Веди, княже! - Андрей Серба

— Друнгарий, впереди по курсу мель, — сообщил капитан дромона. — Еще немного — и мы сядем на песок. Такая же мель справа и слева от нас.

— Отправь хеландию проверить дно вдоль берега, — приказал друнгарий. — Всякая мель где-нибудь да кончается.

— Хеландия только что вернулась с разведки, — ответил капитан. — Слева мель заканчивается в десятке стадий от места, где ведет бой спафарий, справа ей нет конца. К берегу могут подойти лишь легкие хеландии, для дромонов пути дальше нет. Жду твоего решения, друнгарий, — почтительно закончил капитан.

Друнгарий задумался. Приставать к берегу всеми кораблями в десятке стадий от нужного места не имело смысла, точно так же бессмысленно было посылать для спасения остатков легиона одни хеландии. Помимо малой вместимости они были беззащитны перед ливнем стрел и дротиков, которыми их, без всякого сомнения, встретят с берега славяне. Не говоря уже о том, что лишенные поддержки могучих дромонов с их «греческим огнем», хеландии легко могли стать добычей стремительных русских ладей, готовых появиться в любой миг из какой-нибудь укромной, неизвестной византийцам бухточки. Тогда в гибели имперских войск обвинят не спафария, потерявшего вначале в горах конницу и терпевшего теперь поражение на побережье, а его, друнгария, который якобы не смог спасти на кораблях остатки войск и способствовал этим их полному уничтожению.

Нет, он не позволит сделать из себя козла отпущения! У него есть приказ протовестиария Феофана лишь наблюдать за русскими ладьями, сообщая об их передвижениях спафарию, и в случае необходимости осуществлять связь по морю между отдельными частями подчиненных Василию войск. Однако никто не приказывал ему рисковать кораблями, следуя сомнительным распоряжениям ничего не понимающего в морском деле спафария.

Впрочем, вряд ли Василий понимает что-либо толком и в войне на суше! Ведь не он умело выбрал место для кипевшего сейчас на побережье боя! Сражение именно в этой долине наверняка навязали ему славяне, знавшие об имевшихся в море больших отмелях и решившие лучше лишиться в битве козыря — превосходства в коннице, зато надежно отрезать византийцам путь к бегству морем, заодно полностью обезопасив себя от действий вражеского флота. И он, друнгарий, не собирается исправлять ошибки спафария, рискуя навлечь вместо Василия на себя гнев императора за столь плачевно закончившийся поход и гибель всех сухопутных войск.

Друнгарий отвернулся от берега, взглянул на капитана.

— Мы бессильны чем-либо помочь спафарию, зато легко можем погубить корабли, сев в спешке на мель и подвергнувшись затем нападению ладей русов. Прикажи ставить паруса и уходить в открытое море…

Увидев удалявшиеся от берега корабли, многие легионеры стали бросать оружие и сдаваться. Признавая над собой полную власть победителей, они с отрешенным видом садились на песок, закладывали руки за голову. Положение византийцев давно было критическим: их войска на пригорке потерпели полное поражение, а на пути пробивавшихся к морю когорт встал надежный заслон из резервных сотен воеводы Любена. Только надежда на видневшиеся в море паруса своих кораблей еще вселяла в сердца уцелевших легионеров веру в спасение и заставляла бешено рваться к воде. Сейчас исчезла эта последняя надежда, и солдаты не видели смысла в дальнейшем сопротивлении, результатом которого могла быть лишь их неминуемая гибель.

Только небольшая группа византийцев, сгрудившись вокруг спафария, продолжала сражаться с окружившими их славянами. С залитым кровью лицом, с изрубленным в щепы щитом сотник Брячеслав врезался в гущу последних защитников Василия. Разметав прикрывавших спафария легионеров, русич остался с ним лицом к лицу.

— Держись, ромей! — прохрипел сотник, обрушивая на щит византийца столь сильный удар, что тот едва удержался на ногах.

Когда-то спафарий был прекрасным воином и смело мог померяться силой и умением владеть мечом с любым противником. Однако возраст и достигнутое высокое положение все реже заставляло его брать в руки оружие, поэтому Василию было явно не по силам выдержать поединок с опытным, гораздо лучше подготовленным физически русичем. Еще несколько точных, сильных ударов славянского меча, и клинок спафария, описав дугу, далеко отлетел в сторону, а Василий, упав на колени, с мольбой протянул к Брячеславу руки.

— Рус, пощади! Я уплачу любой выкуп!

— Пощадить? — вскричал сотник. — Нет, ромей! Ты умрешь на этом месте! — И полочанин занес над Василием меч.

Опустить клинок Брячеслав не успел — подскочивший воевода Бразд перехватил его руку.

— Сотник, ромей твой пленник. Согласно нашим обычаям ты волен сделать с ним все, что пожелаешь, — сказал он оторопевшему от неожиданности полочанину. — Но исполни, если можешь, мою просьбу — продай ромея мне.

Оправившийся от удивления Брячеслав вложил меч в ножны, вскинул голову.

— Воевода, я — русич и не торгую людьми. За кровь тысяцкого Микулы я собирался отдать Перуну жизнь главного из ромеев. Но ежели он тебе нужен, прими его от меня в подарок. Держи.

С этими словами Брячеслав толкнул Василия сапогом в спину, и тот распластался перед воеводой на песке. Перешагнув через спафария, сотник направился к морю, в котором славяне смывали с себя кровавые следы закончившегося сражения.

— Вставай, спафарий, — приказал Бразд Василию. Когда византиец, шатаясь, поднялся на ноги, воевода холодно продолжил: — Василий, недавно я говорил, что судьба воина на редкость переменчива. Думаю, сегодня ты убедился в этом. Знай, я не забыл твоего гостеприимства, проявленного несколько дней назад, и намерен сполна уплатить за него. Ты свободен, спафарий Нового Рима. Но чаще моли своего Христа, дабы он спас тебя от новой встречи со славянским мечом. Прощай…

10

Лучи заходившего солнца освещали стоявших на берегу моря два десятка варягов. Обвязанные окровавленными тряпками, опираясь на секиры и копья, они являли собой все, что осталось от трехсот викингов Индульфа, совсем недавно высадившихся на этом берегу. Сам сотник в измятом ударами шлеме и разрубленных в нескольких местах доспехах, с рукой на перевязи виднелся впереди своих воинов. У его ног со связанными за спиной руками валялся Фулнер.

Неудавшийся ромейский центурион шел на прорыв с когортами спафария Василия и сражался возле него до конца. Взятый в плен, он пытался выдать себя за обыкновенного византийца-легионера, однако был разоблачен и оказался в руках соотечественников-победителей. Сейчас его бывшие товарищи, против которых он только что сражался, пришли на берег моря, дабы совершить над изменником божий и людской праведный суд.