Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза

Очевидно, что речь не идет о рациональных расчетах. Значит, дело не в социальных интересах, а в уязвленном чувстве. Оставим в стороне вопрос технологии – как удалось уязвить чувство советского человека вопреки его разуму. Ведь уже ясно (хотя люди стыдятся это признать), что льготы и привилегии, которые двадцать лет занимали умы людей, – миф. Сбежавшая в Испанию сотрудница балета Кубы с ужасом рассказывала на «круглом столе» на телевидении о царящей при Кастро социальной несправедливости: в центральной больнице Гаваны больных из номенклатуры кладут в отдельный зал, куда не попасть простому рабочему. Все так и ахнули. Хотя именно в этот день газеты сообщили, что один из директоров одного из сотни банков Испании не явился на разбирательство какого-то дела, т. к. отбыл на консультацию к врачу в Нью-Йорк на собственном самолете.

Но ведь девушка из балета говорила искренне! Значит, она следовала не голосу разума, а чувству. Ведь холодная логика гласит: любое общество должно создавать верхушке «улучшенные» материальные условия, хотя механизмы создания таких условий различны. Была ли верхушка ГДР, СССР, Кубы так уж прожорлива? Нет, в норме общество отпускало ей крохи материальных благ. Когда Молотов умер в 1986 г., все его состояние равнялось 500 руб. – на похороны (да еще перед этим он отправил 100 руб. в фонд Чернобыля). Даже Брежнев, которому перестроечная пропаганда создала ореол стяжателя, оставил в наследство, как выяснилось, лишь несколько подержанных иномарок – была такая слабость у руководителя советской империи.

С точки зрения разумного расчета, руководители высшего звена в СССР были самой «недооплаченной» категорией – это сообщила даже идеолог перестройки Т. И. Заславская. Почему же маленькие блага и слабости вызывали ярость, а к роскоши нуворишей или невероятным доходам директоров-приватизаторов проявляется такая терпимость? Молодой «олигарх» из комсомольских работников официально заявляет, что его личное состояние равно 8 млрд. долларов, директор небольшой государственной компании «Мордовэнерго» имеет годовой оклад 300 тыс. долларов – и никаких эмоций это не вызывает.

Дело в том, что в глубине сознания, а то уже и в подсознании множества людей жила тайная вера в то, что социализм будет именно царством равенства. Той утопией, где люди будут братья и равны. Разрушение этого идеала, к тому же с огромным преувеличением и грубым растравливанием сознания, вызвало приступ гнева, который невозможно было компенсировать доводами рассудка (да их и не давали высказать). Советский проект был изначально основан на утопии, в которую люди поверили: секретарь райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером. Брат, который тайком объедает семью, вызывает большую ненависть, чем уличный вор, ибо он – изменник. Он судится по совсем иным меркам. И вся перестройка была основана как раз на эксплуатации этой утопии и уязвленного чувства. Вместо того чтобы воззвать к здравому смыслу и сказать: «Героический период в прошлом, пусть секретарь райкома будет у нас просто управляющим», – в людях распалили чувства преданного брата.

Преимущество новой, демократической номенклатуры в том, что она «перестала врать». Более того, телевидение специально убеждает людей, что новые чиновники, как правило, нечисты на руку. Молоденький аппаратчик Бревнов забирал себе жалованья 22 тысячи долларов в месяц – как 100 профессоров МГУ. Ясно, что это – почти неприкрытое воровство. Но особых претензий к нему нет, потому что быть вором менее преступно, чем предателем. Воровство священника, даже малое, потрясает человека, а воровство торговца – нисколько.

§ 2. Чувство юмора. Смех

Исключительно важным чувством, которое широко используется в программах манипуляции сознанием, является чувство юмора. Способность видеть и представлять явления жизни в смешном виде и осваивать мир под углом зрения иронии – важное свойство психики. Поэтому смеховая культура во все исторические эпохи составляет необходимую особую часть культуры общества. Огромную роль играет смех в процессах установления или подрыва культурной гегемонии, то есть в переломные моменты в жизни общества.

