Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма - Александр Владимиров

— С ума сошел? Беседовать с перебежчиком, антисоветчиком?

— Но Остап Бендер.

— У тебя должен быть другой любимый герой — Павка Корчагин. Или хочешь серьезной проработки на комсомольском собрании?

Давид все-таки обернулся. Автор «Двенадцати стульев» так и остолбенел, и только грустно смотрел вслед исчезающим в зелени парка землякам.

А вокруг веселился, шумел не ведающий страха бомонд. Тут могли хулиганить безнаказанно, тень Великого Диктатора спряталась далеко на Севере.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

На дочь убитого Антона Алексеевича Елизавету невозможно было смотреть без содрогания, слезы лились из ее глаз, она их вытирала, а они опять лились. Следователь задавал ей вопросы, но она, казалось, не слышала их, отвечала невнятно, каждое слово ей давалось с трудом. На появление Корхова и журналистов не среагировала никак. Однако Анатолий Михайлович быстро взял ситуацию под контроль. Вначале он выразил девушке соболезнование. Затем, нахмурив брови, продолжил:

— Я возглавляю расследование. Убийство это не первое, так что я должен вас о многом расспросить.

— Меня уже спрашивали.

— Пожалуйста, возьмите себя в руки. Кто-нибудь угрожал вашему отцу?

— Нет. я не слышала.

— А почему в гостинице вы зарегистрировались как муж и жена?

— Это к делу отношения не имеет.

— Позвольте мне решать: что имеет отношение, а что нет.

Новые струи слез покатились по щекам несчастной. Анатолий Михайлович подождал немного, затем спросил более настойчиво:

— Вы не ответили.

— Нам так было удобнее.

— Отец выдает себя за мужа дочери?! Содомия в России запрещена.

— Какая еще содомия? — изумилась Елизавета Антоновна. — Мы не хотели афишировать свой приезд в Старый Оскол.

— Вы от кого-то скрывались?

— Что вы меня мучаете? У меня убили отца, а вы.

— А я хочу докопаться до истины. И в конце концов докопаюсь. Если на сей момент вы не в состоянии отвечать на вопросы, подождем. Но обещаю, что завтра проведу допрос с пристрастием. Не ждите снисхождения. Убивают людей, таких же отцов, у которых остаются дети. Во имя этих детей я, Анатолий Михайлович Корхов, обязан обезвредить и покарать преступника. И я его найду!

— Спрашивайте, — обреченно произнесла Елизавета.

— А я уже спросил.

— Мы приехали сюда на собрание монархического союза.

— Я не слишком искушен в политике, но партия монархистов у нас действует легально. К чему конспирация?

— Видите ли. мы не совсем легальны.

— Как это не совсем легальны? Занимаетесь противоправными действиями? Боритесь против конституции? Тогда вами займутся другие органы. А они, будьте уверены, вытащат из вас все.

— Я не преступница!

— Допустим, только вот в чем проблема: полиция в курсе того, что у нас секретное собрание монархических групп, которые ставят в качестве главной задачи свержение конституционного строя. Знает об этом и преступник. С вашим отцом он уже покончил. Кто следующий на очереди?.. Подумайте, госпожа Грязнова.

Этот полный, страдающий одышкой человек с явно больными ногами, но грозный и прямолинейный, вызывал у Елизаветы Антоновны панический ужас. Она поняла, что все секреты их организации, оказывается, таковыми не являются. Придуманная руководителями маскировка — блеф. Собрания похожи на театральные постановки. Это было вторым потрясением девушки. Она в истерике закричала:

— Да, я ненавижу нынешний порядок! Вместо настоящего двуглавого орла невесть что. Так называемую «Российскую Империю» пожрут либо коммунисты, либо Рейх, либо западные либералы. Места аристократов заняли ничтожества. А мы. мы с отцом даже обращались друг к другу по-иному: возвышенно, благородно!

Она порывалась еще что-то сказать, но не смогла, находясь во власти истерики. Корхов приказал дать ей воды, и, когда девушка успокоилась, стал задавать вопросы, на которые Елизавета Антоновна уже безропотно отвечала. Начальник полиции не спрашивал ее об организации (не его «епархия»), зато об интересующих его фактах выведал все возможное. Грязнова рассказала, что отца просили быть осторожнее, что в городе орудует маньяк, который ведет охоту за неугодными с его точки зрения политическими деятелями. Отец стал опасаться за себя, но более всего — за Елизавету. Из гостиницы выходили только вдвоем, да и то редко.

— Однако сегодня он вышел? — напомнил Корхов. — И один гулял в парке.

— Да, — тяжко вздохнула Грязнова. — Но в стране случилось такое!

