Золото Каралона - Александр Цуканов

Они поняли по его голосу: что-то пошло не так. Видимо, не хватило бикфордова шнура, а лезть за новым Толик не захотел. Крикнул: тяните быстрее! Едва выскочив из шурфа, гаркнул – бегите! А сам кинулся за полевой сумкой, поскользнулся, упал. Метров двадцать отбежали, когда сзади громыхнуло. Осыпало градом земли и камней.

Толик лежал у шурфа на боку, он успел отбежать немного, зажав в руке офицерский планшет. Один из камней проломил ему височную кость.

Начальник по режиму долго и нудно терзал, искал злой умысел, пугал новым большим сроком. – Разве найдешь, начальник, там, где ничего не положил.

– В БУР захотел!.. – вот и весь разговор

За это время в геологоразведку набрали новых людей. Цукана отправили на промывку золота. Тут либо на пробуторе стоишь с лопатой, либо бегаешь с тачкой, а если поставят на смыв, так это большая удача. Пайка от выработки. Бригадир здоровущий мужик, из бывших воров, сменивший масть, носил кличку Киря. Бил зеков в полсилы и только откровенных филонов. Правда, однажды молодого парня, укравшего портянки, измочалил жестоко. Он требовал кубы с каждого, при этом следил, чтобы кухнари не борзели, бригаду не обжимали. Свою пайку отдавал помощнику и ее делили на всю бригаду поровну. Киря питался отдельно в отгороженном закутке, белый хлеб на его столе не переводился.

На съем золота обычно приходили втроем: нарядчик Сушенов, Киря, солдат-вохровец, которого тут же усаживали к костру с кружкой чая. Цукан, как сторожил бригады, снимал в тот день с промприбора резиновые коврики, смывал поочередно в лоток. Он дорабатывал шлих, когда услышал громкий спор рядом с пробутором.

– Если больше ста граммов, то возьмем половину…

– Да ты озверел! – возражал нарядчику Киря.

– Мне завтра карточный долг отдавать, – нажимал голосом и делал зверское лицо нарядчик. – Мне через месяц на волю. Я договорился с начальником, что ты заменишь меня… А нет, могу передумать.

Цукан знал, что они тырят золото, но чтобы половину намытого всей бригадой – это беспредел. Но вмешиваться бессмысленно, себе дороже. Молчком передал отмытый шлих Кире, за что получил кружку с остатками чифиря, который если подмолодить кипятком, то вполне добрый чай, который после возни с лотком в холодной воде первейшее дело.

Утром пропал бригадир. Все решили, что он «сделал ноги», как это происходило с расконвоированными. Но через день стало известно, что Кирю с нарядчиком прихватили на перепродаже золота начальнику больницы Селимскому. Доктор на Удалом отбывал срок, а когда освободился, стал жить на краю поселка в отдельном домике, построенном зеками. У Селимского не переводился спирт, а главное он имел свободный доступ на кухню… О чем знали все, включая начальника лагеря, которого тоже вскоре отдали под суд. Можно воровать сахар, спирт, масло, убивать зеков, но золото – нет, это священное народное достояние.

Больше тридцати лет прошло, а память услужливо подсказала фамилию доктора, кличку бригадира. Утром перед началом работы, он кинул в спины рабочих:

– Киря, постой!

Теремирин обернулся.

– Странная у тебя кличка?

– В хабаровской пересылке нарекли…

Какое-то время смотрели друг на друга в упор. Теремирин пытался вспомнить, где пересекался с начальником. Цукан тоже молчал. Киря – облысевший, заматерелый мужик, не растерявший былой взгляд на руках, чтобы отбить удар кулаком снизу, как научил это делать когда-то Бурханов.

– Не выгоняй, начальник! Не знаю, что имеешь против меня. Но с прошлым завязал. Подвоха не будет.

– Принято. Работай.

На участке мыли золото три бригады. У всех примерно равные условия, техника, но бригада Журавлева, где прижился бывший ссученный вор Киря, каждую смену делала съем золота больше остальных. Теремирин с неторопливой медвежьей валкостью оказывался в нужном месте: отгребал галю с нижнего концевого лотка, умело слесарничал, когда передвигали вашгерд на новое место, подменял заболевшего бульдозериста.

Месторождение на ручье Игуменский начали отрабатывать во время войны. При залегании россыпи свыше шести метров разработку вели подземным способом, выбирали участки со средним содержанием золота свыше четырёх граммов. Весной, когда сошел снег, Цукан вместе с горным мастером поднялся по распадку мимо мертвых корпусов шлихообогатительной фабрики к старым порталам. Нашел в середине шахтного поля вертикальный ствол прямоугольного сечения: три метра на два, обсаженный деревянной крепью на стойках. В стволе всегда одно отделение скиповое – для подъёма золотоносных песков «на-гора», спуска в шахту леса, оборудования, материалов и второе – лестничное, для прохода людей.

Заранее надел каску с закрепленным на ней фонарем, начал осторожно спускаться вниз. Ступени трещали, и сердце частило и думалось о хорошей длинной веревке, но все же он продолжал ползти вниз, пока ступени держали его вес. Здесь у ствола всегда нарезали небольшой рудный двор для хранения оборудования и материалов. Летом кровля крепилась деревом, а зимой мёрзлые породы надёжно защищали от обрушения. Ствол шахты находился на три метра ниже основного горизонта горных выработок, образуя «зумпф» для размещения скипа, в котором пески выдавались наверх. Теперь там стояла вода.

От ствола вдоль россыпи просматривался штрек, шириной три метра и высотой в малый человеческий рост. Цукан немного прошел вперед и вскоре у бокового края увидел вертикальные шурфы, служившие для вентиляции горных выработок и спуска леса, предназначенного для крепления очистных выработок стойками. Проветривали шахту летом вентиляторами, а зимой за счёт большой разности температур в шахте и на поверхности. Эти правила установили с давней поры и они не нарушались даже при дальстроевской потогонной системе.

Впереди каменный обвал перегораживал штрек до половины. Цукан вспомнил, как лазил здесь на карачках с примитивным светильником и таскал тачку, а Николай Маркелов в тот год работал бурильщиком. Всю смену в руках перфоратор ударно-вращательного действия. Зимой и летом из-за разности температур измельчённая горная порода, увлекаемая потоком воздуха, летела из скважины в лицо Николаю, покрывая его коркой грязи и пыли, словно черная маска, что давало повод шутить: «Отелло, где твоя Пездемона?» Работа бурильщиков ценилась, Николай получал питание по высшей категории, достаточное для такой тяжёлой работы, но не было разнообразия, поэтому витамины добирали весной по распадкам. И силикоз он себе заработал в этой шахте.

Наносные породы колымских россыпей содержали крепкие валуны, а коронки для буровых штанг, армированные титановыми наконечниками, оказались в большом дефиците. Перфораторы заменили на электросвёрла. Стальные буры быстро тупились. Бесконвойные зэка их постоянно таскали в кузницу для заточки, иногда буры приносил вольнонаёмный горный мастер.

Таскать тачку в стволе шахты тяжело и опасно из-за торчащих над головой кусков породы, поэтому Цукан при первой же возможности напросился забутовщиком к опытному взрывнику, рассказав басню, что