Спецслужбы России за 1000 лет - Иосиф Линдер

Двойственность документа вполне очевидна. С одной стороны, он является первым опытом ограничения самодержавия в России: в его тексте заложены далеко идущие идеи некоего подобия демократизации общества, сформулированные в понятиях XVIII в. С другой стороны, нельзя забывать, что ограничительными «кондициями» «верховники» готовили почву для реализации совсем других планов. Предложение племяннице Петра Великого занять престол было лишь ширмой, за которой скрывалось желание в ближайшее время передать бразды правления кому-либо из представителей знатных российских фамилий. Не стоит забывать, что Анна была дочерью Ивана, брата Петра, который отказался от своего имени и от имени своего потомства от претензий на российский престол. Так что возможность позднее поднять вопрос о легитимности пребывания Анны Ивановны у власти «верховники» могли. Подобный случай в истории России будет повторен с сыном другой Анны – старшей дочери Петра, но это будет несколько позднее…

Однако «верховники», уже представлявшие себя новыми правителями России, допустили несколько серьезных ошибок. Во-первых, после единодушного избрания императрицы члены Сената, Синода и российский генералитет не были ознакомлены с текстом «Кондиций». Во-вторых, в письме к герцогине Курляндской олигархи сообщили, что «пункты» одобрены «всеми духовными и светскими чинами», и тем самым совершили подлог. В-третьих, они недооценили возможности оппонентов, направивших в Митаву собственных гонцов.

Одного из таких тайных гонцов отправил к Анне Ивановне П. И. Ягужинский, который призывал не во всем доверять посланникам «верховников», а подождать до Москвы, где ей откроют «истинную правду». Оперативные возможности «недреманного государева ока», как нарек Ягужинского Петр Великий, были далеко не самыми худшими. Обер-прокурор имел достаточно информаторов в различных кругах и мог вполне определенно проанализировать сложившуюся ситуацию. В качестве гонца он выбрал своего адъютанта П. С. Сумарокова, бывшего к тому же камер-юнкером гольштейн-готторпского двора и в этом качестве имевшего преимущества для поездок. Сумароков имел в этом деле и личную мотивацию: Ягужинский обещал в случае успешного выполнения задания отдать ему в жены свою дочь, в которую адъютант был влюблен.

Еще одного гонца к своему брату Р.-Г. Левенвольде[209] послал давний друг герцогини Курляндской и Остермана К.-Г. Левенвольде[210]. Третий курьер (доверенный монах) был отправлен вице-президентом Синода Ф. Прокоповичем[211]. У Церкви были свои оперативные возможности в плане перемещения «слуг Божьих» по стране.

Мы обращаем особое внимание читателей на обеспечение безопасности курьеров потому, что в случае захвата с депешами, адресованными Анне Ивановне, их ожидала неминуемая и мучительная смерть. После кончины Петра II Долгоруковы установили вокруг Москвы караулы под командованием начальника почтового ведомства бригадира Г. Палибина. Был усилен надзор за всеми иностранцами, включая послов, а Ямской приказ получил указание подвод и подорожных без ведома «верховников» не выдавать.

Несмотря на принятые меры, все посланники достигли Митавы вовремя. Анна грамотно сыграла свою роль, милостиво приняв делегацию от «верховников», «Кондиции» подписала и, 10 февраля 1730 г. прибыв в подмосковное село Всесвятское, действовала с осторожностью.

А в Москве тем временем происходили далеко не простые события. Уже через день после избрания Анны Ивановны императрицей в придворной среде распространились слухи, что «верховники» решили ограничить самодержавную власть. Сформировалась оппозиция, опасавшаяся получить вместо одного самодержца 10 самовластных фамилий. И хотя часть московской элиты поддержала устремления Долгоруковых и Голицыных, большинство среднего и мелкого дворянства выступало против них. Радикальные сторонники самодержавия даже предлагали перебить «верховников» еще до приезда Анны.

На подъезде к Москве Анна была встречена сводным отрядом, состоявшим из батальона Преображенского полка и эскадрона кавалеристов (по одним данным, кавалергардов, по другим – конногвардейцев). Она лично поднесла им чарки с водкой и тут же объявила себя полковником преображенцев и капитаном кавалеристов. Эти действия, подсказанные ей «верными друзьями», солдатами были встречены с одобрением. Более того, с точки зрения права здесь все выглядело безукоризненно: звания полковника Преображенского полка и капитана придворной кавалерии мог носить только законный самодержец. Таким образом, запущенная некоторое время назад оперативная комбинация с хорошо продуманными элементами идеологической войны, тонкой дезинформацией и мощным силовым обеспечением не дала сбоев.

