Под знаком розы и креста - Владимир Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что же тогда вам кажется важным?
– Замысел Елизаветы выйти за Семена Ясеня замуж не осуществился. Но человеческие отношения между ними сохранились. Может, она еще не разуверилась, не потеряла надежду. Вот и помогла ему выбрать наиболее подходящий момент для разговора с матерью. Дальше уже чистые домыслы пойдут, но я их все равно выскажу. Ее двоюродный брат и все наши разговоры про возможный подлог с наследством вот чем меня озадачили. Слишком быстро Барсуков это все затеял. А ведь трюк этот непростой, тут так с ходу не сообразишь.
– Вы намекаете, что наследство было организовано намеренно?
– Да, вы же сами говорили, что нужно очень многое знать, а в нашем случае все намного проще, многое нужное знает Елизавета.
– Хорошо, нарисуйте свою версию происшествия.
– Барсуков искренне любит свою сестренку, заботится о ней. И она говорит с ним обо всем откровенно. Появление Семена Ясеня господин Барсуков воспринимает как возможность чем-либо вынудить его к женитьбе на Елизавете. И смерть Людмилы Станиславовны тут очень подходящий повод, если все верно рассчитать. Удастся спровоцировать Семена на убийство, его будет возможно шантажировать. Нет – есть возможность провернуть давно задуманную аферу. Может, и то и другое выйдет, ведь неизвестно, каково завещание, а так и деньги покойницы окажутся в их руках.
– И появление кинжала тогда находит свое объяснение, – закивал Осип Иванович.
– Верно, хоть оно при этом в пользу Семена говорит. Кинжал не орудие убийства, но весь в крови. Вывод – вымазали специально, заранее готовили улику против Семена. Шантаж не удался, уж не знаю отчего, да и на данный момент нам это неважно, улика и всплыла! Вот только просчитался здесь преступник.
– Эх, знать бы еще, куда этот Ясень запропастился?
– А ты сам, Осип, куда подался бы, узнай, что после вчерашнего твоего прихода в дом там человек был убит?
– Уехал бы куда подальше и дрожал от страха. Но его безденежье вскоре из норы выгонит. Да и соображать он начнет, что далеко не все против него. Будем надеяться, что случится это скоро и у него достанет мужества пойти в полицию. Дарья Владимировна, вы нас еще чем-то сегодня потрясете или это все?
– Не все. Штабс-ротмистр Ковалев и господин Фролов… Забыла о них рассказать, кто они такие.
– И не нужно, – заявил Никанор Андреевич. – Знакомые имена, пусть Осипу и в меньшей степени, чем мне. Ковалев слыл до недавнего времени самым толковым в охранке из молодых, но что-то у него не заладилось. А Фролов этот в своем деле самый наилучший. Простите, что перебил.
– Вчера Фролов следил за тем человеком, что следил за мной, и тот вывел его на морг при Первой градской больнице. Я сообщила приметы человека с могильным запахом, мне обещали уже сегодня с утра установить его личность и проследить. Очень может быть, что он выведет их на самые важные фигуры в этой игре. И самое наипоследнее. Вы, Осип Иванович, были правы, ордена масонов и розенкрейцеров тут абсолютно ни при чем, сейчас мы можем быть в этом уверены. Слышала это из первых уст.
– Ося, а не задаром ли мы с тобой наш хлеб едим? – засмеялся Никанор Андреевич.
– Просто мне очень везет, – отмахнулась я от неприкрытого комплимента.
– Ты вот что, Осип, – сказал очень серьезно сыщик, – Тимофея от Первой градской отзывай немедля. Хочешь, так я сам его там сыщу.
– Правильно, так и поступим.
– И приставь его присматривать за Дарьей Владимировной. Покуда сам Фролов это делал, можно было быть за нее спокойными. А тут лишние глаза и руки не помешают.
– И тут я с вами согласен. А вы, Даша, что намерены делать?
– Заеду на телеграф, дам Пете телеграмму, что он гений. А после домой, уроки делать. Дело далеко до завершения, но если засада в казначействе сработает, то мы Михаила Юрьевича сумеем от всех обвинений спасти. А если еще и на след убийцы Ковалев с Фроловым выйдут – будет вообще распрекрасно. Так что я вполне заслужила тихо заняться своими делами.
– А я уж навещу тот трактир, где встречали милого господина по кличке Трупоед, – сказал, допив свой коньяк, Никанор Андреевич. – Вдруг повезет, так мы с вами и хваленых Ковалева со Фроловым обскачем.
37
Никанор Андреевич вышел первым.
– Ну как вам новый знакомый? – спросил Осип Иванович.
– Умен и, кажется, начитан больше, чем часто бывает с сыщиками. И вообще необычный человек.
