Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма - Александр Владимиров

Они друг другу не понравились. Не понравились настолько, что ощутили взаимную неприязнь. Кирилл увидел в глазах Валентины острый ум, смелость, нежелание признавать авторитеты. Такая не станет, не задаваясь вопросами, отдаваться борьбе за идеалы пролетариата. Валентине же показалось, будто на нее вылили целый поток лжи. А ведь он практически не сказал ни слова, только поздоровался.

Но ложь. она в механических движениях, повороте головы, прищуре глаз. Он напомнил Валентине старосту с параллельного курса Фому Обноскина. Когда в одной из газет опубликовали его небольшую статью, Репринцева насчитала там восемь ссылок на Маркса, на одну меньше на Энгельса, и по десятку на Ленина и Сталина. Сплошной цитатник! Чуть позже на университетском диспуте Валентина спросила у Фомы, а хоть одно его слово в материале имеется? Обноскин возмутился, заявил, что «товарищ Репринцева не правильно понимает роль советского журналиста».

И вот теперь перед ней еще один Обноскин.

— Товарищ Репринцева собирается вместе с нами на экскурсию? — голосом Фомы поинтересовался Кирилл.

— Я Валентину уговаривала, но она заявила, что у нее другие планы, — поспешила вставить Надежда. Любишь, не любишь Прошкина, дело они делают одно.

— Совсем отбилась от коллектива! — потряс кулаком джигит.

— Жаль, очень жаль, — на непроницаемом лице Прошкина промелькнула едва заметная ирония.

«Нет, не похож он на Фому, — решила Валентина. — Тот хоть и карьерист, но полный дурак. Прет напролом. А этот себе на уме. Возможно, и компартия ему нужна для каких-то личных целей».

— Валя хочет написать статью о преступлениях в Старом Осколе, — осторожно встал на ее защиту Давид. — Она нам рассказывала, что у вас убили актрису. Она была коммунистка?

— Нет, — медленно протянул Прошкин.

— Хотя бы сочувствующая?

Давид достал Кирилла, тот решил поменять тему. Однако Валентина — тут как тут. Коровин ускользнул от ответа, может из Прошкина удастся что-нибудь вытянуть?

— Вчера я разговаривала с Андреем, он пообещал интересные факты насчет Федоровской. Разве вы не в курсе этого?

— Нет.

— А вы были с ней знакомы?

Небольшое замешательство, Прошкин словно раздумывал, как лучше ответить? И Валентине сразу стало ясно: был!

— Я приходил к ней на спектакль. Хотел взять интервью для нашего издания.

— У вас же нет издания?

— Почему? Выходит боевой листок: «К победе коммунизма!». Нерегулярно — средств не хватает, но выходит.

— Она дала интервью?

— Отказалась, когда поняла, что мы критикуем буржуазное искусство.

— И все?

— Все!

— Буржуазное искусство нужно не критиковать, а уничтожать, — убежденно заявил Рустам. — У нас до сих пор носятся с разными Пушкиными, Чайковскими.

— Пушкина очень любит Иосиф Виссарионович, — оборвала его Надежда.

— Я не Пушкина имел в виду, — поправился Рустам, — а этого. Неважно. Пушкин был настоящий джигит.

— Какой он джигит? — не выдержала Репринцева.

— Как какой? Он же родился на Кавказе.

— Не родился, а просто побывал там.

— Хи-хи-хи, — засмеялся Давид. — На самом деле он был не кавказец, а еврей. Его деда звали Абрамом.

— Не деда, а прадеда. И не еврей, а абиссинец. Я понимаю, Рустам у нас национальный кадр, послан учиться по направлению из аула. Но у тебя, Давид, семья считается образованной, интеллигентной. Как не знать такого?

— Вы антисемитка? — Прошкин пытался уйти от опасной для него темы о Федоровской.

Вот тут он дал маху. Валентина увидела в его вопросе, тоне, которым он был задан, классический прием провокаторов. Стоит с ними начать серьезную дискуссию, как они сыплют традиционными фразами, типа: «Вы сомневаетесь в правильности политики нашей партии?», или «Вы уклонист, не понимаете, что происходит?», обвиняют тебя в любых грехах. Тогда Репринцева пошла напролом:

— Я так и не получила ответа на свои вопросы.

— Разве? — криво усмехнулся Прошкин.

— У меня ощущение, что и вы, и Коровин знали Федоровскую. Только почему-то скрываете этот факт. Хочу написать материал, а ваш руководитель всячески отговаривает, не советует лезть в это дело. Убийство ведущей актрисы! Позор для капиталистической системы, надо кричать, разбираться, как и в последующих убийствах. И вдруг!..

— Мы не следователи, а политические деятели, — ответил Прошкин, для которого слова Репринцевой казались хуже плетей.

Но девушка не сдавалась. Может то, что она сейчас скажет, лишь ее фантазии, но она скажет!