— Что?

— Хотят поменять ее название. Теперь у нас будет республика. Правительство уже поставило вопрос перед Государственной Думой. Вот он и пытался отойти от шока, развеяться.

Анатолия Михайловича волновало будущее название страны, но гораздо сильнее он был обеспокоен поиском таинственного убийцы. Поэтому вернул разговор в нужное ему русло.

— Отец не намекал вам, кто может быть этот маньяк?

— Нет. Вряд ли он знал.

— И ваши люди не догадывались?

— Думаю, нет.

— Значит, никаких предположений?

Корхов решил закончить допрос, наверное, решил, что ничего уже здесь не выведает. Он сделал знак журналистам и вышел с ними, Александр с искренним сожалением спросил:

— Опять неудача?

— Все равно найдем, — буркнул Анатолий Михайлович.

— А вы — марш писать! Кстати, о вашей просьбе, Валентина, я не забыл. Как, говорите, зовут вашего отца?..

Корхов попросил соединить его с Москвой, с посольством Российской Империи. Там работал его старый друг Шумаев Виталий Андреевич. Он также начинал как полицейский, но потом перешел на дипломатическую работу. И сейчас являлся Первым советником посольства. На звонок своего приятеля Шумаев отреагировал сдержанно и немного настороженно.

— Ты будто не рад? — буркнул Корхов.

— Рад. Но ведь просто так не позвонишь. Опять пристанешь с какой-нибудь проблемой?

— Да, Виталий, нужна твоя помощь.

— Так и знал.

— Перестань ворчать. Нисколько не изменился. Наоборот, чем дальше, тем становишься капризнее. Эдакий занудливый старикашка.

— Сам статный молодец! Говори, чего надо?

Анатолий Михайлович рассказал про Валентину, что она никак не может дозвониться до дому. Возможно, повреждение на линии. Но.

— Ты ведь знаешь, я не верю случайностям.

— А от меня что требуется?

— Нельзя выяснить, что с этим профессором?

— И как ты себе это представляешь? Если я им заинтересуюсь, как сотрудник иностранного посольства, его ждут большие неприятности. Связь с иностранцами! В СССР за это по головке не погладят.

— А ты зайди к нему как частное лицо. И не говори, что иностранец.

— Ну ладно!.. Диктуй адрес. Ленинский проспект, дом 13. Завтра зайду.

— Сегодня.

— Только не сегодня.

— Именно сегодня. Завтра она возвращается обратно.

— И что?

— Может, ей не стоит этого делать?

— Хорошо, — вздохнул Виталий Андреевич. — Загляну к ним сегодня. Но ближе к вечеру. Сейчас, извини, работы столько!

— Хорошо, вечером. А вообще как дела?

— Вспомнил! Честно? Хреново.

— Что так?

— Обстановка в Европе и мире слишком сложная.

— И у меня в Старом Осколе она не лучше, — коротко ответил Корхов.

Виталий Андреевич надел серый костюм, и теперь — небольшого роста человек в очках, он выглядел неприметно. Никто не обращал на него внимания, пока он добирался до нужного дома. Рядом — небольшой дворик, где резвится детвора, все выглядит чинным и спокойным.

Однако опытный разведчик Шумаев сразу почувствовал, что спокойствие обманчивое. Словно невидимые глаза наблюдали за ним.

Он осторожно обернулся. Женщина в беседке вроде бы читает газету, на самом деле ее взор выхватывает малейшие детали окружающей обстановки.

«Или мне это только кажется?»

Нельзя останавливаться, привлекать к себе внимание. Серый человек в пенсне, больше похожий на «ученую крысу», он прошмыгнул в подъезд. И — новый незаметный взгляд в сторону беседки. Женщина окончательно оторвалась от газеты.

Четыре квартиры на этаже, нужная ему — на четвертом. По лестнице вверх!

Второй этаж. Перегнувшись через перила, Виталий Андреевич наблюдал за входной дверью. Женщина из беседки открыла ее.

«За мной следят? Нет, не конкретно за мной, а за каждым, кто появляется здесь».

Шумаев раздумывал, как повести себя дальше. Если всему «виновник» профессор Репринцев, то он лишь навредит ему и раскроет себя. Но он рискнул, поднялся выше по лестнице.

Третий этаж. Шумаев прислушался: внизу хлопнула дверь и смолкли шаги. Виталий Андреевич вторично подумал, не ошибся ли он на счет той женщины? Вдруг это просто соседка?

Четвертый этаж. Вот и квартира Репринцевых. На стене табличка с фамилией и инициалами хозяина. Шумаев выждал паузу и позвонил.