Озарение - Владимир Моисеевич Гурвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
58
Дана позвонила Гершовичу и сообщила, что у нее есть новые две работы в жанре мистического сюрреализма. Галерист очень обрадовался и предложил приехать к нему прямо сейчас.
Дана сидела на краешке кресла в кабинете Гершовича и внимательно наблюдала за реакцией галериста, который рассматривал привезенные ей полотна. Она ждала его оценки, но он не торопился с ней. Гершович то отходил на расстояние от картин, то снова приближался к ним. В какой-то момент его поведение Дану стало немного раздражать. Неужели такому опытному знатоку живописи так сложно определиться со своими впечатлениях.
Наконец Гершович отошел от полотен и сел рядом с Даной. Но это не означало, что он будет сейчас говорить, он все так же сохранял молчание.
— Что скажите, Александр Яковлевич? — не выдержала Дана.
— Скажу, Дана Валерьевна, сейчас скажу. Как долго вы над ними работали?
— Недолго. Но не меньше, чем над другими.
— Наверное, это так и есть. В этих двух работах один и тот же недостаток — не хватает экспрессии. Той, что била ключом, в ваших прежних картинах. А эти вызывают впечатление, что вы немного выдохлись.
Мысленно Дана соглашалась с мнением Гершовича; когда, придя домой от Нефедова, она распаковала картины и стали их рассматривать, то пришла к схожему заключению. Это был явный шаг назад. Дану это не сильно удивило, Нефедов их писал без прежнего вдохновения. Да и откуда ему его черпать? Раньше оно наполнялось сексуальным влечением к ней, теперь же оно потухло. И это сразу же отразилось на качестве живописи.
— Разумеется, я возьму эти картины, — снова услышала она голос Гершовича. — Они совсем не плохие, просто вы можете писать на порядок лучше. Но всегда в творчестве случаются спады и подъемы, оно не может находиться постоянно на одном уровне.
— Это так, — выдавила из себя Дана. — Вы замечательно понимаете состояние художника.
Гершович быстро взглянул на нее и о чем-то задумался.
— Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу, — сказал они.
Они прошли в галерею, Дану удивило то, что днем, в рабочий день здесь было довольно многолюдно. Они миновали несколько залов и остановились возле компактно расположенных нескольких картин. Дана узнала их — это были ее полотна. Возле них стояло никак не меньше целой группы из восьми-десяти человек.
— Вот здесь вы висите, — пояснил очевидное Гершович. — Видите, сколько тут собралось людей. Это происходит постоянно, ваша экспозиция в моей галерее одна из самых востребованных. Теперь понимаете… — Он замолчал и красноречиво посмотрел на Дану.
— Теперь понимаю, — ответила она. Действительно, понять было не сложно.
— Посмотрите на первые ваши работы, — они самые лучшие. Другие тоже хороши, но эти… Я в них влюбился с первого взгляда, как школьник в одноклассницу. Я придумал термин для этого направления — мистический сюрреализм.
— Я знаю, Марина мне говорила. Это очень точное название.
— А главное перспективное. Сегодня зрители пресыщены живописью, пусть даже очень качественной, но такой, которая лишь воспроизводит реальность. Даже в сюрреалистическом или авангардном ключе. Эти направления уже исчерпаны, они превратились в обыденность. И любителей живописи они уже не заводят. Нужно что-то другое. Я давно искал нечто необычное, непривычное. И тут появились ваши работы. Едва я их увидел, сразу понял, это то, что мне нужно. А то, что я нашел это совершенно случайно, когда абсолютно не надеялся, сделало эту мою находку еще более ценной. Вот поэтому я в вас так и вцепился, вот поэтому все время надоедаю вам с просьбами новых работ. Вы не в обиде на старика?
— Что вы, как можно, Александр Яковлевич, я вам так признательно за все, что вы для меня делаете.
— Пока сделал самую малость, но очень надеюсь, что сделаю во много раз больше. Но нужна ваша помощь.
— Все, что от меня зависит.
— Картины уровня первых двух. И тогда весь мир у наших ног. — Внезапно Гершович понизил голос и придвинул свой рот к ее уху. — Посмотрите, как смотрят зрители на ваши полотна, они их завораживают. Ничего подобного возле других картин не происходит. Вот потому я и назвал ваше творчество мистическим сюрреализмом.
Дана посмотрела на зрителей. Кажется, он снова прав, подумала она.
— Ну, что еще постоим возле ваших картин или вернемся в кабинет? — предложил он.
— Вернемся, — не раздумывая, ответила Дана. Ей было тяжело находиться в этом месте и смотреть на разглядывающих смотрящих ее, а точнее, не только ее полотна.
59
Даной овладела творческая лихорадка. Эскиз к росписи в церкви обретал зримые черты с невероятной скоростью. Она не задумывалась над тем, насколько то, что ложилось на бумагу, подойдет для той цели, ради которой она была призвана. В данный момент ее это вообще не тревожило, Даной целиком овладело желание выразить то, что волновало тело и душу. Смутно она сознавала, что делает что-то не то, что пошла совсем не в том направлении. Но она не позволяла этим мыслям и чувствам завладеть ею; для этого она отправляла их куда-то на периферию, откуда они уже не могли всерьез влиять на нее.
Она закончила работать поздно вечером, долго рассматривало то, что получилось, и осталось очень довольной. Отец Илларион должен оценить ее эскиз, он просто не сможет этого не сделать. Он же настоящий мужчина, она это почувствовала едва ли не с первой минуты общения с ним. И затем это ощущение только усиливалось. Когда он увидит ее рисунок, тут же все уяснит для себя. И они поладят.
К Дане даже пришла мысль о том, что священник способен оказать на нее воздействие даже сильней, чем Юлий. Она с изумлением поймала себя на том, что после того, как она познакомилась отцом Илларионом, образ любителя автогонок постепенно тускнел в ее воображении. Она реже стала вспоминать его, он уже не вызывал в ней такие сильные приступы желаний, как это было еще совсем недавно. Она даже не уверенна, что если вдруг встретится с ним, то, как себя поведет. Многое зависит от настоятеля церкви, точнее, от того, как сложатся их отношения. А в то, что они возникнут, она почти не сомневалась.
Утомленная напряженным трудом, но
