Из огня да в полымя: российская политика после СССР - Владимир Гельман

И все же не стоит рассматривать прежний политический опыт нашей страны как своего рода препятствие, заведомо непреодолимое даже в случае внезапного коллапса режима. Нельзя исключить и того, что Россия может вполне успешно воспользоваться шансом демократизации, если и когда он ей представится при таком развитии событий. Как писал Мансур Олсон, «автократия предотвращается, а демократия становится возможной в силу исторических инцидентов, при которых баланс сил приводит к патовой ситуации, и распределение сил и ресурсов делает невозможным для любого лидера или группы полное преобладание над остальными игроками» [242] . Но и рассчитывать на то, что такая ситуация сложится сама собой и повлечет за собой успешную демократизацию без специальных усилий со стороны политических акторов и общества в целом, не более оправданно, чем рассчитывать на выигрыш при игре в казино. Во всяком случае, риски в случае внезапного коллапса российского политического режима довольно велики, а позитивные последствия для нашей страны, как минимум, не очевидны. 

«Ползучая демократизация»: возможности и РИСКИ

«Ползучая демократизация» [243] представляет собой долгий и извилистый путь – сложный поэтапный, иногда довольно длительный во времени, процесс перехода от авторитаризма к демократии посредством серии стратегических действий как правящей группы, так и оппозиции, меняющих свои стратегии под воздействием шагов друг друга. Суть этого процесса состоит в том, что под давлением оппозиции правящие группы могут пойти на частичную либерализацию режима, а затем (если давление усиливается, а режим не сворачивает либерализацию) на расширение пространства политического участия, что, в свою очередь, приводит как к размежеваниям внутри правящих групп, так и к вовлечению оппозиции в политический процесс.

Дальнейшее развитие событий может предполагать различные варианты: и компромисс между реформистски настроенной частью правящих групп и умеренной оппозицией («соглашение элит», как в случае «круглого стола» в Польше в 1989 году) [244] , и инициативу правящих групп по опережающей демократизации режима, позволяющей удержать власть по итогам конкурентных выборов (как в Южной Корее в 1987 году) [245] , и, наконец, серию противостояний на электоральной арене, правила борьбы на которой со временем могут стать более прозрачными и обеспечить мирный переход власти к оппозиции (как было в Мексике в 1997–2000 годах) [246] .

Такого рода развитие событий в том или ином виде было характерно для «историй успеха» демократизации ряда стран в конце XX века, и нет никаких оснований исключить его и для сегодняшней России. Исходя из этой перспективы, волну политического протеста 2011–2012 годов можно рассматривать как первый (хотя и необходимый, но явно недостаточный) шаг на пути «ползучей демократизации» страны. Однако никто не может гарантировать результат политических изменений в этом направлении: «срывы», отход от пути «ползучей демократизации» и возврат к статус-кво и/или к другим формам авторитаризма ничуть не менее вероятны, чем возможность «истории успеха», – опыт той же Польши или Южной Кореи говорит, что «ползучая демократизация» зачастую оказывается непоследовательной и порой включает в себя несколько попыток.

В самом общем виде можно утверждать, что стратегия правящих групп в России по сохранению и удержанию электорального авторитаризма может измениться, лишь если и когда давление со стороны оппозиции будет не просто усиливаться, но также носить одновременный и кумулятивный характер по разным направлениям – то есть, различные социальные группы и политические силы будут способны сплотить на основе негативного консенсуса и мобилизовать значительную часть своих сторонников. На сегодняшний день потенциал российской оппозиции довольно-таки ограничен – и отнюдь не только из-за организационной слабости, как на общенациональном, так и на субнациональном уровне. Проблема состоит еще и в том, что даже снижение уровня массовой поддержки статус-кво, отмечавшееся специалистами как до, так и после электорального цикла 2011–2012 года, само по себе не усиливает оппозицию автоматически. Проще говоря, оппозиция не воспринимается (по крайней мере, пока) значительной частью российского общества как привлекательная и как реалистическая альтернатива существующему политическому порядку.