— Зинаида Петровна была замешана в нехороших коммерческих махинациях. Не связаны ли и вы с ними?

— Как вы смеете?!.. Обвинять партийного секретаря. В таком деле. Антикоммунистическая провокация. Причем безосновательная. — Чуть-чуть, и он задохнулся бы от возмущения.

«Попала в цель!» — догадалась Валентина.

— Партийный секретарь не есть лицо неприкосновенное. Сколько их сегодня в СССР привлекают к суду? Почему же вы себя и Коровина ставите над партией, товарищ Прошкин?

— Ну, знаете. Вы за эти слова ответите!

— И вы, — Валентина вошла в игру, из которой не хотела выходить. — Я сообщу о вашей, мягко говоря, странной позиции куда следует.

— Пожалуйста, — спокойно ответил Кирилл, хотя руки его предательски задрожали.

Давид и Рустам открыли рты, не понимая сути этой неожиданной схватки. Зато Надежда ощутила настоящую радость. «Молодец, Валька, здорово врезала ему!»

Неизвестно, чем бы все закончилось, но в дверь постучали, и с огромным букетом цветов появился Горчаков. Надежда обмерла от зависти, у Рустама загорелись глаза: «Молодец, джигит!», зато Давид грустно опустил голову: «Разве мне тягаться с таким». Лишь один человек встретил Александра с откровенной враждебностью, злобно фыркнул, отвернулся. Понятно, что это — о Прошкине.

Валентина представила своих товарищей из Москвы. Надежда кокетливо хихикнула, Давид протянул мягкую, почти женскую ручку, зато Рустам вцепился «джигитским» рукопожатием. Дошла очередь до Прошкина.

— А это?..

— Не надо, Валя, я его прекрасно знаю.

— Я тоже, — Прошкин демонстративно разговаривал с Горчаковым, повернувшись в пол-оборота.

— В классе ему частенько от меня доставалось. Помнишь, Кирюша, мои тумаки?

— Подожди! Скоро вы, князья, получите тумаки покрепче. Как в СССР!

Валентина заметила, что, несмотря на цветы и улыбки, Александр находился не в лучшем расположении духа. Что-то случилось?.. Ее догадки быстро подтвердились.

— В городе какое-то новое ЧП. Справа от гостиницы сквер. Когда я шел к тебе, то увидел полицейских. Толпился народ.

— Ты не узнал, что там? — удивилась Валентина.

— Не желаю работать без своего партнера. Сейчас сходим и узнаем.

— И мы с вами! — вскричал Рустам.

— Обязательно, — добавил Давид.

— Товарищи, у нас экскурсия. — пытался втолковать Прошкин. Однако быстро понял, ничего с экскурсией не получится. Живая история волновала ребят гораздо больше, чем полумертвая.

Все вместе они покинули гостиницу и двинулись в сторону сквера.

Народу набежало много, но в сквер никого не пускали полицейские. В толпе слышалось:

— Горло, говорят, перерезали.

— Убитый — солидный мужчина.

— Раньше ночью убивали, теперь средь бела дня.

— Полиция ничего не может. Гнать в шею начальника!

— Страсти какие! Из дома не выйдешь.

«Перерезали горло! — подумал Горчаков. — Значит опять тот же убийца?!»

Он сразу припомнил свое появление у дома Федоровской. Тогда все только началось! И когда же закончится?

Оставалось дождаться появления Корхова. А вот и он идет, грозно осматриваясь и чертыхаясь. Александр начал пробиваться к нему:

— Анатолий Михайлович!

Полиция стала его теснить, однако Корхов дал команду: «Пропустить!», Горчаков подхватил под руку Репринцеву и устремился к нему.

— Опять? — спросил Александр.

— Опять, — раздраженно бросил Анатолий Михайлович.

— А это кто?

— Валентина Репринцева из Москвы. Я вам рассказывал о ней. Помогает проводить журналистское расследование.

— Коммунистка, значит.

— Комсомолка! — с вызовом ответила Валентина.

Корхов окинул ее долгим, внимательным взглядом, будто что-то решал для себя. Репринцева смутилась. Александр спросил:

— Тот же самый убийца?

— Похоже. Почерк один.

— Убитый там?

— Да. Работают наши криминалисты. Хотите взглянуть?

Старый Лис спросил это с хитринкой. Он надеялся, что кто-то из журналистов обязательно откажется. Девушка так точно. Но все произошло наоборот. Александр тут же сказал: «Хочу», и Валентина молча кивнула. Корхову пришлось проводить их к месту преступления.

Мужчина сидел на скамейке в позе не испуганной, скорее удивленной. Неподвижные глаза застыли на смотрели в упор на подошедших. Валентина задрожала, отвернулась. Александр пытался строить из себя героя, вроде глядел на убитого. На самом деле он видел что угодно — парк, скамейку, но только не сам труп.