Спецслужбы России за 1000 лет - Иосиф Линдер

После смерти Петра I и до восшествия на престол его племянницы полицейская служба практически не развивалась, так как все усилия близких к трону людей сводились к попыткам удержать власть. 23 апреля 1733 г. Анна Ивановна подписала указ «Об учреждении полиции в городах», согласно которому в крупных городах империи создавались полицейские управления. «Реестр губерний: Новгород, Киев, Воронеж, Астрахань, город Архангельский, Смоленск, Белгород, Казань, Нижний Новгород, Тобольск. Провинциальные: Псков, Вологда, Калуга, Тверь, Переславль Рязанский, Коломна, Кострома, Ярославль, Симбирск, Брянск, Орел. Да сверх вышеописанных в городах же Шлиссельбурге и в Ладоге»[217].

Управления возглавляли полицмейстеры в чине капитана – в губернских и поручика – в провинциальных городах. В штате городского управления состояли унтер-офицер, капрал, 8 (в губернских) или 6 (в уездных) нижних чинов, а также 2 канцеляриста. Денежное содержание выплачивалось за счет средств гарнизонов. Для оказания помощи полиции из горожан назначались сотские, пятидесятские, десятские и ночные караульщики. Эти преобразования способствовали развитию петровских начинаний и более плотному взаимодействию населения с полицейскими службами по поддержанию общественного порядка. Выделенные от горожан представители составляли ту низовую общественную прослойку, которая позволяла полиции действительно считаться народной и поддерживать порядок с помощью самого населения. Правда, ограничивалось это пока относительно крупными городами. В малых городах и в сельской местности подобных структур до поры не существовало, что затрудняло заблаговременное выявление и предупреждение «злонамеренных деяний» в отношении государя и его подданных.

Рассказывая о системе безопасности времен Анны Ивановны, нельзя не упомянуть о пристрастии самой императрицы к искусству стрельбы. Государыня была отменным стрелком и практиковалась ежедневно, стреляя на охоте и просто по мишеням, причем не только на пленэре, но и в манеже. В простенках царского дворца находились заряженные ружья, а во время поездок, по воспоминаниям современников, Анна Ивановна не расставалась с одним из своих великолепных штуцеров. Особое направление того времени – совершенствование личного стрелкового оружия императрицы и ее окружения. Отлично стреляя сама, императрица требовала того же и от придворных дам. Увлечение стрельбой для женщины, даже венценосной, в те годы явление довольно редкое. Но, в конце концов, страсть есть страсть, и ее можно понять.

«Странное» увлечение имело, однако, и чисто практическое значение с точки зрения безопасности монаршей особы. Во-первых, Анна Ивановна смогла бы сама защитить себя в случае опасности. Во-вторых, ее меткая стрельба служила сильнейшим останавливающим фактором для возможного злоумышленника. В-третьих, давайте поразмыслим, обучая придворных дам искусству снайперской стрельбы, не создавала ли она тем самым особую группу телохранительниц? Прямых письменных доказательств этого предположения нет, но, как известно, государева безопасность – дело личное и крайне секретное, в том числе и от собственных приближенных. Но если вспомнить историю, документально подтвержденные традиции снайперской стрельбы в России в ближнем государевом круге берут начало еще от Ивана Грозного. Поэтому наше предположение логично и прагматически оправданно.

6 октября 1740 г. у Анны Ивановны произошел очередной и очень сильный приступ каменно-почечной болезни. Бирон, Миних и Остерман убедили императрицу подписать завещание в пользу Ивана Антоновича – сына Анны Леопольдовны, племянницы государыни. Поскольку ребенку было в то время всего несколько месяцев, регентом при малолетнем императоре назначался Бирон. 17 октября Анна Ивановна скончалась, а на следующее утро служилый люд принес присягу новому императору. Текст присяги и манифест почившей государыни о регентстве Бирона отпечатали за одну ночь.

Подобная торопливость фаворита объяснялась тем, что часть гвардии и чиновничества намеревалась передать регентство отцу Ивана Антону Ульриху Брауншвейгскому. Потенциальный мятеж Бирон подавил в самом зародыше. При безусловной поддержке Ушакова, всегда преданно служившего тому, кто находился у власти, 20 наиболее активных заговорщиков арестовали и допросили с пристрастием. Отца малолетнего государя уволили из армии и из гвардии «по собственному желанию». Анне Леопольдовне было сказано, что кроме ее сына есть более достойный претендент на российский престол – внук Петра I. Елизавете Петровне Бирон пообещал хорошее содержание, надеясь женить на ней своего сына. Однако опасность подстерегала Бирона с другой стороны, как говорится – пришла беда, откуда не ждали.