Сильным средством разрушения психологической защиты против манипуляции сознанием является осмеяние, идеологизированное острословие. Особенно идеологически нагруженным бывает смех, имеющий своим объектом именно скрепляющие общество символы. Фрейд в монографии «Острословие и его отношение к бессознательному» писал о важных социальных функциях тенденциозных острот, о том, что они служат «оружием атаки на великое, достойное и могущественное, внешне и внутренне защищенное от открытого пренебрежения им». Именно поэтому идеологизированные острословы Хазанов и Жванецкий, Задорнов и Петросян стали в СССР влиятельными реальными политиками в годы перестройки.

После ликвидации СССР многие анекдоты, шутки и стишки, которые раньше считались продуктом «народного творчества», были изданы. Вот, например, книга «Моня Цацкес – знаменосец» Эфраима Севелы (автор отрекомендован журналом «СОЦИС» как еврейский писатель, книга издана в 1992 г. в Петербурге). Это – книга анекдотов о советской армии. Журнал представляет все эти анекдоты как «армейский фольклор», хотя по приведенным примерам (в частности, по диалогу о красном знамени между политруком Кацем и рядовым Цацкесом) видно, что это – довольно занудливый идеологический продукт. Судя по тому, что подобные анекдоты выходят теперь в авторских книгах, весь их поток фабриковался сравнительно небольшим числом творческих работников.

Такой юмор был направлен и на символы семьи. Эту акцию сегодня пытаются представить как стихийное явление, фольклор («черный юмор как явление народной смеховой культуры»). В академическом журнале «СОЦИС» печатают, например, такие стихи:

Мне мама в детстве выколола глазки,Чтоб я в шкафу варенье не нашел.Теперь я не смотрю мультфильмы, не читаю сказки,Зато я нюхаю и слышу хорошо

Вот комментарий: «Некоторые исследователи в таком отношении к семье усматривают крушение связей, являющееся неизбежным и, возможно, отрицательным последствием развития цивилизации – от племени и родовых отношений к индивидуализму и эгоцентризму. Отметим, не вдаваясь в подробное обсуждение этого тезиса, что он в любом случае оказывается прямой, непосредственной трактовкой неприглядной роли семьи в освещении подросткового фольклора».

Эту ссылку на «некоторых исследователей» принять нельзя, поскольку в подобных стихах и следа нет «народной смеховой культуры» или «подросткового фольклора». Это – типичная лабораторная продукция посредственного поэта, выполняющего идеологическое задание. Когда начали выходить эти «антологии черного юмора» (например: Белянин В.П., Бутенко И.А. Антология черного юмора. Мадрид. 1992), стало видно, что это – профессиональная работа очень малой группы людей. Это не так замечалось, когда стишки передавались устно.

Кстати, эта идеологическая программа продолжает выполняться. В феврале 2000 г. «Независимая газета» сообщила: «Все большую популярность приобретает выставка «Детские ужастики» харьковского фотографа-авангардиста Сергея Браткова, которая будет работать в московской галерее «Риджина» до середины марта. Впервые этот проект Братков показал в своем родном городе Харькове два года назад. Экспозиция из двенадцати цветных фотографий плюс две инсценировки с участием детей. Экспозиция продолжалась недолго, возмущенные харьковчане потребовали закрытия «педофильной» выставки». И «Независимая газета», которая считается интеллектуальным изданием, дает положительную рецензию об этой выставке.

Влияние на массовое сознание политизированного осмеяния очевидно. Во время перестройки оно было направлено на «дегенерацию» тех ценностей, которые легитимировали советский строй. Однако представляется более важным, хотя и гораздо труднее различимым, длительное воздействие на общественное сознание всего фона смеховой культуры последних десятилетий. Как показывает полувековой опыт, идеократическое государство, в легитимации которого очень большую роль играют освященные традицией символы и идеи, исключительно чувствительно к разъедающей силе смеха. Напротив, либеральное государство атомизированного гражданского общества, которое консолидировано рационально понимаемым интересом индивидов, к сатире и иронии равнодушно. Высокая уязвимость идеократического государства по отношению к «молекулярной агрессии» юмора была продемонстрирована и в ходе крушения средневековой Европы в период Возрождения, и во время Великой Французской революции и, уже на наших глазах, во время перестройки.