– Ваша правда, весьма необычный. Одна его дружба с моим отцом о многом сказать может. Нечасто сыщики водят знакомство с адвокатами, а наоборот, еще реже случается. Ох, кажется, я сказал несуразицу. Но, впрочем, неважно. Давайте я вас провожу до выхода.
– Это вы за меня опасаетесь? Но меня там дожидается Иван Фролович.
– Вот я и гляну, на месте ли он.
Иван Фролович само собой был на месте. Мы распрощались с адвокатом, и я, усаживаясь в коляску, спросила:
– Не замерзли?
– Да с чего бы? Зимы как не было, так и нету. Не лето, конечно, но не холодно.
– Тогда давайте заедем на телеграф.
– На какой изволите?
– Лучше на Мясницкой, там попросторнее.
В помещении телеграфной конторы на Мясницкой улице оказалось не только просторно, но и малолюдно. Так что ждать мне не пришлось, написала несколько строк и подала свое сообщение в окошечко. Пока телеграмму проверяли и обсчитывали, я огляделась. То есть не стала вертеться и озираться по сторонам, а всмотрелась в отражение в стекле. Сначала в свое отражение, что и со мной случается не так уж редко, а после и во все, что творилось вокруг. Вот отворилась дверь, и вошел мужчина в армейской бекеше[75] и фуражке. Уверенно прошагал через залу, но подошел не к свободному окошку, а встал за мной. Мне это очень не понравилось, но все произошло слишком быстро, притом было слишком мало поводов для подозрений, вот и пришлось, замерев на месте, почувствовать, как в мой бок что-то уперлось.
– Тихо, сударыня! Тихо, – проговорил мужчина. – Догадываетесь, что вам под бочок уперлось, или подсказать?
– Револьвер системы «наган» на семь патронов с автоматическим переводом барабана, – тоже вполголоса ответила я, чуть повернув голову, но не оборачиваясь.
Не знаю, какого от меня ждали ответа, но уж точно не такого. Тем не менее человек, спросивший меня, не растерялся.
– Взведенный и заряженный, забыли добавить, – сказал он. – Но в целом верно. И раз вы такая понятливая, то поймете и то, что вам очень повезло. Вы зашли в помещение, которое мне хорошо известно, а то пришлось бы вам нанимать нового кучера.
– Я расплачусь?
– Это само собой, нам с вами лишнее внимание ни к чему, так что убегать, не рассчитавшись, не станем.
Я достала кошелек и расплатилась за телеграмму, забрала квитанцию и положила ее в кошелек. И шагнула от окошечка. Бежать у меня и в мыслях не было. Была мысль попытаться выхватить револьвер, но не было никакой уверенности, что это удастся сразу, а тут как назло еще и несколько человек в зале телеграфа появились. То почти пусто было, а то понабежали! Не ровен час, в кого из них пуля попадет, недаром этот тип намекал на нашего кучера, что тому могло сильно не поздоровиться, если бы меня стали похищать на улице. Так что этому невысказанному впрямую обещанию начать стрелять без всякого предупреждения я поверила сразу и безоговорочно.
– Вон туда, вправо к двери, что во внутренние помещения ведет, – подсказали мне.
Пришлось шагать, куда приказано.
– Открывайте смелее и спокойненько шагайте прямо по коридору до выхода во двор.
Так мы и добрались до двора. Посреди него стояла карета. Не специальная почтовая, а обычная, с наглухо закрытыми занавесями окошками. На облучке сидели еще два мужчины, вид которых мне сильно не понравился. Один из них соскочил и бросился отворять дверцу. Но не с той стороны, с которой мы подходили к карете.
– Обходите. С той стороны сядем. Залезайте.
Я залезла и села на заднюю скамью. Мой похититель уселся рядом, а не напротив, как я того ожидала.
– На всякий случай, чтобы не вводить вас в искушение бежать, а то с вас станется на ходу прыгать. Та дверца, возле которой вы сидите, не открывается вовсе. А с этой стороны отворяется лишь снаружи.
Дверцу как раз захлопнули, щелкнул пружинный замок. Было слышно, как человек, ее затворивший, взобрался на место рядом с возницей. Карета тронулась и через распахнутые ворота телеграфной станции выехала на Мясницкую улицу и повернула вправо, в сторону Лубянки. Некоторое время я еще могла себе представить, где мы и в каком направлении едем, но карета раз за разом совершала повороты то вправо, то влево, а в кособоких московских переулках даже понять, полностью сделан поворот или это карета просто приняла немного в сторону, было сложно. В Петербурге, где в центре улицы не столь путанны, мне могло бы и удастся просчитать путь, по которому меня везли, да и то лишь в хорошо знакомых районах. Впрочем, переживать по поводу того, что я быстро «заблудилась», я не стала. В любом случае это будет иметь смысл, лишь когда мне удастся выбраться. А вот выбраться возможности я не видела.