У каждого своя война - Володарский Эдуард Яковлевич

- Эй, бабы! Вы че, все ушли на фронт? — позвал Гаврош и, опять оглядевшись, вдруг увидел, что в кассе тоже никого нет. Он шагнул поближе, заглянул через стекло. Кассовый ящик был наполовину выдвинут, и в ячейках лежали пачки банкнот разного достоинства: десятки, четвертные, полсотенные и сотенные с Кремлем на набережной. Гавроша будто током ударило. Он опять оглянулся по сторонам, задержал взгляд на Милке, стоявшей на улице. Даже пот высту пил на лбу, и в голове сделалось пусто — только одна мысль ярко, будто молния, пронзила его: «Это деньги! Бери!!» Гаврош резко распахнул дверь кассы, начал хватать пачку за пачкой, совал их за пазуху. Одна пачка полсотенных упала на пол. Гаврош нагнулся, ударившись лбом о выдвинутый кассовый ящик, слетела кепка. Он глухо выматерился, схватил пачку, кепку, выпрямился, тяжело дыша. Прошло от силы минуты две-три. Зал магазина был по-прежнему пуст. Гаврош задвинул наполовину опустошенный ящик, выскочил из кассы, ринулся к дверям, потом опомнился, пошел медленнее. Вышел на улицу, позвал хриплым от волнения голосом:

- Пошли, Милка.

Милка подошла, взглянула на него и почуяла недоброе — вид у Гавроша был какой-то сконфуженный, на лбу заметно краснело пятно.

- Что это у тебя? — спросила она, указав на пятно, которое стало медленно превращаться в шишку.

- А, об дверь стукнулся, к тебе торопился, — криво усмехнулся он и заторопился по улице. — Пойдем, в другом магазине отоваримся. Как раз у твоего дома, он ведь тоже дежурный. Давай быстрее, успеем.

- А чего здесь не захотел? — Какие-то подозрения роились в голове, но настолько смутные, непонятные, что Милка тут же забыла о них.

- Да, вспомнил, сегодня Клавка работает, а я ей пятерку еще со среды должен. Увидит — разорется... Давай быстрее, Милка, шевели ногами.

Они зашагали быстрее. Гаврош постепенно успокоился, прежняя уверенность и бесшабашность вернулись к нему. Вполголоса он стал напевать:

Вдруг спросил не к месту весело:

- Значит, я тебе разонравился?

- А ты мне никогда особенно и не нравился.

- Ну и дура! — сплюнул Гаврош. — Ей-ей, пожалеешь, Милка! Да будет ой как поздно — уйдет поезд... — и он опять тихонько запел:

- Пропадешь ты с этим Денисом Петровичем, — вдруг после паузы раздумчиво сказала Милка. — Затянет в омут — не выплывешь.

- Где наша не пропадала! — бесшабашно улыбнулся Гаврош. — Эх, Милка, клевая ты баба, в натуре говорю, только дурная — не понимаешь, где хорошо, а где плохо! — и Гаврош опять запел:

Потом они свернули в переулок, потом — в другой и наконец остановились у Милкиного дома. Гаврош наскоро попрощался — по карманам у него были распиханы бутылки, в руках он держал еще две да завернутую в газету колбасу, большой кусок сыра, две банки шпрот.

- Ладно, побежал. Компания заждалась. Я к тебе в столовку загляну, Милка. Привет, не кашляй.

- Привет. — Милка зашла в темный подъезд и услышала быстрые удаляющиеся шаги. Она прислонилась горячим лбом к холодной, с облупившейся краской стене, закрыла глаза, застонала тихо-тихо…

Когда Гаврош вошел в накуренную, душную комнату, раскрашенная рыжая Сонька захлопала в ладоши:

- Наконец-то явился принц! За смертью его посылать!

Компания оживилась, придвинулась ближе к столу.

Гаврош вынимал и ставил на стол бутылки, положил сверток с колбасой и сыром, при этом дурацкая улыбка не сходила с его лица. Даже пьяный Валька Черт обратил внимание:

- Че ты лыбишься, как блин на сковородке,

Гаврош?

- Пойду картошечки с колбаской пожарю. — Катерина Ивановна взяла батон колбасы и зашаркала шлепанцами из комнаты, позвала: — Сонька, ну-ка за мной, поможешь!

- О-ох, без Соньки она никак не сможет, — покривилась девица, но Ишимбай обжег ее взглядом:

- Старшие говорят — делать надо.

Сонька пошла из комнаты со злым выражением лица.

- В узде бабу держишь, молоток, — одобрил Денис Петрович. — А то враз на шею сядет.

- Ну что, братва! -— Боря Карамор хлопнул в ладоши, с силой потер их друг о друга. — Выпьем тут, на том свете не дадут! Ох, и пить будем, и гулять будем, а менты придут — когти рвать будем! — пропел Карамор, и последние слова компания проорала хором.

- Денис Петрович, пойди-ка... — Гаврош направился в другую комнату, жестом позвав Дениса Петровича за собой. Тот тяжело поднялся с дивана, направился за Гаврошем, вошел в маленькую комнату, служившую Катерине Ивановне спальней, плотно прикрыл дверь. — Смотри, Денис Петрович, фокус-покус! — прошептал Гаврош и стал вынимать из-за пазухи и швырять на кровать пачки денег.