По нашему мнению, в сообщениях есть одна неточность – на тот момент в составе гвардии не было ни одного конного полка. Скорее всего, кавалерийский эскадрон состоял из кавалергардов, восстановленных в 1726 г. Екатериной I, которая приняла на себя звание их капитана. Также возможно, что в составе эскадрона находились драгуны Кроншлодтского полка, созданного Петром I в 1721 г. Допущение тем более вероятно, что этот полк впоследствии был переименован Анной Ивановной в лейб-гвардии Конный.

Анна Ивановна. Портрет работы Г. Бухгольца

Между 15 и 25 февраля императрица прилагала интенсивные усилия по приобретению сторонников и поиску возможности отказаться от подписи под «Кондициями». А юридические основания для аннулирования «Кондиций» имелись достаточно веские, поскольку «верховники» пошли на прямой подлог, сообщив Анне, что пожелания об ограничении самодержавия приняты с одобрения Сената, Синода и генералитета. Еще один подлог члены Верховного тайного совета совершили, когда сделали вид (уже после прочтения «Кондиций», подписанных Анной, в Москве), что сей документ – это ее личная инициатива. Тем самым легитимность «Кондиций» становилась сомнительной не только с морально-этической точки зрения, но и с позиций закона.

В сущности, Анне не составило труда найти союзников, недовольных усилением позиций «верховников». Особую роль государыня возлагала на родственников по матери Салтыковых, популярных среди гвардейцев.

Члены Верховного тайного совета понимали опасность, которую представляла для них оппозиция, и стремились ограничить контакты императрицы с внешним миром. Вход в ее помещения для предполагаемых противников Долгоруковых и Голицыных был воспрещен. В этих условиях связующим звеном между Анной Ивановной и ее сторонниками стали женщины. В. Л. Долгоруков, лично наблюдавший за режимом допуска к государыне, или недопонимал, как умеют работать женщины, или не имел возможности их эффективно контролировать. Для передачи письменных сообщений использовались тайники: часы, табакерки и т. п. В качестве «почтового ящика» выступал даже младший сын фаворита императрицы Э. И. Бирона (по некоторым данным, и Анны), за пазуху которого прятались послания. Ситуация в Москве постепенно складывалась в пользу Анны, ей оставалось только ждать удобного случая.

В ночь с 24 на 25 февраля сторонники императрицы не ночевали дома, чтобы избежать арестов, к 10 часам утра они прибыли в Кремль. К тому времени охрана царской резиденции была удвоена по приказу В. Л. Долгорукова. Однако Анна Ивановна лично пригласила начальника дворцовой стражи капитана Л. фон Альбрехта и предупредила, что вскоре возможны перемены в высшем военном руководстве. В этот день представители части дворянства предприняли попытку передать государыне прошение об ограничении власти Верховного тайного совета и об установлении конституционной монархии. Анна написала на проекте «быть по сему», предложив просителям обсудить будущую форму правления и в тот же день представить ей результаты. Этим решением она противопоставила дворянских депутатов «верховникам», которые надеялись взять реванш, дав оппонентам короткий срок на обсуждение и закрыв для всех выходы из дворца.

Однако вход во дворец оставался открытым, и дворцовые помещения стали постепенно заполняться гвардейцами. Их основное требование звучало воинственно: «Мы, верные подданные Вашего Величества, верно служили Вашим предшественникам и пожертвуем нашу жизнь на службу Вашему Величеству, но не можем терпеть тирании над Вами. Прикажите нам, Ваше Величество, и мы повергнем к Вашим ногам головы тиранов»[212]. Мгновенно оценив сложившуюся ситуацию, государыня приказала начальнику дворцовой стражи повиноваться только генералу С. А. Салтыкову[213]. После смены военного руководства, признанного гвардейцами, для «верховников» и сторонников конституционной реформы не оставалось никаких шансов. Во дворце, блокированном гвардейцами, они из властителей превратились в заложников. К четырем часам пополудни все было закончено. Анна приказала принести «Кондиции» и разорвала их, к радости сторонников самодержавия.