Конечно, такая ситуация отнюдь не представляет собой устойчивое равновесие «раз и навсегда» – напротив, оно может быть подорвано в результате внешних шоков, например, связанных с изменением массового восприятия положения дел в экономике. Однако немало здесь будет зависеть и от самой российской оппозиции. Опыт «ползучей демократизации» в ряде стран показывает, что для достижения цели противникам режима необходима даже не столько организационная консолидация, сколько сочетание различных методов борьбы против общего врага в лице правящих групп и взаимная поддержка тех шагов своих потенциальных союзников, которые «раскачивали лодку» сложившегося статус-кво, доведя его до полного слома. Важным условием успеха такого сотрудничества является и поиск различными сегментами оппозиционеров поддержки у разных социальных групп общества, и (что немаловажно для сегодняшней России) отказ от публичной борьбы оппозиционеров друг с другом во имя достижения главной цели, их способность к тактическим компромиссам и готовность к гибкому пересмотру своих идейных воззрений. Но пока что российские оппозиционеры склонны бороться друг с другом активнее, нежели чем с режимом, держаться за идейные штампы, выдавая их за свои политические принципы, и апеллировать к одному и тому же узкому кругу соратников, а не искать новые группы поддержки. Им еще предстоит многому научиться на опыте своих предшественников, как успешных, так и провалившихся.

Важнейшим механизмом, способным подорвать нынешнее авторитарное равновесие в России, помимо массовых протестных выступлений в разных формах, служат выборы. Это не означает, что переход России к демократии, если и когда он произойдет, станет результатом победы оппозиции над правящей группой на выборах, которые проходят по нынешним «правилам игры». Электоральный авторитаризм в России в обозримом будущем сам по себе не исчезнет, и в этом плане можно говорить лишь об «опрокидывающем» эффекте выборов, подобном произошедшему в ходе думского голосования в декабре 2011 года и позднее на выборах мэров ряда городов (Ярославль, Тольятти – март 2012). Однако кооперация оппозиции, выдвижение ею согласованных кандидатов и списков, и, в конце концов, поддержка любых кандидатов, кроме кандидатов «партии власти», могут нанести Кремлю максимальный урон. И если региональные и местные выборы, а в особенности – выборы мэров городов и глав исполнительной власти регионов – повлекут за собой целый каскад «опрокидывающих» эффектов, то нельзя исключить, что правящая группа вынуждена будет пойти по пути гораздо более серьезной (не только косметической, как сегодня) опережающей либерализации режима в преддверии общенационального цикла думских (2016) и президентских (2018) выборов, меняя и формальные и неформальные правила их проведения и расширяя политические возможности для оппозиции. В этом случае можно ожидать, что в ряде регионов все чаще будут наблюдаться примеры того, как некогда лояльные «попутчики» правящих групп начнут выступать под лозунгами оппозиции, а то и опираться на ее поддержку, апеллируя к протестным настроениям избирателей. Если эти тенденции пойдут «вширь» (в разные регионы и города) и «вглубь» (усиливаясь во времени), то общенациональные выборы при таком развитии событий могут стать ключевым вызовом сохранению режима, в особенности в условиях высокой неопределенности.

Однако успешная демократизация не происходит сама собой лишь вследствие свержения авторитарного режима. Она становится возможной (но не гарантированной), если и когда важнейшим политическим акторам удается не просто принять новые демократические «правила игры», но и добиться их успешного воплощения в жизнь, – иными словами, эти правила должны стать работающими как с точки зрения предотвращения монополии на власть, так и с точки зрения эффективного управления страной. Принять такие правила и выполнять их удается далеко не всегда. Так, например, одним из результатов украинской «оранжевой революции» стало ограничение власти президента страны и увеличение полномочий премьер-министра. Но разделение функций между ними оказалось слишком размытым, партийная система страны была не в состоянии обеспечить баланс различных политических сил, и в итоге в течение всего периода президентства Виктора Ющенко (2005–2010) украинская политическая жизнь была отмечена острыми конфликтами между ним и премьер-министрами (Тимошенко, Януковичем, и снова Тимошенко), а управление страной оказалось отчасти парализовано. Неудивительно, что этот опыт был признан настолько неудачным, что в 2010 году Украина вернулась к конституционным нормам, которые действовали в стране до 2004 года и служили тогда предметом для повсеместной критики. Тем самым эффекты демократизации Украины, которые были достигнуты в ходе «оранжевой революции», оказались отчасти сведены на нет [247] .