Денис Петрович смотрел с окаменелым лицом, потом взял с кровати одну пачку, повертел в руке, спросил хрипло:

- Откуда?

- В магазине никого не было. Ни покупателей, ни продавцов — никого. И кассирша куда-то убежала, — горячо зашептал Гаврош, вдруг хихикнул дурашливо, зажал ладонью рот. — Безуха!

- Кто видел? — напряженно спросил Денис Петрович, его глаза были злыми. — Кто видел, тебя спрашивают?

- Я ж говорю, никого не было... Совсем никого…

- А Милка? И этот... Робертино?

- Робертино раньше ушел. А Милка на улице стояла... если только через стекло? Да нет, не видела вроде…

- Вроде или точно не видела? — допрашивал Денис Петрович.

- Да нет, точно. Если бы увидела, перепугалась бы. А я ее домой проводил, распрощались чин-чинарем.

Да нет, Денис Петрович, будь спок, все чисто! — И Гаврош чиркнул себя ногтем большого пальца по горлу.

- А фингал откуда? — Лицо Дениса Петровича было по-прежнему каменным, глаза злыми и недоверчивыми, слишком он был матерый волк, чтобы поверить в такую удачу.

- Фингал? — Гаврош потрогал вспухшую шишку на лбу, вспомнил, расплылся в улыбке. — Пачку уронил, нагнулся и об кассовый ящик шарахнулся. Да че ты, Денис Петрович, как не родной, ей-богу! Я ж говорю, все чисто!

- Ну ладно... — Денис Петрович собрал пачки, стал запихивать их под матрац. — После пересчитаем. — Он разогнулся и теперь уже смотрел на Гавроша совсем другими глазами — веселыми, добродушными, лицо его расплывалось в отеческой улыбке. — Ну, с почином тебя. Улов солидный. — Он протянул Гаврошу руку, и тот поспешно схватил ее, пожал с силой — это было большой честью. — И гляди — гулять только дома, фанеру пока не тратить, а то вас враз захомутают, усек?

- Усек, усек! — кивал и улыбался Гаврош.

Денис Петрович взлохматил ему волосы, обнял, прижал к себе, похлопал по спине, и они разом негромко рассмеялись.

- Я ведь отцу твоему обещал за тобой присмотреть... — Он отстранил Гавроша от себя, заглянул в глаза, продолжая добродушно улыбаться. — Так что я тебе, парень, пока заместо отца, так-то…

- Заметано, Денис Петрович!

А Денис Петрович присел на край кровати, поскреб в затылке, проговорил раздумчиво:

- Я тут магазинчик один присмотрел... в Сокольниках... домишко старенький, деревянненький... Ежели с Ишимбаем втроем ночью под воскресенье наведаться…

- Заметано! — восхищенно перебил Гаврош, его глаза горели буйным огнем. — Ломанем, Денис Петрович!

Жизнь представлялась Гаврошу рисковой, полной опасностей, но разве он трус, чтобы прятаться за мамкину юбку? Разве он давно не мужик? Удача покоряется тому, кто берет ее за горло железной рукой, а не плетется, покорно согнув плечи и опустив голову под ударами судьбы! С такими лихими мужиками, как Денис Петрович, жить интересно, с такими чувствуешь себя сильным и бесстрашным, и не ты кого-то боишься, а тебя боятся, тебе покоряются, о тебе рассказывают легенды, при твоем появлении в белых клешах, в пиджаке с широченными плечами, в кепочке, надвинутой на глаза, с папироской, закушенной в углу рта, у девчонок блестят глаза, и они готовы для тебя на все. Какая еще жизнь может сравниться с этой? Менты грозят Таганкой! Пусть будет Таганка! И ночи, полные огня! Пусть горит буйным огнем молодость, не жалко! Денис Петрович часто говорил: «Лучше, Гаврош, три года — кровью, чем триста лет — падалью!» Какую жизнь вы можете предложить взамен, несчастные законопослушные граждане? Корпеть над книжками, ходить каждое утро на завод, таскать кирпичи и копать канавы на стройке? Такая работа дураков любит! Есть работенки поинтересней, порисковей, где — пан или пропал! Где чувствуешь себя отважным Робин Гудом, а не Ваньком с Красной Пресни! Забирайте себе славное героическое комсомольское прошлое, настоящее и будущее! Голосуйте, фраера, на своих собраниях за мир и дружбу между народами, за победу коммунизма и вообще за все, что взбредет в ваши протухшие чумные головы! Гаврош уже давно знает, на чем стоит мир и что им правит. Миром правит бесшабашная отвага и деньги, добытые силой и хитростью! А не ваши дешевые заклинания — будь честен, не воруй, не убий, в поте лица добывай хлеб свой насущный! Эти заклинания годятся для баранов в отаре, для тупых и послушных, для трусливых и честных, для порядочных! Пусть они и дальше носятся со своей порядочностью и честностью, как дураки с писаными торбами!