцы, развивая наступление со стороны населенных пунктов Финев-Луг и Ольховки, 23 июня подошли вплотную к командному пункту армии, оборона которого должным образом организована не была. Группы автоматчиков к полудню просочились к месту стоянки автомашин командного пункта и обстреляли сам КП. Непосредственная угроза нависла над армейским командованием.

Бой с противником приняла рота охраны особого отдела и подразделение охраны штаба. Ожесточенная перестрелка длилась почти сутки, и в итоге фашистов удалось оттеснить.

Власов сильно нервничал. В этот же день он отдал приказ уничтожить все радиостанции. Оставили лишь один приемник. Связь с подчиненными частями была утеряна окончательно.

Командарм решил перебазировать штаб на командный пункт 57-й стрелковой бригады, чтобы избежать повторной атаки немцев.

Вечером 24 июня на лесной поляне Власов собрал всех командиров и бойцов и объявил, что предстоит трудный и долгий путь — не менее 100 километров по лесам и болотам, продуктов нет, придется питаться травой и тем, что удастся отбить у немцев. Потом же сказал: «Кто чувствует себя слабым, может оставаться на месте и принимать меры по своему желанию».

До предательства Власова оставалось 4 дня.

В 22 часа 24 июня он отдал приказ о построении личного состава и движении к линии фронта с целью прорыва и соединения с частями 59-й армии.

Порядок движения был установлен следующий — в голове колонны двигаются два взвода из роты охраны особого отдела и взвод армейских чекистов под общей командой капитана госбезопасности Соколова. За ними следуют командование и Военный Совет армии, а в арьергарде для прикрытия — взвод особого отдела и около 20 оперработников.

Скопление людей не осталось не замеченным немцами. Примерно через час колонна попала под сильный артиллерийский и минометный огонь.

Понеся потери, добрались до командного пункта 46-й дивизии, и в полночь те, кто остался в живых, продолжили движение к линии фронта. Проводником выступал работник политуправления фронта батальонный комиссар Зеленюк, который сообщил, что знает слабое место в немецкой обороне и выведет всех на контролируемую советскими войсками территорию.

Не доходя около километра до указанного им пункта перехода, колонна вновь подверглась ожесточенному обстрелу из орудий и минометов.

Два немецких дота преградили путь. Подпустив передовую группу на 15–20 метров, фашисты открыли бешеную стрельбу и прижали идущих к земле.

Командующий Власов приказал находившимся с ним командирам и сотрудникам особого отдела несмотря ни на что продвигаться вперед, отвлекая тем самым внимание противника от места нахождения армейского руководства и, естественно, его самого.

Надо думать, у офицеров сомнений не возникло — главное, спасти командарма. Они ведь не знали, что будет дальше.

В огненной ночной неразберихе передовой отряд рванулся вперед, обходя немецкие доты.

До предательства Власова оставалось 3 дня.

Уже выйдя из окружения, капитан госбезопасности Соколов докладывал своему руководству, что под огнем противника колонна рассыпалась, и больше он Власова не видел.

Не сумев пробиться через фронт, Соколов с группой оперработников и бойцов роты охраны возвратился в расположение 382-й стрелковой дивизии и первым делом занялся поисками Власова. Сведения были разноречивые. Говорили, что Власов и член Военного Совета М. Н. Зуев находятся в районе штаба дивизии, но ее командир полковник Карцев заявил, что не видел их. Начальник Новгородского райотдела НКВД старший лейтенант Гришин узнал от какого-то офицера, что Власова видели на поляне, в нескольких сотнях метров от командного пункта дивизии.

Соколов, Гришин и еще два офицера направились туда. Поплутав в лесу, они наконец добрались до нужной поляны, но в шалаше обнаружили лишь работницу военторга по имени Зина. Она сообщила, что Власов действительно был здесь, но совсем недавно ушел, сказав, что идет на КП полковника Карцева.

К этому времени немцы вновь начали обстрел, и поиски пришлось прекратить.

Чекисты возвратились на командный пункт дивизии, куда прибыли также член Военного Совета армии Зуев и начальник политотдела Гарус. Они сообщили печальную новость — находившийся с ними и генералом Власовым начальник особого отдела армии А. Г. Шашков, будучи тяжело раненным и не желая задерживать движение группы, застрелился.