Фельдмаршал Миних, имевший личные неприязненные отношения с регентом, склонил Анну Леопольдовну на свою сторону и с ее согласия в ночь с 8 на 9 ноября 1740 г. совершил дворцовый переворот. Со своим адъютантом Х. Г. Манштейном и несколькими десятками преданных гвардейцев он арестовал Бирона. В некоторых документах упоминается, что заговорщики легко проникли в спальню регента потому, что слуги забыли закрыть задвижки на дверях. Может быть, забыли, а может быть, не закрыли осознанно, имея к тому специальные инструкции и личную мотивацию. Однако до спальни надо еще добраться, и сделать это было не так-то легко.

По нашему мнению, действия Миниха не были спонтанными. В ночь переворота царскую резиденцию (Зимний дворец) охраняли солдаты Преображенского полка, в котором он был генерал-поручиком. В карауле резиденции Бирона (Летний дворец) также стояли преображенцы, охрана имела право открывать огонь на поражение при приближении более чем двух человек. Около трех часов утра (!) Анна Леопольдовна собрала офицеров своей охраны, объявила о решении арестовать Бирона и благословила Миниха. Последний, взяв 30 гренадеров, направился к Летнему дворцу, в охране которого было не менее 300 (!) человек. У резиденции Бирона последовал обмен парламентерами, и после коротких переговоров караул открыл ворота дворца.

Манифест Ивана Антоновича был издан на следующий день после ареста всесильного фаворита. В манифесте Бирона объявляли расхитителем казны, оскорбителем родителей императора и нарушителем государственных устоев. Войска, собранные к Зимнему дворцу, присягнули «благоверной государыне правительнице, великой княгине всея Руси» Анне Леопольдовне без всяких колебаний.

Как мы видим, Миних учел многие факторы, обеспечившие ему успех. Во-первых, он действовал от имени матери государя, чье положение в глазах солдат было выше, чем положение Бирона. Во-вторых, в карауле стояли солдаты и офицеры, отношение которых к регенту являлось более чем прохладным. В-третьих, время «Ч» соответствовало всем рекомендациям по проведению подобных мероприятий. В-четвертых, была обеспечена соответствующая психологическая поддержка уже после свержения Бирона. Если все перечисленное списывать на удачу, то Миних, несомненно, один из самых удачливых руководителей политических специальных операций за всю историю России.

Однако весной 1741 г. опытный царедворец сам угодил в ловушку. Подав очередное прошение об отставке, он ожидал, что его вновь будут уговаривать остаться, но этого не произошло: Остерман убедил Анну Леопольдовну, что фельдмаршал становится опасным для царской семьи.

После отстранения Бирона от власти в рядах гвардии, особенно у преображенцев, стало формироваться недовольство правящей фамилией. Историки полагают, что это связано исключительно с ростом патриотических настроений в гвардии и борьбой против иноземного засилья при дворе. Это справедливо, но только отчасти. Все предыдущие государи проявляли особое внимание к гвардии, а Анна Леопольдовна ею пренебрегла, ни разу не появившись в гвардейских казармах.

Нельзя сказать, что «государыня правительница» не понимала неустойчивости своего политического положения. Канцелярия тайных розыскных дел, работая эффективно, имела информацию о настроениях в столичном гарнизоне. Ушаков неоднократно докладывал Анне Леопольдовне, что ее основной противник, на которого делают ставку оппоненты, – дочь Петра I Елизавета. «Возле дворца цесаревны учредили особый тайный пост – „безвестный караул“, при котором долгое время, „бессменно для присматривания“, находился урядник Щегловитов.

В январе 1741 г. на этом посту стояли аудитор Барановский и сержант Оберучев. Тем самым они исполняли именной указ правительницы Анны Леопольдовны, которая через гвардейского майора Альбрехта предписала Барановскому: „На том безвестном карауле имеет он смотреть во дворце <…> Елизавет Петровны: какия персоны мужеска и женска полу приезжают, також и ея высочество <…> куда изволит съезжать и как изволит возвращаться, о том бы повсядневно додавать записки по утрам ему, майору Альбрехту“, что тот и делал. Для этого Барановскому отвели специальную квартиру в соседнем с дворцом доме, из которой, по-видимому, и велось наблюдение за всеми посетителями дворца Елизаветы. Квартира-пост была строго засекречена, и о сохранении тайны ее помощника Барановского сержанта Оберучева предупреждали под страхом смерти. Утренние записки-отчеты шпионов сразу попадали к мужу правительницы, принцу Антону-Ульриху.