Нежнее шелка - Сьюзен Джонсон

— Мы нашли бы чем заняться, — мурлыкала она. — Совсем одни… только вдвоем…

Его улыбка была откровенно плотоядной:

— Об этом-то я и подумал.

— А иногда я могла бы надевать эти платья, которые облегают, сжимают и не дают дышать.

— Только если кто-то очень важный пришлет вам приглашение.

Она выжидательно смотрела на него:

— Насколько важный?

Он пожал плечами.

— Вам придется спросить у вашего брата. Важное для вас и для меня — это разные вещи, полагаю.

— Почему?

Потому что получаемые Хью приглашения на обед на самом деле предлагали то, что происходит после обеда.

— Общество бывает таким скучным, что я предпочитаю там не появляться. Разве что гости мне интересны.

— А я должна появляться, даже если гости мне не интересны?

— На дипломатических раутах приходится считаться с условностями. Никто не станет говорить со мной о делах за обедом. Ваш брат, с другой стороны, должен знать людей, которым небезразлично будущее вашей страны. Французы даже более заинтересованы в том, чтобы найти новых покровителей в Японии теперь, когда сёгун свергнут. Кто знает, может статься, вы не только найдете сторонников, но и обнаружите, что вам нравится бывать в обществе.

— Конечно, вы правы. Я не должна руководствоваться эгоистическими интересами. — Она улыбнулась. — И французское шампанское мне нравится.

Он усмехнулся:

— Ну вот видите.

— Выпью немного сейчас, чтобы не чувствовать боли, когда вы зашнуруете меня в это пыточное облачение. А об обществе, Хью-сан, я буду беспокоиться, когда доберемся до Франции, и ни минутой раньше.

— Вполне резонно, — отозвался Хью, вставая с кресла, чтобы откупорить бутылку шампанского, которую поставил охлаждаться для Тама. Потом взял у нее из рук платье и подал ей бокал. — Выпейте вот это, и я застегну вам платье.

Она осушила бокал разом.

— Руки вверх, дорогая, — сказал Хью, поднимая у нее над головой широкую юбку.

— Не испортите мне прическу.

Это прозаическое замечание, небрежный тон, которым оно было произнесено, задел его, и на мгновение он замер, потрясенный. Она говорила как жена; он вел себя как муж. Ощущение это привело его в крайнее замешательство. Но, сказав себе, что она ему не жена, а любовница, что ему уже приходилось помогать надевать платье чуть ли не двадцати любовницам, он надел ей платье через голову.

— Короткие волосы — очень удобно, — пробормотала она, заправляя несколько непослушных прядей за уши, а потом просунула руки в рукава. — Голове не тяжело.

Ему нравилась ее стрижка. Она казалась не похожей на всех остальных женщин, которых он знал, или, может быть, ему нравятся ее волосы вне зависимости от их длины. Ибо, по правде говоря, в ней нет ничего, что ему не нравится. Еще одна тревожная мысль.

— Не хотите ли еще шампанского? — спросил он. — Я выпью немного.

— Почему бы нет? Как-никак спасет меня от неудобств.

Он налил обоим по бокалу, выпил свой до дна — ощущения неудобства принимают разные формы — и налил себе второй, а потом подал бокал Тама.

— Это декольте очень откровенное, — пробормотала она некоторое время спустя, глядя на себя в зеркало-псише — высокое, в подвижной раме, — в то время как Хью принялся застегивать крючки ей на спине. — Вы уверены, что это допустимо?

Он устремил на нее взгляд. И с радостью отвлекся от своих мыслей, потому что тело его мгновенно отреагировало на низкий вырез. И мысли о том, что его посадили на цепь и заковали в кандалы, внезапно были сметены обдавшей его волной вожделения.

— Такова мода, дорогая.

— Но у меня вся грудь наружу.

— Вам не следует низко наклоняться. По крайней мере перед другими мужчинами.

— Но перед вами можно? — И она с улыбкой сопроводила свои слова действием, так что ее пышные груди чуть не вывалились через вырез.

— Весьма соблазнительная картина, — протяжно сказал он, просунув ей руки под мышки и обхватывая ладонями ее груди. — Наверное, мне придется сегодня ночью исследовать вас хорошенько.

Она посмотрела на него в зеркало.

— Можете исследовать меня и держать так мои груди всегда, когда захочется, Хью-сан. У меня от этого между ног бегут мурашки.

Его ствол в полной боевой готовности был совсем рядом с ее задом.

— А не убегут ли мурашки, если я поглажу вот здесь? — Его пальцы сомкнули мягкие соблазнительные груди. — Ваши соски, дорогая, совсем затвердели. Как думаете, им хочется, чтобы их поцеловали?

— Без сомнения, они мне это говорят.

— Тогда нужно, чтобы они стали немного ближе, — пробормотал он, приподнимая ее, поворачивая к себе лицом и нежно забирая ее соски между двух пальцев.

— Может, не нужно, — прошептала она, сжимая бедра, в то время как жаркая истома в промежности пошла судорожными волнами. — Мы опоздаем на обед.

— Вы ведь не хотите сказать, что не позволите мне заняться вами? — Он сильнее сжал пальцы.

Она тихо застонала.

— Неужели я способна сказать такую глупость? — прошептала она.

Он не сказал: «Пусть гости подождут», но, очевидно, именно это хотел произнести, потому что склонил голову и взял губами сосок.

— В платье неудобно, — пробормотала она.

Глаза в глаза, его полуоткрытый рот охватил тугую ягодку.

— Я не собираюсь расстегивать и снова застегивать.

И он сомкнул губы, всосал в себя холмик, и она забыла обо всем, кроме жаркой волны, пробежавшей по ее телу, образовав судорожную тропу от губ Хью до сокровенного места. А когда он занялся вторым соском, она уже утратила всякую способность соображать, только тихо повизгивала, бедра ее ходили ходуном, и обильная роса говорила о том, что она распалилась и вполне готова.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — умоляла она, упиваясь его прикосновением. Все ее чувства были как в огне, каждый рецептор трепетал.

— Наклонись, — шепнул он, развернув ее и расстегивая брюки.

Она быстро подчинилась, словно он мог отменить свое предложение, если она замешкается. И она увидела его позади себя в зеркале. Глядя на нее полубезумными глазами, он извлек на свет свое сокровище умопомрачительных размеров.

Он сказал ласково:

— Подними груди и расставь ноги.

Она не знала, что вся его сила воли ушла на то, чтобы в голосе не прозвучало совершенно несусветное вожделение. Она не знала, что он распалился ничуть не меньше, чем она.

Задрав на ней юбку, он просунул руку в разрез ее панталон и коснулся ее вспухшей влажной расселины, словно желая проверить, все ли готово для встречи с ним, и она вся задрожала от восхитительного ощущения.

— Скажи, что хочешь меня, — шепнул он.

— Да, да, всегда, всегда… — Она, прерывисто дыша, старательно двигала бедрами, чтобы распалить его еще больше.