История русской балерины - Анастасия Волочкова

Для меня сцена – это живая танцевальная стихия. Всегда бывают какие-то нюансы: особенности покрытия пола, исполнения музыки (когда оркестр сыграл чуть медленней или чуть быстрей привычного ритма), возможные ошибки балерины или партнера… Из таких ситуаций нужно уметь выходить, нужно быть готовым к форс-мажору, ведь его невозможно предусмотреть – слишком много составляющих, от которых зависит успех постановки. А если в танцовщика в буквальном смысле закладывается одна-единственная программа действий, то в нестандартной ситуации он тут же теряется, механизм ломается, и рушится вся цепочка.

В общем, я – за русский балет и русскую школу! За его душу, его проницательность, трогательность, за искусство, которое передается от души к душе, от сердца к сердцу. А путем механической работы такого «высокого полета» достичь невозможно. Кстати, именно это очень хорошо понимали Агриппина Ваганова и ее самая благодарная ученица Наталия Дудинская.

Наконец, пришло время рассказать о Наталии Михайловне Дудинской подробнее. Каким она была человеком? Строгим, самолюбивым, даже властным и одновременно очень добрым и остроумным.

Я уже рассказывала о том звездном моменте моей жизни, когда получила предложение танцевать в Мариинском театре еще во время учебы в Вагановском училище. Со своей радостью я сразу побежала к Наталии Михайловне. Ведь именно она привила мне это «неудобное» качество для артиста: я всегда настолько влюблялась в своих педагогов, что относилась к ним почти как к родителям и впоследствии очень переживала, когда уходила от одного к другому. Хотя, конечно, это естественный процесс роста, и я осознавала, что иначе и быть не может, но у меня всегда оставалось мучительное чувство вины. Мне казалось, что я бросаю и чуть ли не предаю своего родного человека.

С Наталией Михайловной я тоже пережила подобный момент. Когда сообщила ей о сделанном мне предложении, она вдруг категорически запретила мне соглашаться, сказала, что я должна выпуститься из Вагановского училища как все, в обычном порядке. И, в общем, это можно понять, ведь, приняв предложение, я фактически лишала ее возможности с блеском выпустить меня как свою ученицу. Здесь также надо понимать, что Наталия Михайловна была единственным педагогом Вагановского училища, выбиравшим себе учениц. Но упустить такой шанс! Шанс попасть в труппу Мариинского театра и с первого дня занять в ней столь высокую позицию – упустить его навсегда! Я решила все-таки принять предложение дирекции Мариинского театра, вопреки пожеланию моего педагога. И Наталия Михайловна очень обиделась. Да еще и злые языки постарались усугубить ситуацию.

Позже мы, к счастью, помирились, я сумела как-то донести до нее, что в таком неординарном предложении, в первую очередь, была ее заслуга. Эта «мировая» была предельно важна для меня. Я бы потом всю жизнь мучилась от сознания, что мой первый, любимый педагог держит на меня обиду, испытывала бы всем знакомое разрушительное чувство, когда «душа не на месте».

К тому же мы ведь очень близко дружили, Наталия Михайловна часто приглашала меня в гости, приходила на мои концерты и спектакли.

Наталия Михайловна приветствовала создание мною моей сольной концертной программы. Она и сама была реформатором. Наталия Михайловна хранила классические традиции, но ей не чужд был и дух современности. Из моего репертуара она больше всего любила неклассический, шуточный номер. Он так и назывался – «Шутка». Я его танцевала под легкую эстрадную мелодию в забавном расклешенном золотистом комбинезончике и в таком же золотистом паричке. Наталия Михайловна умела и любила радоваться, но никогда не позволяла себе расслабляться во время работы и на уроке.

И уже позже я осознала, насколько гениальным педагогом была Наталия Михайловна. Она правильно понимала и преподавала методику Агриппины Вагановой, когда главное – не научить «как», а помочь выбрать свой путь для достижения нужного результата, исходя из личных особенностей и возможностей. Наталия Михайловна всегда говорила: «Девочки, я не понимаю, почему вы не вертитесь? Вставайте и вертитесь. И все…» Сначала я думала: «Ну как это? Надо ведь научить, рассказать, показать, как вообще вертеться». И только потом я поняла: Наталия Михайловна заставила каждого ученика найти свой прием, раскрывала в нас то, что уже заложено природой. В каждом – свое. К тому же она меняла само отношение к работе над пластикой. Говорила нам, что танец – это больше, чем работа, – это любовь. И если любишь, то работаешь с утра до ночи. И еще, добавляла она, танец – это способность передавать эмоцию, рожденную музыкой.

Мне очень крупно повезло, что именно Наталия Михайловна первой показала мне сцену Мариинского театра. Она научила меня смело, с размахом жить на сцене и никогда не бояться зрителя. Рисковать и еще раз рисковать. Во всем!

Я преклоняюсь перед Наталией Михайловной за отношение к ее педагогу Агриппине Яковлевне Вагановой. Случилось так, что в Мариинском театре против Вагановой ученицы организовали почти заговор, Наталья Михайловна была единственной из них, которая не только не пошла против, но и встала на защиту любимого учителя. А вот что сама Агриппина Яковлевна писала о своей ученице: «Дудинская достигла тех высот, в которых превосходит большинство балерин. Заражающая всех энергия, подъем в работе Тали Дудинской незабываемы и на сегодняшний день. Ее появление в классе совершенствования артистов вдохновляет, и больше всех – меня. При замечаниях-поправках нет такого штриха в ее исполнении, который она пропустила бы мимо ушей. Это артистка, обожающая свое искусство и относящаяся к нему с глубоким уважением, – вот в чем секрет ее огромных достижений в танцах. Она горит, когда творит на сцене».

Больше всего от своих педагогов Наталии Михайловны Дудинской и Инны Борисовны Зубковской я перенимала так называемые «уроки жизни». Балету может научить любой хороший профессионал, а вот бороться в жизни с собой и своими недостатками – только очень сильный, талантливый и неординарный человек. Например, показать и передать механизм реакции на неожиданные и негативные события. Ведь если что-то происходит не так, как хочется, не надо воспринимать ситуацию негативно. Не нужно от нее бежать и прятаться, наоборот, лучше остановиться, преодолеть свой страх, принять бой, осознать, что, может, ты что-то делаешь неправильно, и такая ситуация – всего лишь возможность измениться.

Мне, например, свойственно не по одному разу пересматривать свои поступки, снова и снова анализировать произошедшие события, пытаться найти логическую связь между разными ситуациями. Каждый раз, когда происходит что-то негативное, я начинаю вспоминать, за какие свои действия могла получить такое возмездие. Мой духовный отец Борис называет это мое свойство самоедством. И я, действительно, стараюсь обрести в жизни спокойствие и равновесие, потому что невозможно все время бросаться из крайности в крайность: то пилить себя бесконечно, то неожиданно уверовать в собственную непогрешимость. Последнее, правда, случается очень редко. И я понимаю, что впадать в крайности вообще характерно для русского человека, поэтому меня в последнее время так притягивает восточная философия. Она, как мне кажется, учит находить некую точку равновесия и дает умение погружаться в себя, властвовать над своими эмоциями и поступками.